Вишневецкий Игорь
Георгиевич родился в 1964 году в
Ростове-на-Дону. Окончил филологический
факультет МГУ. Защитил диссертацию в
Браунском университете (США). Автор
шести сборников стихов, трёх монографических
исследований, повестей и романов,
режиссер экспериментального фильма
«Ленинград» (2014). В печати как стихотворец
дебютировал в 1990 году в «Русской мысли»
(Париж). Живет в Питтсбурге.
Игорь Вишневецкий
*
ВИДЕНИЕ
Примечание. Настоящая поэма является порождением фантазии. Все возможные совпадения с реальными событиями и лицами случайны.
ПОСВЯЩЕНИЕ
(СЕРГЕЮ ЗАВЬЯЛОВУ)
Прими сквозь расстояния, Сергей,
с гор на горах — нематерьяльный свиток,
который каждой буквою своей
избыток веры славит и избыток
надежд (каких надежд? и у людей —
подобных нам? вот именно!). Звучит — о, к
чему обиняки — куда сильней
у тех, кто после множества попыток
затмить им будущее, от души
смеётся, счастлив. Это свежей силы
дыхание — его не перебить.
Ты говорил мне: «Сядь и напиши
о виденном». Мне кажется, хватило
сил написать; а как — не мне судить.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
1. Итак, светило жизни перешло
на лучшую, вторую половину,
и блеск его — как будто сквозь стекло —
4. уже не жжёт. Я знал, что я покину
спустя всего лишь сутки город, где
мне хорошо как пасынку, не сыну
7. в краю чужих отцов, на той воде,
что миллионом зеркалец искрится,
когда плывёшь в компании людей
10. случайных, в общем, и глядишь на лица,
которые забудешь через час.
Апрель, вокруг весна, лагуна длится
13. до горизонта. В небе выше нас
не птицы (птицы ловят рыб) — глядящий
внимательно, ещё не жаркий глаз,
16. и свет его тревожный, но щадящий,
который мне и спутнице моей
(а мне бы с ней не расставаться — аще
19. иной лагуны взалчу!(i)) всё ясней
напоминает: если не сейчас, то
не будет часа лучшего, — и ей
22. я говорю: — «Ты знаешь, я не часто
волнуюсь, но вот здесь, на вапоретто
мне хочется и трудно так — I muster
25. all my abilities for now(ii) — от света,
всё сразу обнажившего, возможно,
я путаюсь и речь моя — речь эта,
28. наверно, в чём-то и неосторожна,
но всё-таки пряма. Знай, что впервые
я не хотел бы возвращаться...» — «Что ж! Но...
31. ты не сказал мне главного». — «Да, мы: я
и ты, пожалуй, не по дружбе мило
друг к другу расположены. Стихия
34. влечёт друг к другу нас — такая сила,
которой нету имени». — «Есть имя!
И я его уже произносила».
37. — «Конечно. Это всё закатный дым и
лучи косые — с правильного лада
меня сбивают. Говоря простыми
40. словами, я не отводил бы взгляда —
вот так глаза в глаза, — и если б тело
всегда дружило с речью, смысл, отрада
43. бы были в том, что тело то глядело
поверх границ (молча ли, говоря ли...)»
— «Но ты ведь знаешь точно: есть пределы
46. всему. Ты старше, опытней». — «Едва ли
что значит опыт!» — «Когда сядет солнце,
на остановке на Большом Канале
49. мы всё-таки расстанемся». Как сон, це=
пляя за реальность, отплывает
и в каждом стёклышке, в любом оконце
52. предсонное светило дотлевает,
так я — измученный, в душе счастливый —
подумал, возвращаясь, что бывает
55. апрель жестоким, но не здесь, в на диво
распахнутой — лазурно и зелёно —
Венеции, чья дарит перспектива
58. спокойствием. Я в дверь вошёл смущённый
гостиницы на берегу Джудекки.
Там вид через лагуну заоконный,
61. вид на бессветность набережных, некий
абстрактный вид на сумерки Сан-Марко —
он пробуждал в усталом человеке
64. желание сомкнуть глаза и ярко
вновь пережить счастливое смятенье
чувств и смущенье от как бы подарка
67. судьбы и даже большее смущенье
от мыслей: «Оказался для чего
я здесь сейчас? И в чём предназначенье
70. присутствия и счастья моего,
что невозбранно, как весенней ночью
гроза, а свежим утром торжество
73. того, что представляется воочью,
но происходит будто не со мной?»
Мы тут прервёмся, уступив отточью...
.......................................
76. Проснулся я от вспышки грозовой
с раскатами. Что делал я одетый
всё время? Спал? А час сейчас — какой?
79. Ночь? Утреннее время до рассвета?
Растерянный, я в номере моём
чуть отодвинул штору — близко, где-то
82. в двух километрах, в трёх сухим огнём
прочерчивало тонкие зигзаги,
враз освещая сумрачный объём
85. как бы театра — от лагунной влаги
до тверди без созвездий — и тогда
на заднике, как будто на бумаге:
88. строенья, набережные, вода
и воздух заблистали негативом
самих себя и даже мысль, и да=
91. же плеск нагих деревьев, чьим извивам,
почти по-человечески живым,
я изумился, точно с оным дивом
94. не сталкивался прежде: c ветряным
порывом тем, что заменил прохожих
в наоборотном мире, — будто им,
97. изображавшим на себя похожих,
вдруг довелось в спектакль наоборот,
в антитеатр, где зрителей нет в ложах,
100. влететь, когда Венеция даёт
сама себе ночное представленье.
