* *
*
Эпоха хитрого подтекста
Дала значительный объем,
И фитилек полупротеста
Оправдывал бездарный том.
А ведь изложенная вкратце,
С предельной, грубой простотой, —
Жизнь умещается в абзаце,
Со смертью после запятой.
* *
*
Завсегдатай задворок, заворачивая за углы,
Я во всех городах находил переулки такие,
Где запах олифы и визг циркулярной пилы,
Где товарные склады и ремесленные мастерские.
И со сторожем я заводил разговор не пустой —
Хотелось мне исподволь жизни открыть подоплеку.
А сторож молчал: он смотрел на огонь зимой,
А летом — на реку, протекающую неподалеку.
Я сшивал впечатлений разноцветные лоскутки,
Радовался, что душа накопит простора.
А потом оказалось — можно лишь посидеть у реки
И нельзя передать ни журчания, ни разговора.
* *
*
Кто жертва, кто палач, кто виноват?.. —
Вновь задышалось тяжким перегаром.
О зеках книги,
Горный комбинат —
Все оказалось ходовым товаром.
Тот, кто писал о наших лагерях
И кто скупил построенные домны —
Теперь живут в одном и том же доме
И кланяются вежливо в дверях.
Делились — политический, блатной,
Когда-то враждовали.
Нынче квиты.
Один магнат, стал частью главной свиты.
Другой — стал индульгенцией живой.
* *
*
На маленькой войне нет сводок, только слухи.
Ворота — это фронт, а кухня — это тыл.
Но помнят навсегда и дети, и старухи
Не только кто убит, но кто его убил.
Взрывали за собой дороги и ущелья,
Стирая даже тень халатов с мертвых скал.
Жестокость лишь продлит срок давности у мщенья,
И призраки встают сраженных наповал.
* *
*
Цветок умрет цветком. И в облике едином,
Исчерпав опыт дней и навык ветерков,
Бордовый георгин увянет георгином,
Внезапно ощутив всю тяжесть лепестков.
Отпугивая птиц и тень свою колебля,
Под бездной голубой рассеянно кружась,
Пока не упадет с иссушенного стебля,
Пока не обретет с землей иную связь,
Он все еще цветок. И он сознаньем божьим
Исполнен и блюдет всю целостность свою
И принимает мир простым своим подножьем,
Предпочитая быть в саду, а не в раю.
* *
*
Листая том, разглажу лист измятый,
Читаю диссертацию отца.
Он изучал метание гранаты —
Бросок, полет до самого конца.
Открыл он — траектория важна,
Чтоб поразить мишени круг центральный.
49-й год.
Прошла война,
Но тема оставалась актуальной.
Энтузиазм строителей крепчал.
И всем на вахту вставшим миллионам
Товарищ Сталин чутко прививал
Большое уважение к ученым.
У бедности советской на краю,
Бросая вверх учебные гранаты,
Отец мой защитил свою семью,
Добившись удвоения зарплаты.
Он дать сумел нам в детские года
Снег Бакуриани, звездный воздух Крыма.
Все, что потом уже невосполнимо,
Дал вовремя, а значит, навсегда.