В № 4 “Нового мира” за 1999 год опубликованы краткие воспоминания А.И.Солженицына о Варламе Шаламове, а также его реплики по поводу моей публикации “Из дневников” В. Шаламова (“Знамя”, 1995, № 6) и републикации их в “Шаламовском сборнике” (вып. 2, Вологда, 1997) с моим послесловием.
Кое-какие места воспоминаний Солженицына хотелось бы прокомментировать истины ради. Итак, следую по тексту Солженицына.
Солженицына “художественно не удовлетворили” рассказы Шаламова. Это не удивительно, он писатель традиционный и “новой прозы” Шаламова, движимой совсем иными художественными средствами, понять не мог. Что ж, и в толпе голых людей, гонимых к печам Освенцима, Солженицын стал бы искать и описывать “характеры”? А Колыма была не лучше Освенцима: “Цвета глаз, — писал В.Шаламов, — ни у кого не было”. 1938 год, пятидесятиградусный мороз, голод, побои, расстрелы, работа по 14 часов, закостеневшие по ручке кайла руки, цинга, кровь и гной, текущие из незаживающих ран... Шаламов нашел адекватный литературный стиль для изображения этого ада. Кто не знал этого кожей, нервами, остатками мускулов, тот не может писать об этом.
Не помню, кстати, чтобы я когда-либо утверждала, что все герои “Надгробного слова” — сам автор. Он мучится их мукой, умирает их смертью, но в этом рассказе герои имеют даже столь желанные Солженицыну “характеры”, вернее, эпитафии.
Мнение Шаламова о сравнительной ценности поэзии и прозы, так однозначно высказанное Солженицыным, нельзя понимать так узко. Ведь и проза Шаламова — это “новая проза”, это проза Поэта (ритм, символы, радар-душа автора)[1], одно из значительнейших литературных явлений второй половины XX века.
Относительно отказа Шаламова от сотрудничества с Солженицыным — это так понятно при разности их характеров, творческих принципов, жизненного опыта.
“Почему я не считаю возможным личное мое сотрудничество с Солженицыным? Прежде всего потому, что я надеюсь сказать свое личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого, в общем-то, дельца, как Солженицын”[2].
А. И. Солженицын, безусловно, великий стратег и тактик, а Шаламов — всего лишь великий писатель.
Опять распинает Солженицын историю письма в “Литгазету” 1972 года, при этом забывая собственные многочисленные тактические “облегчения” своих произведений. В разных войнах они участвовали: Солженицын — с советской бюрократией, Шаламов— с мировым злом. И с Хиросимой, и с Освенцимом, и с растлением людей, переползающим лагерные колючки (“лагерь — мироподобен”).
Он говорил: “Пешкой в игре двух разведок я быть не хочу”. И яростно возмущался, что его рассказы используются на Западе малыми дозами как оружие политической борьбы.
Он сражался на другой войне. Даже милая молодая исследовательница из Австралии Е. Михайлик поняла это: “Рассказ „Ягоды” написал человек, сражавшийся при Армагеддоне и знающий, что мертвые не восстали”[3].
ЦРУ Шаламова столь же мало привлекало, как и КГБ. Из “Записок аутсайдера” Владимира Аллоя[4] мы узнали, что А. И. Солженицын даже устраивал дотации “Ymca-press” от некоего секретного ведомства США. Подобные контакты не считал допустимыми для себя Шаламов. Он не хотел обслуживать ничьи политические игры. Весь был в литературе, искусстве.
О принятых Солженицыным деньгах. Шаламов имеет в виду, конечно, не гонорар. Это — деньги за “пророческую деятельность”, которые идут “не из-за границы”, как заверял Солженицын. Шаламов считал, что уж ежели имеешь претензию быть пророком, денег брать нельзя, они связывают твою свободу и посягают на твои слова.
И наконец, “прямой навет” (мой) о совете Солженицына Шаламову не посылать рассказы на Запад, ибо без религии они там не пойдут.
Увы, должна подтвердить, что запись Шаламовым этой беседы относится именно к А.И.Солженицыну. Даже слова “для пользы дела” вставлены в речь собеседника Шаламова. Варлам Тихонович не раз рассказывал мне об этой беседе. Меня еще тогда поразил парадокс: Шаламов, неверующий, оскорблен столь практическим использованием религии. Религию он чтил как самый совершенный нравственный пример. А Солженицын...
И как недостойно звучит лживый намек: “уже безумноватые глаза”. Пронзительным, проницательным и ясным был всегда его взгляд, пока он не ослеп, но это было в 1981 году, а Солженицын, по его словам, видел Шаламова в 1965 году последний раз. Человека, в том числе и Солженицына, он видел насквозь.
За “благополучный Вермонт” прошу прощения. Но до нас дошло в печатном виде именно оттуда известие о смерти еще живого бывшего “брата”.
Нет, никогда, нигде и ничего доброго не сделал Солженицын для мученика, но Шаламов сам словом победил ад лагерей и, надеюсь всей душой, обрел бессмертие.
Дорогие читатели, “Новый мир” согласился лишь однажды предоставить мне краткое слово. Поэтому прощаюсь с вами в надежде, что найду среди вас почитателей Варлама Тихоновича, лучшего из людей, которых я знала.
И. СИРОТИНСКАЯ.
Как может архивист, представив публике из архива лишь “разрозненные записи”, напечатанные в неизвестном порядке, — перетолковывать их произвольно, со ссылкой на устные — к тому же годами позже — разговоры с Шаламовым?
Я уже ответил: не только не было никогда, но и быть не могло, чтобы я “черкал” рукописи Шаламова да еще говорил с ним “наставительно”. Разговор о том с непоименованным собеседником Сиротинская бездоказательно, но упорно пытается приписать мне.
Характерна нынешняя ее оговорка: слова “для пользы дела” — “вставлены” в запись разговора. Вставлены — кем? когда? и — с какой целью? Вставлены — во всяком случае тщетно, не достигая замысла: ибо “для пользы дела” и вообще было расхожее советское выражение, а уж в заглавии моего рассказа использовано горько-иронически — прямо противоположно смыслу, “вставленному в речь собеседника”.
Варлам Шаламов прожил страшную жизнь. Потому не удивительно, хотя и больно, узнавать из его записей, как он терзаем был горечью, завистью, озлоблением. К чести его — он не давал им при жизни брать верх, выплёскиваться вовне. Какая же злая судьба, что теперь каждое новое выступление владелицы его архива Сиротинской — старается лишить его победы в той мучительной борьбе.
А. СОЛЖЕНИЦЫН.
27.6.99.
[1] Шаламов В. Собр. соч. “О прозе”. <“О моей прозе”>. Т. IV. М., 1997.
[2] Шаламов Варлам. Из записных книжек. Разрозненные записи <1962 — 1964гг.>.— “Знамя”, 1995, № 6.
[3] “IV Международные Шаламовские чтения”. Москва, 18 — 19 июня 1997 г. М., “Республика”, 1997, стр. 85.
[4] “Минувшее”. Т. 23. СПб., “Atheneum-Феникс”, 1998, стр. 185, 186.