Время эполетов

Эполеты официально просуществовали в русской армии сто семь лет, с 1807 по 1914 год. Правда, отдельные полки получили право носить некое их подобие еще с 1730-х годов, но в знакомом и привычном нам виде они появляются лишь после общей реформы обмундирования, проведенной в начале XIX века: “У офицеров в 1807 г. были отменены эспантоны и трости, а вместо погон офицерам и генералам введены эполеты: обер-офицерам — без бахромы, штаб-офицерам — с бахромой из тонких жгутов, а генералам — с толстой витой бахромой” (“Военная одежда русской армии”). “Золотые и серебряные — носили офицеры гвардии и генералитет. Армейские же офицеры имели поле эполет из приборного сукна” (“Честь мундира”). Однако в представлении потомков именно эполеты определяют облик русской армии и во многом облик прошлой русской жизни, -достаточно вспомнить портретную галерею 1812 года. Или автопортреты Михаила Лермонтова, которые он подписывал, как правило так: “Русский офицер и поэт”. Прежде — офицер и лишь потом — поэт. Мы же, воспитанные на традициях литературных, всегда почти отдавали предпочтение “поэту”. Эполеты существовали в нашем сознании как-то отдельно — символом блистательной, но канувшей а небытие эпохи, — наряду с гусарами, ментиками, чепчиками, бросаемыми в воздух, балами, флигель-адъютантами и генералами свиты Его Величества. Собственно, эполеты — лишь самая заметная и запоминающаяся деталь военного костюма, знакомая каждому хотя бы со слов популярной песенки. Литература же, она — вот, всегда на книжной полке. И до последнего времени, следует признаться, даже и среди нынешних литераторов (не исторического толка) особого пристрастия к познанию прежней российской жизни и литературы через историю русской армии и военного костюма (что ж за армия без мундира?) видимо не наблюдалось.

Времена, однако же, изменились. Но об этом — чуть позже.

Две книги, посвященные русской армии, появились в продаже почти одновременно. Изданы они одинаковым тиражом — по двадцать тысяч. Объединяет их и то, что обе подробно описывают армейскую форму во всех ее значительных и “незначительных” деталях, страницы буквально пестрят от темляков, чакчир, плюмажей, колет, кутасов, доломанов, поблескивают от галунов, кокард, золотого шитья и аксельбантов. Но если в “Военной одежде русской армии”, коллективном ученом труде, дополнением к рассказу о калейдоскопических переменах цветов и типов обмундирования (связанных с восшествием на престол нового монарха или появлением очередного неравнодушного к армии фаворита) является показ истории создания, организации и работы военно-хозяйственных органов, и в частности вещевой службы, то в книге Сергея Охлябинина “дополнением” сим является чистая поэзия. Ибо иначе как поэтическим и страстным его отношение к изображаемому предмету и предметам не назовешь. Изысканно-лапидарный стиль художественно цельных очерков напоминает стиль тех классических военных реляций, которые воспринимаются ныне не иначе как произведениями изящной словесности, пусть и особого жанра. Современному же автору выбор подобной манеры изложения исторических фактов дал возможность и право выступать в роли едва ли не участника описываемых событий и происшествий: слог его прост, точен, холоден (что вовсе не есть противоречие с чуть выше сказанным — в воинском донесении поэзия и страсть несколько иного рода, чем в любовном послании).

Обе книги на сравнение напрашиваются. Но по меньшей мере неучтиво (в первую очередь по отношению к коллективу авторов “Военной одежды...”) было бы оценивать их по одним и тем же критериям. “Военная одежда...” — научная или, если хотите, научно-популярная монография, излагающая историю “развития русской военной одежды со времен правления Ивана Грозного до начала ХХ века” (так сказано в издательской аннотации — и это чистая правда). Даже более того — в первой главе есть попытка проследить и предысторию русской (тогда еще — славянской) военной одежды “с VI в. н. э., т.е. с того периода, когда племена восточных славян, образовав наступательный военный союз, пошли против Восточной Римской империи”. Далее подробно, по историческим периодам, прослежены все этапы становления и развития военной одежды и военно-хозяйственных органов России, вплоть до того момента, когда “изменения а форме одежды русской царской армии закончились”, — при Временном правительстве армия воевала в том же, что и при императоре. Лишь со знаков различия, нагрудных знаков и наград были убраны символы монархии. А, например, на знаменах, “где была раньше надпись “За веру, царя и отечество”, оставляли только слова “За веру и отечество”, а слово “царя” и царский вензель закрывали тканевой заплаткой”. Иллюстрирована книга вполне адекватно содержанию: здесь и акварельные листы из папок военного ведомства с “Высочайшим утверждением”, и портреты царственных особ, гравюры, музейные фотографии, современные рисунки, выполненные с должным уважением к исторической точности и к читателю, буде он пожелает ознакомиться именно что с самыми “незначительными” деталями воинской экипировки. Справедливости ради следует сказать, что и “Военная одежда...” не лишена своеобразной поэзии, близкой нашему сердцу, в подтверждение чего позволим себе привести еще лишь одну цитату: “Генералам для парада и ношения в установленные правилами дни как в мирное, так и в военное время в 1808 г. вводится общегенеральский мундир общеофицерского того времени покроя: двубортный из темно-зеленого сукна, с красным воротником, обшлагами и фалдными обкладками, с темнозелеными рукавными клапанами, с красными на них кантами и золотым шитьем на воротнике, обшлагах, рукавных и карманных клапанах в виде дубовых листьев, а на плечах золотые эполеты”. Единственным, но серьезным недостатком представляется нам отсутствие терминологического словаря, который, кстати, в книге С. Охлябинина наличествует, — он и там лишним не кажется, а в “Военной одежде...” отсутствие его создает некоторые неудобства.

