Лекманов Олег Андершанович — филолог, литературовед. Родился в 1967 году в Москве. Окончил Московский педагогический университет. Доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ. Автор многочисленных статей и монографий. Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».
Олег Лекманов
*
Утерянный ключ к рассказу Василия Шукшина «Срезал»
И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далекой стороны.
Сергей Есенин
Впервые напечатанный в «Новом мире» (1970, № 7), этот рассказ — один из самых известных у Василия Шукшина. Он вошел в школьную программу и многократно анализировался исследователями. Многие из них пытались ответить на едва ли не на главный вопрос, который возникает после прочтения рассказа: как нам следует относиться к главному герою, Глебу Капустину, чье хобби заключалось в том, чтобы «срезать» «знатных людей», уехавших в город из деревни Новая и время от времени возвращавшихся домой на короткую побывку? А. Урбан назвал Капустина одним из «пустозвонов, паразитирующих на том, что называют информационным взрывом»[1], В. Апухтина усмотрела в поведении Глеба черты «некоего мессианства, вероучительства, гордого сознания своей непогрешимости и неограниченного права всех и вся обличать»[2], а Л. Бодрова — даже вариант русского ницшеанства[3]. Ей возражал А. Куляпин, полагавший, что «в ницшевском контексте никакой» Глеб Капустин «не герой, а носитель морали рабов»[4]. И, наконец, В. Яранцев увидел в главном герое рассказа «Срезал» «своеобразного Разина», «шаржированного обстоятельствами растущей „культурной” пропасти между городом и деревней»[5].
Не вносит ясности в вопрос о правильном читательском отношении к Глебу Капустину и подготовительная заметка к рассказу «Срезал» из записной книжки Шукшина: «Приехал в село некий ученый человек, выходец из этого села... К земляку пришли гости. А один пришел „поговорить”. И такую ученую сволочную ахинею понес, так заковыристо стал говорить! Ученый растерян, земляки-односельчане с уважением и ужасом слушают идиота, который, впрочем, не такой уж идиот»[6].
Так «идиот» или «не такой уж идиот»?
Я убежден, что адекватный ответ на этот вопрос невозможен без учета одного конкретного исторического обстоятельства, о котором Шукшин и его современники, конечно, были осведомлены, однако не могли говорить открыто, а вот читатели следующих поколений о нем забыли. Собственно, задача филолога-комментатора очень часто и состоит в том, чтобы про подобные обстоятельства напомнить, прояснив таким образом текст для читателей и восстановив оборванную связь времен и поколений.
Обстоятельство это следующее: в 1970 году, которым датирован рассказ «Срезал», советские крестьяне, в отличие от городских жителей, по-прежнему не имели паспортов. Более того, им не разрешалось покидать свое село более, чем на тридцать дней, а для выезда, например, к родным требовалось брать соответствующее разрешение (справку) в сельсовете. То есть крестьяне не могли по своему желанию менять место жительства и пребывали в состоянии фактического рабства у государства. Им впервые стали выдавать паспорта только начиная с 28 августа 1974 года[7].
Если мы будем иметь в виду это простое обстоятельство, то на очень многое в рассказе «Срезал» сможем посмотреть по-другому. Скажем, в откровенно издевательское тогда превратится название деревни Новая, куда приехали погостить филологи, кандидаты наук Журавлевы — Новая-то она Новая, но все в ней идет по-старому. В самой фамилии кандидата Журавлева тогда актуализируется связь с пословицей про журавля в небе и синицу в руке — он-то сумел поймать своего журавля и уехать в город, а большинство деревенских жителей осталось ни с чем. Особенно нелепыми предстанут тогда подарки сына-кандидата своей матери — «электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки»... Ничего более полезного этот вчерашний сельский житель, очевидно, перенявший у своих городских коллег идеализированные представления о современном крестьянском быте, привезти в нищую советскую деревню не додумался.
А главное, совершенно конкретную почву обретут и озлобление Глеба Капустина против бывшего деревенского человека, сумевшего вырваться в город, и та функция, которую отводят Глебу молчаливо слушающие его и кандидата мужики — своеобразный «хор» рассказа «Срезал». Это функция мстителя за социальную несправедливость, царящую не только в деревне Новая, но и во всей стране: «Получалось вообще-то, что мужики ведут Глеба. Так ведут опытного кулачного бойца, когда становится известно, что на враждебной улице объявился некий новый ухарь».
