теперь решил заняться цацкой. Интересовался этим с детства, однажды с приятелями чуть школу не взорвал. Взрывчатки-то времен войны — гранат, мин, неразорвавшихся снарядов и бомб — в Крыму было навалом. Да и сейчас находят.
И в армии был минером, и в институте на военной кафедре шел по этой части. Однако весь прежний пацанский, солдатский, студенческий интерес мерк перед тем, что испытывал сейчас. Цацка и внешне была хороша. Не то что армейское железо. Игрушка. Коробочка, похожая на школьный пенал, но покороче, пошире, потолще. Заряд.
Отдельно лежала в прозрачной капсуле некая штуковина. Взрыватель, детонатор. Вскрыв капсулу, Сергей вставил штуковину в отведенное для нее гнездо, пальцы ощутили при этом легкий щелчок. Сработал фиксатор.
Однако тут же штуковину вынул, подчиняясь непреложному правилу: держи заряд и детонатор порознь. От греха подальше.
С особой уважительностью взял третий предмет — карболитовую коробочку с двумя кнопками. Нажал черную кнопку, и красная будто налилась кровью, засветилась. А теперь поаккуратней. Потому что, если вдавишь красную — последует взрыв. Не нужны ни бикфордов шнур, ни провод, ни таймер.
Разобрать бы, посмотреть внутри... Не стоит. Все еще побаливает рука. К тому же за дверью на лестнице послышались шаги.
Старуха, как всегда, зашла без стука.
— Там какие-то двое спрашивают тебя.
Сказала так, будто имела что-то против тех двоих. Или против него самого?
Сергей подошел к окну и, не трогая шторы, глянул на улицу. Там замерла, уткнувшись носом в ворота, скромненькая на вид, но вполне надежная и как бы знающая себе цену работяга “тойота”.
Машина была припыленной и даже слегка забрызганной. Ну прямо наглядная иллюстрация к сводке погоды за последние сутки: в Москве, Центральном Черноземье и на севере Украины — временами дожди, а на юге Украины и в Крыму — сушь и жара, желаем вам приятного отдыха на Черноморском побережье, господа...
Оставив дверцы открытыми, рядом разминались после долгой, видимо, дороги, с любопытством (а может, и с завистью) поглядывая на растительное изобилие вокруг (персики, груши, яблони, виноград, устремленные в небо пирамидальные тополя), те самые двое. Добрых и тем более радостных чувств не вызвали. Одного и узнавать не пришлось: Олежек — губастый (что нисколько, однако, его не портило), русоголовый кудряш, начавший, впрочем, плешиветь. Такие нравятся барышням и дамам из сферы обслуживания: собой недурен, обходителен, тороват, и все это прямо на лице написано. Подстричь, накормить такого или помочь ему выбрать покупку — одно удовольствие.
О втором подумалось, что похож на интеллигентного мента, перекинувшегося в поисках лучшей жизни из наших замечательных правоохранительных органов в коммерческие структуры. Все они будто чем-то мечены. В принципе, ничего против них не имел, но здесь и сейчас этот бывший старший оперуполномоченный был Сергею решительно не нужен. Как, кстати, и Олежек. Что бы это их сюда принесло? И как отыскали?
Накануне от жары, наверное, и духоты снилось шут знает что. Будто убегал от кого-то. По странной местности — то заросли, то нагромождения камней. Убегал почему-то с собакой, которую временами приходилось нести прижав к груди. Это его-то, огромного пса, натасканного отнюдь не на бегство!.. А пес временами становился жалким и маленьким, что уже во сне вызывало недоверие и удивляло. Словом, в самом деле снилось невесть что, но вот оказалось — к месту.
Старуха между тем ждала поджав губы. Надо принимать решение. Выбор, верно, небогатый. Если откровенно (хотя бы с самим собой), то выбора совсем нет. Похоже, все уже решили за него. И он сказал:
— Пускай заезжают во двор. Только собаку сначала запри. Обо мне скажи, что не совсем здоров. Встретимся за ужином.
Старуха ушла.