“Честь мундира” построена по хронологически-тематическому принципу. Но, насколько нам известно, в данном варианте представлена лишь часть давно готовых к публикации “материалов” по истории русской армии, собранных и “обработанных” автором. Тем не менее заинтересованный читатель, лишь мельком пролистав книгу и заглянув в оглавление, поспешит приобрести ее в нераздельное личное пользование, ибо относится она к тому роду изданий, что ставятся на одну из самых почитаемых книжных полок. Будучи своеобразной иллюстрированной (автором) энциклопедией, она в то же время являет собой и достойное для спокойного и умиротворенного времяпровождения чтение — занимательное, поучительное, познавательное и приятное. Первые четыре главы (“Потешные”, “Гвардия”, “Регулярные и иррегулярные”, “„Иноземные дружины” россиян”), как то и следует из их названий, живописуют собственно образ русской армии — штрихами в ином обрамлении незаметных деталей, легкими и живыми силуэтами исторических лиц, событий. И сам автор ненавязчиво сопровождает читателя в путешествии по временам и пространствам. Кроме России — это и Франция Людовиков, Карла IX, Наполеона Бонапарта, и древняя Персия, и Греция, Швеция, Швейцария, Рим, Германия, революции, войны, победы, поражения, путь к острову Эльба или по прекрасной Италии, от города к городу: “В лицах видит он характер. В прическах — моду. В одеждах — цвет, линию, ценз. В виллах и дворцах эпоху. В пиниях и кедрах — пластику. В скалах — философию. В дорогах — историю”. Слова сии — о молодом Алексее Константиновиче Толстом из очерка “Не дай мне, Феб, быть генералом...”, едва и впрямь в генералы чуть не угодившем. Очерк, впрочем, помещен в главе пятой, названной “Взирая на лица”. Глава эта уже непосредственно связана с темой русской литературы.

“Ноябрь 1855 года. Поездка подпоручика в Петербург. Торжественно встречают известного по тому времени писателя прежде всего как артиллерийского офицера”. Торжественно встречаемый подпоручик — Лев Николаевич Толстой (“Фейерверкер четвертого класса”), начавший службу солдатом и вышедший в отставку в чине поручика, на всю жизнь сохранив “внешние манеры военного” (И. Е. Репин). После Крымской кампании на его мундире орден св. Анны с надписью “За храбрость” и медали “За защиту Севастополя” и в “Память войны 1855 — 56 годов”. Походы и сражения в “Войне и мире” описаны рукой профессионального военного.

Надежда Андреевна Дурова, прозаик, первая в русской армии женщина-офицер (“Гусар-девица Александров”). Аудиенция. Император в зеленом мундире лейб-гвардии — назначение в Мариупольский гусарский полк. Портрет кисти Карла Брюллова. “Пушкин при встрече стремительно целует маленькую смуглую руку. Дурова в замешательстве отступает. Отдергивает руку. “Ах, боже мой, я так давно отвык от этого”, — говорит она, покраснев и сердясь на себя за неловкий оборот”.

“Невозможно было сделать выбора удачнее, — доносит генерал Галафеев высшему начальству. — Всюду поручик Лермонтов первый подвергался выстрелам хищников и во главе отряда оказывал самоотвержение выше похвалы” (“Ангел ли, демон ли?..”.

И другие — если не авторы, то герои русской литературы: Голенищев-Кутузов Смоленский, Г. И. Глазенап (знакомый по виршам Козьмы Прутова), Толстой-Американец, Федор Глинка, в 1872 году удостоенный (после многих орденов за военные заслуги) ордена св. Анны 1-й степени за вновь изданные собственные сочинения, дюк Ришелье — генерал-губернатор Новороссии. Иные, не менее примечательные лица: наполеоновский маршал Бернадот, ставший королем Швеции, граф Шувалов, тот самый, что сопровождал Наполеона в ссылку, генерал Милорадович, Великий Князь Михаил Павлович, “нижегородский кадет Шервашидзе” — художник, участник “Русских сезонов” Дягилева, проживший сто один год, из коих пятьдесят с небольшим в России и почти пятьдесят в Европе.

От одного перечисления имен едва ли не оторопь берет. Но на этой ноте книга С. Охлябинина не завершается — она плавно возвращается к жанру энциклопедическому: в главе шестой “Форменные притчи” рассказано (и показано), что такое есть и откуда пошли кокарда, шпоры, галифе, аксельбант, фуражка и... они, так любимые нами эполеты. Иллюстрированный “Краткий словарь военной формы и снаряжения русской армии” в комментариях не нуждается.

А что же следует сказать о господах литераторах нынешних и об изменившихся временах? У русской армии есть достойные описатели; обе книги, о которых шел разговор, тому пример. Однако. Не столь впрямую ориентированная на эти темы изящная словесность не без тихого восторга принялась на белых бумажных полях разыгрывать виртуозные комбинации со смешением эпох и костюмов. Поручики, есаулы, генерал-адъютанты с немалым удовольствием объявляются на страницах современных повестей и романов, отнюдь не посвященных историческому прошлому. Только порой они, явившись, с явлением и досадой отмечают явные несоответствия с принятой (не господами литераторами) формой одежды, путаницу званий, орденов. В литературе, конечно, разрешено уже все. Но представляется, что свитский генерал не может себе позволить носить форму неустановленного образца. “Честь мундира”, понимаете ли. А ведь все так просто (по крайней мере ныне) — открыть доступное издание и посоветоваться с ним. И дальше уже — давать полную волю воображению. Самому буйному. Поручики и генералы служить рады. Тем более что время эполетов, сдается нам, начинается вновь. По крайней мере в литературе. Примеры? Нет им числа.

Игорь КУЗНЕЦОВ.