АНАСТАСИЯ ГОРНУНГ (1897-1956)
*
Я ЗНАЮ, ЧТО ВО МНЕ И НА ЗЕМЛЕ
Весна
Лёве
Ушел давно с померкших улиц день,
Шаги ночная отдает земля,
Со мной идет моя большая тень,
Бросая свой излом на тополя.
И оттого, что всюду и везде
Звенит вода и каждый звонок звук,
И оттого, что ласковой звезде
Раскрыл объятья белые урюк,
И оттого, что небо в легкой мгле
И стала вдруг для счастья грудь тесна,
Я знаю, что во мне и на земле
Весна.
Апрель 1937 Ташкент
Старая Москва
I. Извозчик
Что сутулишься, понурый,
И пролетка вся в грязи.
Не спеши, извозчик хмурый,
Все равно куда, вези!
Вот пустил рысцою клячу
По булыжной мостовой,
Ветер плачет, с ветром плачу,
Низки тучи над Москвой
Путь наш долог, путь наш страшен,
Жмутся улицы вокруг,
Сколько здесь дворцов и башен,
И часовен и лачуг
Реет черных галок стая,
Вьется кнут, густеет мгла,
Замирая, нарастая,
Все гудят колокола.
Над домами над церквами
Гаснут отсветы зари,
И горят, горят огнями
8 узких окнах алтари.
Вновь и вновь перекрестился
Мой возница. У крыльца
Задержал, оборотился
Тусклым взором мертвеца.
Эй, извозчик, знаешь, что ли,
Этот дом и то окно? —
Годы счастья, годы боли,
Дальше, дальше, все равно!
Но стоит упрямо кляча,
Ни туда и ни сюда.
Плачет ночь, дождем маяча,
И возницы — нет следа.
Ветер гнет сухие прутья,
Мокрым снегом пороша.—
Что ты ждешь у перепутья,
Запоздалая душа?
9 марта 1939 Москва.
II. Вдовий дом
Когда ей было года два,
Когда весной росла трава
И распускались клены,
Ее гулять водили в сад,
И старый дом был встрече рад,
И рад был сад зеленый.
Был звонок детский голосок,
Был на дорожке желт песок,
Кружась, летали мошки,
Был весел смех, светла слеза,
А дом смотрел во все глаза,
Во все свои окошки.
А по дорожкам взад-вперед,
Подолгу стоя у ворот,
Спокойны и суровы,
Втроем, попарно и одни,
Былые вспоминая дни,
Гуляли чинно вдовы.
И та, древнейшая из них,
Чей шаг был тих и голос тих,
Чьи пальцы были тонки,
В мантилье дедовских времен
Садилась под столетний клен
На солнышке, в сторонке.
И вдаль вперяла мутный взор.
Ложились тени на забор,
День уходил за крышу,—
А ветер лентами чепца
Играл у самого лица,
Шептал ей нежно “Слышу! ”
10 марта 1939. Москва
Остап
--- Батько, слышишь ты все это?
Слышу! — был ответ Тараса.
С детства этих строк горячих
Я без слез читать не смела.
Сколько раз вскипало сердце
За Остапа и за Бульбу,
Лезвием врезались в сердце
И любовь, и гнев, и жалость.
И теперь пора настала,
Как Остап в предсмертной пытке,
Вскрикнуть с горькою мольбою —
Отче, слышишь ты все это?!
Но молчит большая площадь,
Где толпятся все народы,
И душа в последней муке
Ждет еще ответа. — Слышу!
Октябрь 1937. “Лось”.
Судить не нам, карать еще не нам,
Нам только пить свое, чужое горе.
Рассудит Тот, Кто молвил: Аз воздам!
Кто к ним сошел, к беспомощным рабам,
На скудном, на туманном Беломоре.
Судить не нам, рассудят всех века,
И сам Господь пошлет разящий пламень,--
И все-таки дрожащая рука
За пазухой сжимает тайный камень.
1937
Публикация Льва ГОРНУНГА
ОБ АНАСТАСИИ ГОРНУНГ
Анастасия Васильевна, моя жена, еще до нашей встречи, в ранней молодости, писала стихи Она из очень обеспеченной, культурной и аристократической семьи. После революции судьба ее сложилась очень тяжело. ? 1930 году она была арестована и выслана из Москвы в Воронеж на свободное поселение. В Воронеже через некоторое время ее по недоразумению арестовали вместо другой женщины, тоже высланной из Москвы. То, что у нее была другая фамилия, не приняли во внимание (по неграмотности). Да этот раз ее отправит в воронежский дом заключения. Это было в середине 30-х годов. Ей приш-юсь сидеть вместе с воровками и убийцами. Ее спас хороший знакомый, крупный врач, лечивший Менжинского и Ягоду. По его просьбе Менжинский затребовал ее дело, не наши там никакого обвинения и приказал освободить. ? Москву ей запретили возвращаться и выслали в Ташкент.
Я встретился с ней в 1937 году, и судьба наша была решена с первого взгляда на всю жизнь
После очень тяжелой болезни она перестала писать стихи. В 1956 году она умерла.
Лев ГОРНУНГ.