Так... Значит, вычислили, как найти, и нашли. Сам виноват! Однажды (а если точнее — полгода назад) имел неосторожность позвонить из московской квартиры, где поселил его Олежек. А как не позвонить, если забыл в последний момент сказать о заказанных лекарствах для старухи? Однако же явный прокол: должен был понимать, что связь хоть и автоматическая, а разговоры на станции фиксируются, место, куда звонил, и номер абонента узнать при желании можно без особого труда. Как бы оставил визитную карточку. Лопух! Тем более, что накануне был доверительный разговор с Олежком: нынешнее дело — последнее. Закончили — и забыли друг о друге. Навсегда. Именно так — забыли, и навсегда. Олежек при этом не просто соглашался, а говорил: “Да-да! конечно! пропади оно пропадом! сколько можно?!” Даже голос от сочувствия и волнения звенел. Телефончик между тем на заметку взял.
Дать от ворот поворот? Не получится. Раз отыскали — значит, держат на прицеле. А поскольку приехали за полторы тыщи километров, то дело важное. Дергаться бесполезно — только глубже сядешь на крючок.
Ворота между тем открылись, и машина въехала во двор. Номера не московские, а какие — не понял. Впрочем, это не имело значения. Номера можно повесить какие угодно.
Олежек, как и предполагалось, тут же попытался очаровать, обаять старуху, но та притворилась то ли глухой, то ли немой, то ли просто дурочкой. Артистка! В конце концов губошлеп махнул рукой и отвалил в сторону. Потом достал из машины дорожную сумку — одну на двоих.
Старуха буркнула что-то насчет цветов — сумка примяла край клумбы — и повела мужиков в маленькую гостевую.
Интересно, о чем они там говорят? Включил тумблер домофона (никак не мог уговорить бабку научиться им пользоваться) и услышал:
“Старуха — она что, прибацанная?” — это мент.
“Да я сам ее первый раз вижу”, — а это оправдывается Олежек.
“Ну мужик! Даже выйти не соизволил...” — Мент только что не скрипел зубами.
“Может, окунемся? — предложил Олежек. — А то я после этой дороги будто из помойки вылез”.
“Небось и плавки захватил?”
“Конечно. Ехать к морю и не окунуться — просто грех”.
“А я даже бритву не взял”.
“Сам виноват. Я же говорил — давай заедем”.
“Тебе легко говорить, а мне приказали: ехать немедленно, не терять ни минуты”.
“Фу-ты ну-ты, какая строгость...”
“А вот это не твое дело. Ты думай о своем. Завтра с утра в обратный путь, а этот господин, видите ли, нездоров... Нет, братец мой, такие номера у нас не проходят. И ты это учти”.
“Вылечим, — сказал Олежек. — Ну так что — пойдем?”
Вот даже как... На аркане решили тянуть. А мы, представьте себе, упираться не будем.
Сергей видел, как они вышли во двор, еще раз с любопытством поглазели вокруг и двинулись по улице в сторону моря.
— Так что с тобой? — спросил Олежек, когда встретились под вечер.
— С рукой... Снять бинты? Хочешь посмотреть?
— Да брось ты, Серега. Не злись. Я же говорю: безвыходное положение, потому к тебе и обратились.
— Что-то пока не слышал обращений.
— Ну так сейчас послушай. Надо помочь людям, и они в долгу не останутся. Не думай, что это от меня пошло. Вот и Петрович может подтвердить. Нужен профессионал высшего класса. Чтобы чисто, грамотно и наверняка. Ювелирная работа. Ну и вспомнили — о ком еще? — о тебе. А поскольку связь через меня... Сам понимаешь. Брыкаться не приходится. Ни мне, ни тебе. Так что извини...
Все верно. Чего-то подобного и ожидал. А теперь надо сбавить обороты. Не раздражайся! Петрович, мент, и без того уже пальцем стол ковыряет, когти точит.
— Ладно, — сказал Сергей. — Давайте выпьем и закусим. — И неожиданно для самого себя добавил, глянув на Олежка и кивнув в сторону бутылки: — Наполни чаши, Ганимед.
Олежек с облегчением согласился:
— Так-то лучше. Как в старые времена. А Ганимед знаешь кто? — начал тут же просвещать Петровича. — Виночерпий у господа бога.
Однако Петрович накрыл свою рюмку ладонью и сказал наставительно-предостерегающе:
— На рассвете в дорогу и целый день за рулем...
Уж не замполитом ли был этот мент, такой весь из себя правильный?
— Ништяк, Петрович. По граммулечке — и на боковую. Крепче спать будем. — Налил кудряш, однако, по полной и, словно подводя черту под дискуссией, предложил: — Со свиданьицем.
