Чужая жизнь
стихи
Но позвольте — а вот эта мокрая, сочная зелень
А вот эти прелестные, цвета ночного неба,
И Вы сами, душенька, молоды невозбранно
под засохшей коркою красной глины,
с росистыми лепестками, с тычинками тончайшими,
в нечаянных маленьких радостях,
Затупила посох.
Истрепала платье.
Стесала каблуки.
Рукава в росах
да репьи в косах.
Речи бессвязны.
Думы далеки.
Кочевала годы.
Коротала ночи
с вольными ветрами,
бросивши шатры.
Выстудила душу.
Выплакала очи.
Не сыскала брата,
не стренула сестры.
Воротилась в хату
древнею старухой.
Затворила двери.
Вымела углы.
Сказывали люди —
уходила тихо.
Ангела видала
на кончике иглы.
играя радужным опереньем, крылами чудными шелестя,
и душа моя пела вместе с ними
и вся жизнь была — ликованье, и Песней Песнь
сама собою складывалась и лилась
несказанной хвалою Небу из бренных уст,
и сама я себе казалась ангелом во плоти
и была готова за это целую жизнь отдать...
...А сама эта жизнь не складывалась, и в ней
безблагодатно было, маятно, и никак
не сводились концы с концами, не клеилось ничего...
И тогда поняла я, что это — чужая жизнь.
Что в чужую участь вошла, как к себе домой.
(Ничего не значит, что ключ подошел к замку:
дверь и вовсе, как оказалось, не была заперта.)
А еще поняла я: где-то среди теней,
очертаний, огней вечерних, волнующихся дерев,
убивая годы в ожидании, невезении, ворожбе,
погибая от нежности отвлеченной, невеста твоя живет...
Неприкаянно бродит узкими улочками, вглядываясь во мглу
дымчатых очертаний, горестно обнимая
ища на ощупь — осуществиться,
распахнула окна, полы подмела, полила цветы
и вошла, как река, в свое русло и стала самой собой...
И тогда затворились хляби небесные, смолкла музыка сфер,
и туда отлетела свита бесплотных сил,
и сокрылись из вида ослепительные крыла...
И тогда, и только тогда моя душа обрела покой.
Ища на ощупь осуществиться, смотрите выше,
ища... чего?..
Безвременно умершей
крестной матери моей Ирине
и несказанной синевы,
среди щебечущей природы,
среди лепечущей листвы,
среди сумятицы цветений,
сиюминутной и земной,
непритязательнее тени
повсюду следуя за мной,
на бечеву уничтоженья
мои нанизывая дни,
о, неотвязная дуэнья!
о, смерть моя! повремени!
И, может быть, за злостраданья
среди соблазнов и утрат
я не увижу увяданья
и затворенных райских врат...
И, может быть, в конце дороги
благая влага vita nova
на раскаленные уголья
ее терзаний пролита,
и уготована в итоге
ее безумия земного
душе прохлада Зазеркалья,
а не могильная плита.
— Не быть одному.
Обнять фитилек.
Взорвать эту тьму.
Чтоб замертво лег
у царственных ног
на миг — огонек,
навек — уголек...
* *
*
С. Шабалову.
к сердцу на земли.
Затворили дверцу.
Ключик увели.
Потому и бьется
в крике “отвори!”.
Потому и льется
кровушка внутри.
Потому и ночи
темные длинны.
Потому и очи
ясные темны.
Потому и руки
тянутся — обнять,
а потом и муки
крестные принять.
Никуда не деться,
милый человек.
И не перепеться
песенке вовек:
“Ты постой, постой,
красавица моя!
Дай мне наглядеться,
радость, на тебя!”
ОБ АВТОРЕ
Иванова Ольга Евгеньевна родилась и живет в Москве. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Автор семи поэтических книг. В подборке сохранены авторская пунктуация т орфография
Опубликовано в Журнале №11