РУССКАЯ КНИГА ЗА РУБЕЖОМ
*
ЯН САТУНОВСКИЙ. Рубленая проза. Собрание стихотворений. Составление, подготовка текста и предисловие Вольфганга Казака. Послесловие Геннадия Айги. Mьnchen. Verlag Otto Sagner in Kommission (совместно с издательствами “Время и Место”, Москва; “Старый Свет — Принт”, Минск). 1994. 328 стр.
Книга вышла под грифом серии “Труды и тексты по славистике” (“Arbeiten und Texte zur Slavistik”), издающейся с 1973 года в Германии[1]. Состав этой серии показывает, что славистика для ее авторов есть русистика, наука о русской литературе. За двадцать с лишком лет (книга Сатуновского счетом пятьдесят восьмая) здесь выпущены не только исследования о многих писателях: от А. К. Толстого (Ф. Гёблер) и Л. Н. Андреева (А. Мартини) до Петра Вершигоры (Х. Й. Дрейер) и Тимура Пулатова (Б. Фукс). Постоянно издаются и представительные сборники художественных произведений. Именно здесь еще в 70-е годы появилось объемное избранное Геннадия Айги “Стихи 1954 — 1971” — под редакцией и со вступительной статьей В. Казака, ранняя проза М. Булгакова (составление Ф. Левина), роман, драмы, лирика и поэмы Владимира Казакова (1938 — 1988), писателя и сегодня у нас почти неизвестного, стихотворения Георгия Оболдуева (1896 — 1954).
Напомним, что эту серию выпускает Вольфганг Казак, профессор Кёльнского университета, многие годы бывший директором тамошнего Института славистики, создатель до сих пор единственного в своем роде “Лексикона русской литературы с 1917 года” (ныне в России его готовится выпустить издательство “Культура”).
В основе сборника Яна Сатуновского лежит составленное самим автором в 1974 году “Избранное в трех томах”, которое он выпустил самиздатом в семи экземплярах. Кроме того, В. Казак включил сюда добавочный авторский томик со стихотворениями конца 70-х — начала 80-х годов, рукописную поэтическую тетрадь Сатуновского с автобиографией и другие стихотворения поэта, собранные после его смерти братом Петром. Таким образом, перед нами по возможности полное на сегодняшний день собрание стихотворений этого поэта[2].
“Рубленая проза” естественным образом развивает то, что в упомянутой книге С. М. Сухопарова о Крученых представлено началом новой поэтической традиции. Ведь и Крученых мог сказать словами Сатуновского:
Поэзия — это то, что я себе позволяю.
Что я позволяю себе,
и чего
не доз-во-ляю.
Тем самым Сатуновский отошел от классических определений поэзии, все же позволив своей поэзии остаться поэзией, то есть “переживанием вдохновенного”.
Очевидна также перекличка с Крученых Яна Сатуновского из 1966 года:
“Увояли бо бигули карчунб,
и кам чур мазурли,
и кам чур
музурли...”
Наконец, многозначительный перезвук возникает при чтении миниатюры Сатуновского “Посещение А. Е. Кручёных” (декабрь 1967), написанной 1 сентября 1968 года, то есть вскоре после кончины Алексея Елисеевича:
Беленький, серенький Дырбулщил:
— К Троцкому я не ходил,
к Сталину не ходил,
другие кадили...
Конечно, нет нужды связывать Крученых и Сатуновского с каким-то сознательным манифестом — тогда сюда же Велимира Хлебникова, Тихона Чурилина, уже названного Владимира Казакова, Генриха Сапгира, Игоря Холина... И вообще: в мире, увиденном этой поэзией, фамилия не так уж важна. Опять процитирую Сатуновского:
А я помню
этого Холина
еще не Сергеевичем,
а Вячеславовичем,
и не Игорем,
а Петром.
Его фамилия была Чуриканов.
В рецензии на поэмы Холина Сатуновский заметил:
“Поэту среднему достаточно, чтобы читатель узнавал: это Холин.
Большому поэту надо, чтобы читатель узнал: Холин — это я.
Тогда стихи перестают быть предметом эстетической оценки... а становятся религией последних дней человечества”.
Между прочим, за этими словами не только наши новейшие раздумья над тем, “в чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ея особенность”, но и, скорее всего, объяснение причин, по которым в другой стране уже много лет профессор Казак издает книги русских поэтов, неизвестных в России (ну пусть: неиздаваемых в России). Может быть, ему, немцу, сыну писателя-антифашиста, начавшему учить русский язык в русском плену, слышнее то в нашей родной речи, что мы не расслышали до сих пор?!
Геннадий Айги назвал поэзию Яна Сатуновского “своего рода летописью всей нашей жизни”. А Сатуновский адресовал ему строки:
Постигнув
логику абсурда,
ты любишь рассуждать
премудро.
Оба правы. “Холин — это я”, — говорит профессор Казак. Не многие читатели этих книг в России чувствуют то же.
Сергей ДМИТРЕНКО.
1 “Новый мир” (1994, № 3) уже публиковал отклик на книгу из той же серии: Сухопаров С. М. Алексей Кручёных. Судьба будетлянина. Редакция и предисловие Вольфганга Казака. 1992.
2 Недавно в журнале “Знамя” (1995, № 5) в публикации Ивана Ахметьева появились еще шесть стихотворений Сатуновского, не включенных в “Рубленую прозу”.