А выпил на рабоче-крестьянский манер — залпом. Как водку. Не научился еще. Коньячок, подумалось, такого отношения к себе не заслуживал...
— Так что с рукой? — спросил Петрович, цепляя вилкой кусок балыка. — Для дела это важно.
— Уже проходит, — сказал Сергей. — Обжег. Приваривал тягу к культиватору в совхозе.
— Приходится подрабатывать? — удивился Петрович.
— Приходится с людьми ладить. Я здесь за мастера на все руки.
— Свое дело надо открывать, — то ли присоветовал, то ли просто высказал суждение мент.
Такой умный и рассудительный мент! Только какого же хрена сюда примчался? Уж не затем ли, чтобы именно это присоветовать?
А он между тем, подзаправившись, поднялся:
— Пойду отдыхать. И вы, хоть и молодые, не засиживайтесь — рано вставать и дальняя дорога.
Дал понять, кто здесь главный. Не иначе как с опытом руководящей работы.
Олежек, когда остались вдвоем, слегка завибрировал:
— Что это за бабка у тебя? Будто карлица... Немая?..
Ты что, подумалось, за этим сюда ехал — личность бабки устанавливать? Или больше не о чем говорить? Дружески посоветовал:
— Лучше сразу переходи к делу.
— Ладно, начинаю. Гонорар — двадцать штук зелеными. — Олежек взял паузу и попытался ее держать, ожидая выражения чувств. Не дождался и продолжил: — По-свойски скажу: если потребуешь тридцать — тоже заплатят.
— А этот мент — от заказчика?
— Какой мент?
— Петрович.
Олежек расхохотался:
— А ведь похож! В самом деле похож. Только ему лучше не говори — обидится.
— Я знаешь где видел его обиды? В гробу. Он — кто? И зачем он?
Губошлеп замялся:
— Ладно, считай — от заказчика.
— А ты что — вместе со мною на дело намылился? Может, прикрывать будешь? Или подстрахуешь?
Несерьезный получался разговор. Оба знали, что никуда Олежек не мылится. Его дело — найти подходящего заказчика, уточнить цель, передать ее, кому найдет нужным (Сергей понимал, что сам он не единственный исполнитель у губошлепа: малый не так прост), получить комиссионные и отвалить в сторону. Маклер... Стоит ли базарить? А получился базар потому, что насильно подключали к делу. До сих пор было по-другому — по взаимному согласию. В самый первый раз сумел даже распалить себя, уверить, что именно так и нужно. Очень нехороший был человек, которого он подстрелил в Чертанове на выходе из дома. По рассказам Олежка (да и газеты об этом писали), мир избавился от страшной гниды.
— Значит, тридцать... — сказал Сергей. Комиссионные Олежка его не интересовали, тот сам отстегивал себе — может, и незаслуженно много. — Когда готовы платить?
— Хоть завтра. — И добавил: — По прибытии на место.
Резонно. Теперь следующий важный вопрос:
— Сроки?
— Хотят побыстрее, но я выторговал две недели.
Это тоже о чем-то говорит: предстоит повозиться.
— Сложный объект?
— Бизнесмен. Имеет охрану. Рвется в депутаты.
Расспросить было еще о чем, но пока не стоило, да и не следовало.
— Именно тебя потребовали, — говорил между тем Олежек. — Хотя варианты были: взорвать офис к едрене фене или пульнуть из гранатомета. Но нет: “Давай того парня, который сделал Чучмека”. И никого другого. Что мне оставалось?
А в самом деле — что? Однако выходит, что Чучмека он, Сергей, сделал тоже по их заказу? Или нынешним заказчикам проболтался о Чучмеке, набивая себе цену, Олежек? В любом случае становится что-то слишком горячо.
— Кто это скребется? — спросил кудряш.
Сергей — вместо ответа:
— Бэр, заходи.
Дверь отворилась — ее открыл лохматой башкой огромный черный пес. Посмотрев с порога на хозяина, направился прямиком к гостю. Олежек невольно поджал ноги. Пес подошел, обнюхал.
— Чего это она?
— Не она, а он. Сук не держим. Интересуется, что за человек, и блокнотик у тебя просит.
— Какой блокнотик?
— Где адрес мой записан.
— Да брось ты, Серега...
— А я уже один раз, как ты знаешь, бросал.
— Да нет никакого блокнотика.
— Правильно. Все в уме держим. Но бумажечка с моим адресом имеется. Тут ты меня не уболтаешь.
