КНИГИ: ВЫБОР СЕРГЕЯ КОСТЫРКО

КНИГИ: ВЫБОР СЕРГЕЯ КОСТЫРКО

_*

Ксения Букша. Открывается внутрь. Рассказы. М., «АСТ; Редакция Елены Шубиной», 2018, 283 стр., 2500 экз.

Один из самых увлекательных (для меня) сюжетов сегодняшней литературы — «сюжет Ксении Букши». Две последние ее книги — «Открывается внутрь» и «Чуров и Чурбанов» — два новых, во многом неожиданных поворота этого сюжета, и потому разговор о них потребует краткого пересказа «предыдущих серий». Критики в основном знают Букшу по роману «Завод „Свобода”» (2013), сделавшему ей литературное имя. Однако дебютировала Букша гораздо раньше — в 2001 году восемнадцатилетней, повестью «Эрнст и Анна», изданной в «Геликоне». После чего ею были написаны еще пять повестей и шесть романов, которые — скажем, «Жизнь господина Хашим Мансурова» (2006) или «Манон, или Жизнь» (2007) — демонстрировали не просто напор молодого таланта, но и стремительное овладевание современной культурой литературного письма. Букша создала свою стилистику авантюрно-фантасмагоричного лирико-философского, то есть с использованием мифологем и философем (своих), повествования. Так что успех романа «Завод „Свобода”» с его формальной изощренностью, с предложенными автором взаимоотношениями с историческим временем, был подготовлен предыдущим десятилетием исключительно плодотворной работы. Естественно, все ждали следующего романа, который должен был подтвердить или не подтвердить литературный статус нового имени. За «Заводом „Свобода”» последовала «Рамка», встреченная критиками в целом доброжелательно. Но были в их отзывах и нотки легкого разочарования. Писали об использовании уже освоенных другими приемов сюжетостроения и создания системы образов. Смущала сама атмосфера повествования, странноватая, угрюмо-сосредоточенная… Дальше критики (мною прочитанные) не шли. Через год появилась книга рассказов «Открывается внутрь» — ну да, сказали критики, конечно, рассказы «кондиционные», но все-таки это не «роман».

Тем не менее обе книги побывали в лонг- и шорт-листах самых престижных литературных премий. Далее небольшой — прошедший «факультативно», опять же нешумно маленький сборник стихов «Шарманка-мясорубка»^[1], показавший место Букши в современной поэзии — очень даже почетное.

И вот новый, забегая вперед скажу, неожиданный роман «Чуров и Чурбанов», который, скорее всего, попадет в премиальные длинные, а то и короткие списки...

То есть, резюмируя вышесказанное, следовало бы назвать литературную судьбу Букши исключительно удачной. Но что-то мешает — не отпускает ощущение, что в текстах ее вычитывают не совсем про то. Что нам еще предстоит приблизиться к тому, о чем, а главное, чем пишет Букша. Ощущение это у меня, например, возникло после реакции на «Рамку», воспринятую критиками исключительно как очередная антиутопия, «политическая сатира». При том что очевидным было: многомерность картины мира, то, как изображает Букша саму плоть этого мира, ее физиологию и метафизику проходит явно не по разряду «политической сатиры». «Рамка» требовала к себе подхода как к произведению социально-философскому (я об этом уже писал, повторяться не буду)^[2].

Подтверждением этому и стала новая книга с очень точным названием «Открывается внутрь». Сборник рассказов, она тем не менее читается как один целостный текст, — и по стилистике, и по сквозным мотивам, по отдельным персонажам, кочующим из рассказа в рассказ, наконец, просто по месту действия (окрестностям вдоль маршрута микроавтобуса 306, по которому Букша выстраивает свою питерскую Йокнапатофу). «Открывается внутрь» вполне можно рассматривать как своеобразное продолжение и углубление основных тем «Рамки» (в частности, «детской темы», темы «материнства и сиротства», эмоциональный напор которых и высвечивал внутренний сюжет «Рамки»).

В рассказах, выстроивших первую часть книги, «Детдом», автор как бы погружает нас «внутрь» детской темы, заставляя переживать реакции самого тела молодой матери на ту жизнь, в которую она выпускает рожденного ею ребенка. Для такой матери ребенок — родной ли («Авангардная. Варя и Вера») или приемный («Сосновая поляна. Ася») — становится как бы неким дополнительным органом ее тела, которым она пробует окружающий мир на возможность жить в этом мире.

Мотив беспомощного существа (в данном случае ребенка или роженицы), оказавшегося в негостеприимном для него мире вроде как беспроигрышный способ зацепить чувства читателя. И рассказы Букши «цепляют» весьма ощутимо, но поразительно — проза Букши при этом напрочь лишена мелодраматизма. Более того, именно этим рассказы и «цепляют» — отсутствием пафоса, присущего воспитательной, жизнеустроительной литературе. Букша пишет о страшном, и по внешним признакам проза ее должна быть стопроцентно «чернушной», однако строй ее текстов упраздняет само понятие «чернушности». И это одна из самых ценных, на мой взгляд, черт прозы Букши — полное отсутствие у нее инфантильности авторов, выстраивающих свой мир исключительно на контрасте «черной» стороны жизни с ее «белой», «нормальной» стороной, почему-то отсутствующей. В отличие от авторов «чернухи» 90-х годов Букша знает, что, скажем, жесткость жизни — это не нарушение ее норм, а просто одна из форм функционирования. И что уже поэтому пафос «чернушников», их гневный протест, обращенный к кому-то, кто отвечает за порядок в жизни, — нелеп; с протестом против «не-нормального» устройства жизни обращаться вообще не к кому. Разве только — к себе самому, способному или неспособному на постоянное усилие по обустройству пространства «нормальной» в твоем понимании жизни.