Разумеется, ни Глеб Капустин, ни сам Шукшин не могли на рубеже 1960-х — 1970-х годов открыто говорить на тему вопиющего социального неравенства между городом и деревней в Советском Союзе. Поэтому, как представляется, автор и сделал героя рассказа виртуозным демагогом. Это было очень узнаваемо, очень по-советски: умалчивать о подлинной и жгуче актуальной теме раздражения и компенсировать это раздражение, говоря о неважном, о ерунде — «о проблемах шаманизма в отдельных районах Севера». Можно, наверное, сказать, что милый и лично почти ни в чем не виноватый кандидат Журавлев (не забудем все-таки про деревянные ложки и электрический самовар) расплачивается в дурацком споре с Глебом за выбранную им профессию. Именно советские филологи (и философы — путаница в сознании у Глеба Капустина неслучайная) часто делали карьеру, переливая из пустого в порожнее. Как жестко формулирует в рассказе сам Капустин: «Есть кандидаты технических наук, есть общеобразовательные, эти в основном трепалогией занимаются».
Остается отметить, что положение самого Шукшина как автора рассказа «Срезал» было несколько двусмысленным. Ведь и он в свое время сумел вырваться из деревни и жил в городе, вовсю пользуясь преимуществами такого существования и возвращаясь в деревню в основном для съемок своих новых фильмов.
Так что в рассказе «Срезал», наверное, будет уместно увидеть и напоминание-предупреждение себе: не стоит забывать про бесправное существование крестьянина в советской деревне, а то ведь и тебя какой-нибудь «не такой уж и идиот» при всеобщем одобрении зрителей-мужиков «срежет» в бессмысленном на первый взгляд, но на самом деле вполне содержательном споре.
1 Урбан А. С подлинным верно. — «Звезда», 1974, № 4.
2 Апухтина В. Проза В. Шукшина: Учебное пособие для педагогических институтов по специальности № 2101 «Русский язык и литература». М., «Высшая школа», 1986, стр. 67.
3 Бодрова Л. Малая проза В. М. Шукшина в контексте современности. Челябинск, Издательство Челябинского государственного педагогического университета, 2011, стр. 225 — 226.
4 Куляпин А. У времени в плену. — «Сибирские огни», 2011, № 7.
5 Яранцев В. Немногословие серьезных раздумий. — «Сибирские огни», 2010, № 7.
6 См.: Аннинский Л., Федосеева-Шукшина Л. Комментарии. — Шук-шин В. Собрание сочинений: в 3-х тт. Т. 2. М., «Молодая гвардия», 1985, стр. 585.
7 Историк Валерий Попов писал: «28 августа 1974 года постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР „О мерах по дальнейшему совершенствованию паспортной системы в СССР” принимается решение о введении с 1976 года паспорта гражданина СССР нового образца [«Собрание постановлений Правительства СССР», 1974, № 19, ст. 109]. Это положение о паспортной системе устанавливало, что „паспорт гражданина СССР обязаны иметь все советские граждане, достигшие 16-летнего возраста”. Выдача и обмен новых документов должны были проводиться с 1976 по 1981 год» (Валерий Попов. Паспортная система советского крепостничества. — «Новый мир», 1996, № 6). Необходимо отметить, что не все жители сел и деревень не имели паспортов, а только колхозники (например, работники совхозов паспорта получали). Паспорт мог получить колхозник, отслуживший в армии. Кроме того, согласно принятой в 1970 году «Инструкции о порядке прописки и выписки граждан исполкомами сельских и поселковых Советов депутатов трудящихся», утвержденной приказом МВД СССР, была сделана внешне незначительная оговорка: «В виде исключения разрешается выдача паспортов жителям сельской местности, работающим на предприятиях и в учреждениях, а также гражданам, которым в связи с характером выполняемой работы необходимы документы, удостоверяющие личность» (70-летие советского паспорта <http://www.demoscope.ru/weekly/2002/093/arxiv01.php>). Эта инструкция значительно облегчала получение паспортов колхозниками. Но именно постановление 1974 года уравняло права колхозников с правами других граждан СССР: в течение шести лет с 1974-го по 1981 год колхозникам было выдано 50 миллионов паспортов (70-летие советского паспорта). (Примечание редактора отдела критики «Нового мира» Владимира Губайловского.)
Опубликовано в Журнале №5