Псу было жарко. С языка собаки на колени Олежка капала слюна. Но выглядел зверь столь устрашающе, что губошлеп не осмеливался пошевелиться. Только еще больше вдавился в спинку стула.
— Черт с тобой, — сказал. — Не бумажка, а карта. В бардачке машины. Завтра возьмешь.
— А зачем откладывать? — возразил Сергей и позвал: — Бэр, ко мне.
Послушание пса вызвало, как всегда, нечто близкое к умилению. Даже пожалел, что некому эти послушание и преданный собачий взгляд оценить. Олежек был явно на это не способен.
— Ключи с тобой? — спросил у губошлепа.
Тот кивнул.
— Тогда пошли.
Пока Олежек ковырялся в машине, Сергей стоял на крыльце. Рядом тяжело дышал пес. Вечер опять выдался душный. Однако, подумалось, скоро этому конец. Вовсю кричат цикады, и над горизонтом стало появляться похожее на опрокинутый поплавок созвездие Ориона — гонца осени.
Порывшись в бардачке, Олежек захлопнул дверь, пнул переднее колесо, а потом наклонился — что-то ему захотелось пощупать или посмотреть...
Удивительное совпадение, но именно так было и с Чучмеком: тот наклонился к колесу, когда Сергей, проходя мимо и почти не задерживаясь, выстрелил ему в затылок.
Никто ничего не услышал (глушитель плюс обычный городской шум), и не сразу заметили: один амбал телохранитель зашел в подъезд с картонным ящиком (покупки), а другой как раз доставал из багажника следующий ящик...
Олежек, когда вернулись в дом, положил на стол книгу. “Атлас туриста”.
— Вот.
А что, собственно, “вот”?
В книге торчала закладка. Развернул... Карта родной и милой округи. И крестик возле названия его села.
Однако полистал другие страницы и кое-где тоже нашел крестики.
Олежек растянул губы в улыбке.
— Знал, что придется тебе показывать. Единственный настоящий адрес — твой. Остальные крестики — для отмазки. И заметь: есть объяснение — каждый крестик у автозаправки либо у станции техобслуживания. Так что успокойся и не горячись. Конспирацию блюдем.
Упрекать кудряша в чем-либо не стоило и не хотелось.
— Ладно. У вас есть еще дела?
— Какие дела? Серега! Ты себе цены не знаешь — за этим только и ехали.
— Тогда смотри сюда. Хорошо, что есть карта. Возвращаться будем другим путем. Вы как ехали — через Перекоп или Чонгар?
— А черт их упомнит... У Петровича надо спросить — за рулем он был. Я дрых всю дорогу. Мы договорились: сюда он везет, а назад я.
— Ладно, с этим завтра разберемся. А возвращаться будем в объезд Симферополя — через Белогорск и Джанкой. Смотри сюда: вот этой дорогой.
— А может, ты сам и сядешь за руль? А я опять посплю. Люблю спать в дороге...
— Сяду. Только не к вам, а в свой “жигуль”. Вместе с Бэром.
— То есть как?
— Так. До Джанкоя едем порознь. Там оставляю машину у кореша, собаку и пересаживаюсь к вам. Тогда и поспишь.
— Да на фига тебе...
— Боишься, что сбегу? Правильно делаешь. И спасибо за подсказку...
— Что ты несешь? Какая подсказка?! Не вздумай с Петровичем эти шутки шутить — мужик суровый.
— Тогда сам ему объясни, что здесь мне собаку оставить не с кем. Машину — тем более. Вы меня что — заранее предупредили? Дом закрою. Сосед присмотрит.
— А старуха?
— Божий одуванчик этот пару раз в неделю приходит борщ сварить... Если хочешь, вещи могу у вас в машине оставить. Так даже удобнее, чтобы в Джанкое не перетаскивать... А теперь налей по последней и катись спать. Мне собираться надо.
Поднялся наверх вместе с Бэром. Пес, как обычно, лег у двери.
Единственное существо, на которое можно полностью положиться. Иногда, глядя в печальные собачьи глаза, испытывал острое — ей-богу! — сожаление, что не может с ним объясниться.
“...А ты что скажешь?” — Это был голос Петровича.
“О другой дороге?”
Сергей представил, как Олежек пожимает плечами. Не потому, что нечего сказать, а так, на всякий случай. Отстраняясь.
“Смешной парень — говорит, что вы похожи на мента...”
