ИГОРЬ ГЕРГЕНРЕДЕР. Птенчики в окопах. Повесть. - "Грани", No 175 (1995).
ИГОРЬ ГЕРГЕНРЕДЕР. Комбинации против Хода Истории. Повесть. - "Грани", No 177 (1995).
"Была ночь на 12 января 1919. Наш 5-й Сызранский полк стоял в Оренбурге, на который наступали две армии красных: одна с северо-запада, от Самары; вторая - с юга, от Актюбинска. Меньше суток назад наш полк отвели с северо-западного участка, мы встали на квартиры, и вот - тревога..." - так просто и сухо начинается повесть (или большой рассказ) Игоря Гергенредера о "птенчиках", гимназистах-добровольцах, вступивших в борьбу с большевиками. "1918, апрель. В Кузнецк вошел отряд красногвардейский Пудовочкина, - вспоминает юноша, от лица которого ведется повествование. - И тогда стало понятно всё. В один день увидел десять убийств..."
И именно с этого (невымышленного) события начинается вторая повесть в "Гранях", написанная уже от третьего лица. "Апрельским утром 1918 года в Кузнецк вошла вооруженная часть. Человек сто двадцать ехали верхом, примерно триста - на подводах. На передней - кумачовое знамя, белым по красному надпись: "Отряд Коммунистической Красной гвардии „Гроза"". А пониже: „Командующий Митрофан Пудовочкин"".
Что это напоминает, стилистически и содержательно? Конечно, мемуары. Но Игорь Гергенредер, как явствует из редакционной справки, родилс в 1952 году (в Оренбургской области, в семье русских немцев, высланных туда во время войны). Печатается с 1985 года. В настоящее время живет в Германии. Тем не менее обе повести - вовсе не "фикшн", не вымысел. Очевидцем и участником описываемых событий был отец писателя.
Редакция "Граней" приводит такую любопытную выдержку из письма Игоря Гергенредера в журнал: "Мой отец прошел рядовым горестный путь Народной армии Комуча от Сызрани до Иркутска, участвовал в бою на реке Салмыш в апреле 1919 года, в сражениях на Тоболе в сентябре того же года и в других боях. Был дважды ранен. Попал в плен к красным в Иркутске, заболев тифом; несколько лет провел в одном из самых первых советских концлагерей. Когда я родился, отцу было уже 50 лет (то есть автор1 отделен от Гражданской войны всего одним поколением, а не двумя, как большинство его сверстников. - А. В.). Мы жили в Бугуруслане, отец преподавал русский язык и литературу в средней школе. Он рассказывал, - а рассказчиком он был отменным! - мне свою жизнь, я вырос на его воспоминаниях... Отец умер на 89-м году жизни..." Вот на этих отцовских рассказах и основаны две повести И. Гергенредера.
Если бы это были просто записи услышанного, то они уже заслуживали бы, по моему мнению, читательского внимания. Но это - проза. Нельзя сказать, что документальная, поскольку основана не на документах, а на устных источниках. Нельзя сказать, что мемуарная, потому что автор рассказывает не о себе. По той же причине - не автобиографическая. При этом вполне достоверная: отец писателя, выросший в Кузнецке, помнил фамилии почти всех действующих лиц, и в повестях они не изменены. Жанр - быль.
Для беллетристики проза Гергенредера стилистически слишком бедна (но не дурна), но наше априорное знание, что это все не фантазии литератора, оправдывает (намеренную или органическую) бедность и сухость. И безысходность. О чем первая повесть? О том, как гимназисты вступили в бой с красным поездом, восемь погибли, пятьдесят восемь замерзли в окопах, один (рассказчик) чудом остался жив. Всё. Во второй, сюжетно более напряженной, горожане, ужаснувшись и даже как-то устав от красной резни, объединились и, в свою очередь, вырезали красный отряд - и тут же послали петицию с выражением своей совершенной преданности советской власти. И как-то обошлось, если это слово тут вообще уместно (впереди их еще ждали десятилетия нового порядка).
Более полнокровно повесть эта выглядит также благодаря неожиданному персонажу - комиссару Костареву, подробно излагающему своему собеседнику, доктору, свою "пассионарную" теорию российской катастрофы (в наши дни можно было бы сказать, что он начитался Льва Гумилева). Авантюрист из богатых дворян, путешественник, участник бурской войны, Костарев считает величайшим русским несчастьем отказ от освоения Американского континента. Россия не сумела или не захотела расшириться до глубин Нового Света и сбросить туда своих пассионариев (термина этого Костарев, конечно, не употребляет) - от уголовников до радикальных интеллигентов. Народу не дали пойти своим великим путем, и огромные силы стали копиться под спудом. Тем не менее еще не поздно обмануть Историю (с большой буквы), направив колоссальную энергию не на самих себя, а на Восток, чтобы Пудовочкины и ему подобные разбойничали в Корее и Монголии, а в тихом Кузнецке просто некому было бы бесчинствовать. Для этого надо обмануть массы миражом невиданного изобилия в Непале, Тибете, Индии и тем изменить русло русской истории, начертанное большевиками. Костарев буквально вынашивает заговор против Хода Истории, и в этом замысле есть место и для красного бандита Пудовочкина. Не могу удержаться, чтобы не процитировать: "Когда я слышу, что народный вождь должен быть честен, что им должен быть порядочный интеллигент, на меня нападает неудержимое чиханье. Все, кто поднимутся спасать Россию от красных, не будучи сами чудовищами в достаточной мере, - обречены!" Я не красный, я черный, признается комиссар Костарев. План, конечно, рухнет еще и по той простой причине, что самого Костарева расстреляют за развал местного ЧК.
Видимо, запас таких историй не исчерпывается у Игоря Гергенредера двумя повестями. Мне прямо-таки видится целая книга подобных рассказов. Как знать, может быть, мы ее еще прочтем.
1 Как и я сам (род. в 1955): у моих ровесников отцы родились уже при (внутри) советской власти, у мен - до. Это дает совершенно иное ощущение истории. Старая Россия была "вчера", на расстоянии жизни одного человека. - А. В.
Опубликовано в Журнале №4