Ксения Букша. Чуров и Чурбанов. Роман. М., «АСТ, Редакция Елены Шубиной», 2020, 288 стр., 2500 экз.

И, продолжая обозначенную в предыдущей рецензии тему, хочу сразу сказать, что чтение нового, последовавшего за книгой «Открывается внутрь», романа меня удивило. Ксения Букша продолжила свою «материнскую тему», продолжила погружение внутрь «плоти» нашей жизни, сделав это уже почти буквально: один из главных героев романа — врач, спасающий детей (и взрослых) и, соответственно, проникающий в глубины человеческого организма (и здесь уже не только физиология, но и форма размышления о метафизике нашей действительности). Ну и, разумеется, в новом романе — все та жесткость и точность авторского глаза и слова. Но при всем при этом Букша как бы возвращается к раннему этапу своего творчества, выстраивая сюжет на неком фантастическом допущении: в мире абсолютно реальном, под видом так же абсолютно реальных, из этого мира выросших людей, действуют два чудотворца, два «бэтмена» — защитники слабых и обездоленных: врач Чуров и его бывший одноклассник и однокурсник Чурбанов. Первый — Чуров — человек основательный, сосредоточенный на своей работе, человек долга и обязательства, лишенный какой-либо внешней эффектности, второй — Чурбанов, — напротив, блестящ в компаниях, победителен в отношениях с женщинами, порывист, непредсказуем, его талант — в обустройстве бизнеса. При этом — мы наблюдаем очевидное нарушение литературных норм вот таких оппозиций. Чурбанов отнюдь не пустой человек, напротив — умен, благороден, самоотвержен даже; то есть по своей человеческой доброкачественности он не противостоит «положительному» Чурову, просто его достоинства располагаются как-то совсем иначе. Их различия — различия человека перед зеркалом и его отражения: там, где у одного «левое», у второго — «правое». И при этом еще одна особенность: у них сердца бьются в абсолютный унисон, как будто у них одно сердце на двоих. В романе это названо словом «синхроны». И вот это обстоятельство — синхронность сердцебиения — наделяет двух героев волшебной способностью исцелять находящихся рядом с ними людей от болезней, более того — выпрямлять их судьбы. То есть за персонажей романа, обреченных на смерть от неизлечимой болезни или оказавшихся в драматичнейших, безвыходных практически ситуациях, читатель может теперь не переживать.

Иными словами, перед нами чистая фантастика, но, удивительно, фантастический сюжет и отчасти стилистика «ранней» Букши никак не противоречат действительности, увиденной глазом Букши уже нынешней (из «Открывается внутрь»). И у меня, например, как постоянного читателя Букши, нет ответа на вопрос, является ли роман «Чуров и Чурбанов» ответом на «чаяния и ожидания» «широкой» и при этом «взыскательной» публики, истосковавшейся по «положительному герою», или это очередной — интригующий своей парадоксальностью — ход во все том же «сюжете Ксении Букши». Будем ждать следующих ее книг.

Мария Белодубровская. Не по плану. Кинематография при Сталине. Перевод с английского Л. Мезеновой. М., «Новое литературное обозрение», 2020, 264 стр., 1000 экз.

Монография американского исследователя, которая может расширить, если не перевернуть привычные нам представления о советском кинематографе сталинских времен (1930 — 1953), посвящена тогдашнему устройству киноотрасли в СССР, ее организационным структурам, в том числе и творческим, принципам руководства, характеру этого руководства в различные годы и так далее. Ну а начинает автор с констатации неожиданного парадокса: оказывается, самая известная, каноническая для кинематографистов СССР фраза Ленина про кино, которое «из всех искусств для нас важнейшее», так и не стала в сталинские времена руководством к действию. И что касается пропагандистской роли советского кино, то с этим далеко не все было в порядке. Ну, во-первых, советская кинопромышленность, наследница дореволюционной, в 20-е годы реально претендовавшая на статус одного из мировых лидеров, стремительно теряла свою дееспособность: 50 фильмов в год против 500 фильмов в США или Японии 30-х годов, 20 фильмов в год — в 40-е годы, ну а в 1951-м все киностудии СССР смогли выпустить только 7 (семь) фильмов. И во-вторых, и это самое важное, — кинопроизводство в СССР обладало определенной творческой самостоятельностью, далеко не стопроцентной, разумеется, но в тогдашнем кино — пусть и «усеченно» — могли работать такие несомненные таланты, как Довженко, Эйзенштейн, Козинцев, Трауберг, Ромм и многие другие. Более того, были периоды, когда в руководстве кинопроизводством участвовали сами режиссеры: они «занимали должности руководителей с функциями цензоров, в 1940-е гг. решения принималось не только исходя из идеологических или экономических нужд государства, но и из эстетических предпочтений режиссеров-мастеров». Иными словами, как показывает работа Белодубровской, советское кино тех, как бы глухих лет обладало своим творческим кровотоком. И именно то советское кино воспитало новые поколения кинорежиссеров, определивших взлет советского кино в 60-е годы.