Чтобы увильнуть от ответа, попутно продал.
“Может, и похож, — несколько неожиданно согласился Петрович. — Я тебя о дороге спрашиваю...”
“А хрен ее знает”.
“Ты и есть этот хрен. Идея, в принципе, правильная. Перед постами ГАИ меньше будем мельтешить. Но не замышляет ли чего? О чем еще говорили?”
“Предупредил, что Петрович — мужик строгий”.
Тут губошлеп наверняка подмигнул и заулыбался.
“Это ты правильно...”
Господи! С кем приходится иметь дело! Почувствовал себя подобием безответной шлюхи, которую, было бы желание, может употребить каждый.
“Сказал, что вещи его беру с собой. Чтобы, дескать, не перегружаться в Джанкое”.
Сергей усмехнулся. Значит, это ты сам надумал взять к себе мое барахлишко? Очень хорошо...
Что ж, будем собираться. Дело привычное и скорое — не первый раз. Задуматься и как бы запнуться заставили лишь две вещи — “макаров” и цацка. Однако и это решил: пистолет все же возьмем с собой, а цацку, повертев в руках и щелкнув фиксатором, сунул на самое дно сумки.
Встали затемно. Петрович с одобрительной ухмылкой, словно беря реванш и заодно отпуская грех за вчерашнее, посмотрел на пакеты с едой и корзину с фруктами, приготовленные в дорогу. Рядом стояла дорожная сумка Сергея.
Завтракали по-быстрому, однако все, что нужно, обговорили. Сразу за селом дорога по холмам уходит от моря. Вполне приличный асфальт, но много поворотов. Отрезок километров в двадцать. Потом шоссе опять спустится к берегу, и вскоре развилка. На ней круто берем влево, пересекаем горы, Симферопольское шоссе и жмем по степи хорошей дорогой на Джанкой...
До развилки первой идет “тойота”. Здесь ее догоняет “жигуль” и до самого Джанкоя становится ведущим.
Мент слушал оценивая и взвешивая. Обижаться, наверное, не следовало: иначе слушать он просто не умел... И тут с вопросом вылез Олежек:
— Может, без догонялок обойдемся, поедем вместе? Ты впереди, а мы скромненько следом...
Ответил, почти не скрывая раздражения:
— Докладываю. По соседству живет участковый. Отношения у нас вась-вась, иногда даже помогаю мотоцикл ремонтировать, но объяснять, что за иномарка с зарубежными номерами пасет меня, не хочется. Кстати, и документы у владельцев иномарки может спросить — участковый у нас любознательный...
Никакого участкового поблизости не было, сказал первое, что пришло в голову, но вралось легко.
— Кончаем базар, — решил Петрович. — По коням.
Оставив их одних, Сергей вышел открыть ворота и гараж.
Светало. Солнце, еще даже не появившись над горизонтом, высветило розоватым кромку гор, которые стеной прикрывали побережье с северо-запада. Во дворе напротив подал голос петух, стало слышно, как где-то гулит горлица...
Открыв замки, сел за руль, включил зажигание, завел мотор, проверил свет и приборы. Не забыть бы чего... Подумав, положил в багажник еще одну канистру с бензином. И все время прислушивался. Чувствовал себя как игрок, который сделал ставку и теперь ждет, что выпадет.
Когда вышел из гаража, Олежек был уже за рулем, а Петрович закрывал багажник.
— Если не будете гнать, догоню минут через пятнадцать.
Мент кивнул, уселся поудобней, и “тойота” почти бесшумно попятилась со двора.
А теперь — в темпе. Метнулся в прихожую. Ни пакетов, ни его сумки не оказалось. Едут в багажнике “тойоты”.
Вывел “жигуленка” и закрыл гараж. Приказал Бэру: “В машину!” — и пес привычно улегся на заднем сиденье, не переставая тревожно следить за хозяином.
Записку для старухи: “Больше не приходи” — она поймет, — приготовил с вечера и вместе с сотней долларов мелкими — для удобства — купюрами положил на стол.
Последний раз, проверяя, все ли на месте, ощупал себя: бумажник, ключи, пистолет... Бросил в машину кейс и выехал со двора. Закрыл дом и ворота. Вперед!
Село только просыпалось. Дорога и пляж были пустынны. Однако огляделся: нет ли сопровождения? От таких, как этот мент, можно всего ожидать.
Сразу за селом пошли виражи. Одна из труднейших горных дорог. Недаром каждый год летят под откос машины. Особенно — приезжей публики, настроенной на то, что “мы и не такое видали”.
Выскочив наверх, увидел прямо под собой “тойоту”. Она бойко и уверенно шла по наружной стороне вырубленной в скале асфальтовой петли. Впереди у нее был очередной крутой, как бы нависавший над обрывом поворот. Сам обрыв уходил в поросшую кустарником глубокую балку.
Пора... Вынул цацку и нажал первую кнопку. Налился кровью красный глаз. Приблизил к нему палец. И нажал в тот самый миг, когда Олежек должен был повернуть руль, чтобы вписаться в поворот.
Взрыв словно прибавил “тойоте” силы. А потом она, безобразно кувыркаясь, полетела вниз, ломая редкий кустарник, поднимая пыль, и под конец хряснулась, как черепаха кверху лапками, о каменистое дно балки. И почти сразу ее охватил огонь.
Ничего не поделаешь, ребята... Извините, если что не так. Сами же посоветовали открывать собственное дело.
Еще раз огляделся — ни впереди, ни сзади по-прежнему никого. На развилке повернул налево. Неторопливо — главное, не суетиться, не давить кур, не привлекать внимания — пересек придорожный поселок. На выезде пришлось притормозить: по дороге гнали стадо. За ним шел, волоча в пыли длинный бич, пастушонок. Когда машина поравнялась с ним, пацан заглянул в окно и сразу же отпрянул: “Ого, какая собака!” За мостом стадо пошло вверх по речке, а “жигуль”, прибавив скорость, рванул по дороге в горы, которые зеленели впереди.
И тут Сергея догнала и обожгла мысль, что самое трудное, собственно, только начинается, что самое опасное для него — впереди. Он — в бегах. От кого? Неизвестно. Но дом, соседи, старуха, “жигуль” и сгоревшая “тойота” с двумя трупами, собака, которую наверняка запомнил пастушонок, даже маленькая карболитовая штучка — дистанционный взрыватель от цацки — становятся источниками информации, метами, опутывают, грозят потянуться ниточками следом, стоит лишь кому-нибудь взяться за дело с умом и прилежанием.
Уже поднявшись в горы, свернул с асфальта на лесную дорогу. Справа километрах в двух был родничок.
Остановился под разросшимся лещиновым кустом, вышел сам и выпустил собаку. Бэр вел себя спокойно, значит, никого рядом нет. Места и обычно нелюдные с началом нынешней смуты стали просто пустынными. Раньше туристы забредали, а сейчас откуда им взяться?
Для начала разбил, раскрошил и рассеял то, что осталось от цацки. Устройство ее не вызвало на сей раз никакого интереса. Мысли бежали вперед. Надо уходить за пролив, на Кавказ, и по возможности неприметней. А как неприметней — с таким-то красавцем!
Бэр лежал на прохладной земле в классической позе готового к прыжку зверя. Голову, правда, положил на лапы. И словно исподлобья наблюдал за хозяином. Так было всегда — глаз не спускал, когда оставались вдвоем.
— Идем, — позвал Сергей, и пес легко, с готовностью поднялся.
Они подошли к обрыву, откуда открывался вид на всю прибрежную холмистую долину цвета охры, на приморскую дорогу, речушку и голубеющие вдали мысы. А над всем этим медлительно кружил, высматривая поживу, орел — то ли черный гриф, то ли белоголовый сип... Впрочем, какая разница — и тот, и другой питаются падалью.
— Судьба, — сказал Сергей. — Видишь?
Пес привстал на задние лапы и лизнул хозяина в лицо. Сергей вынул из-за пояса пистолет и, мягко отстранившись от ластившейся собаки, выстрелил ей в голову. Смерть наступила мгновенно. Бэр не успел ни разочароваться, ни даже усомниться в любимом хозяине. Что значит точная и верная рука...
Выстрел прозвучал негромко, однако гриф (да, это был черный гриф) сразу же чуть изменил полет.
Сергей столкнул собаку в пропасть и не оглядываясь пошел к машине. К концу дня надо быть на той стороне, за границей, в Тамани.
Станислав Славич родился в 1925 году. Живет в Ялте. С 1958 по 1981 год опубликовал в “Новом мире” несколько подборок рассказов и две повести. Автор многих книг, изданных в Москве и в Симферополе.