Я плащ накинул, зонт забрал и вот
103. из номера я вышел в помещенье,
похожее на долгий коридор.
В конце был лифт. На лифте том скольженье
106. вниз как во сне. Внизу — ночной простор
лагуны полыхал в проёме двери
на улицу, и тут почти в упор
109. я увидал, глазам своим не веря,
во вспышках золота и серебра
ту, с кем простился я, по крайней мере
112. я думал, что простился до утра.
— «Что делаешь ты здесь в такую пору?»
Она: — «Совсем не поздняя пора.
115. Расстались час назад. Что разговоры!
У нас немного времени. Идём,
я покажу Венецию, которой
118. ты не увидишь сам ни при каком
стеченье обстоятельств. Можешь зонт
оставить: зонт не нужен». — Вот вдвоём
121. мы и на набережной. Горизонт
весь в фейерверках. Наверху — раскаты,
как будто шёл по небу мастодонт
124. весь в молниях охоты — первый, пятый
в него метали копья. — «Но сперва
уж разъясни, куда ведёшь меня ты?»
127. — «Конечно, на причал», — её слова
сопровождались мягкою улыбкой.
Вновь молнии и грохот, но едва
130. я удивился — по лагуне зыбкой
и без огней к причалу подошёл —
«Тут, кажется, какая-то ошибка», —
133. сказал я ей. — «Да нет: читай!» Прочёл
я надпись «Linea Due»(iii) краской алой
по борту. — «А движенье, — я спросил, —
136. по расписанью с двух сторон канала
случается и в этот странный час?»
— «Случается, — с улыбкой отвечала. —
139. Дай руку мне». Я дал. И тут погас
окрестный мир от нового разрыва
и грохота. Взошли мы на борт. Нас,
142. как всё внутри живого негатива,
качнуло. Слыша ровный звук винтов
с кормы, я удивился, как на диво
145. нормален был корабль. — «Ну, что, готов
ты к плаванью?» — «К Сан-Марко?» — «Что ты: прочь!»
Когда б не отблеск молний вдоль бортов,
148. была бы непроглядной эта ночь.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
1. — «Куда плывём мы? Это просто сон?»
— «И да, и нет. Ты веришь ли в виденья?»
— «Ну, не совсем». — «Представь, что грохот, звон
4. волнообразного происхожденья, —
так продолжала спутница моя, —
наполнил слух, в иное измеренье
7. перепорхнул за самые края
того, что только уловленье звука,
и стал объёмным, ну, как ты и я,
10. но не живым». — «Какая это мука
так не довоплотясь веществовать! —
я произнёс в ответ. — Тяжка разлука,
13. но хуже полувстреча». — «Как сказать!
Ты удивишься, но, противореча
самим себе, есть те, кто всё отдать
16. готов за то, что эта полувстреча
лишь только обещает им. Они
предпочитают новому — обычай
19. и обретаются в ночной тени,
подобны эху прошлого». Без света
мы плыли по лагуне. Все огни
22. на островах, как и на вапоретто,
никто ещё пока не зажигал,
и гладь воды задолго до рассвета
25. в ночи беззвёздной изо всех зеркал
напоминала только гробовое.
И больше ни зарницей не сверкал —
28. слит с морем — горизонт. — «Пока с тобой я,
всё хорошо, — сказала, угадав
сомнение. — Не думай про пустое!
31. А хочешь ли взглянуть на то, каков
мой город вот отсюда — с середины
лагуны?» — «Напоследок?» — «Ты неправ:
34. ну почему же напоследок? Длинный
путь предстоит тебе и мне!» — «Куда?»
— «Увидишь сам». — «Когда б колонной лунной
37. свет преломлялся, иль хотя б звезда
какая б проблеснула, направленье
я бы узнал, пожалуй, без труда,
40. а так...» — И тут от тёмной рубки тень, я
заметил, отделилась. Пассажир
был здесь довольно странен, но движенье
43. сквозь эту ночь, в наоборотный мир —
возможно ли вообразить, что с нами
такое приключится, например?
46. Он посмотрел незрячими глазами
(так показалось мне), потом моргнул
и еле слышно шевельнул губами:
49. «Привет!» — из тени руку протянул.
Я тотчас же узнал его, хотя
не виделись мы двадцать лет, шагнул
52. навстречу с изумлением, шутя
насколько было духу: «Двадцать лет,
а всё не изменяешься!» — чертя
55. по воздуху ответный жест, но нет,
я не решился хлопнуть по плечу,
мы просто обнялись: «Ну что ж, привет.
58. Но почему ты с нами здесь? Хочу
спросить ещё: ты матерьялен?» — «Я
то, чем меня считаешь ты». — «Молчу
61. и слушаю». — «Вся кажимость моя
или как будто матерьяльность от
того, где перельётся за края
64. возможного и форму обретёт
твоё желанье встретиться со мной».
— «Так ты — проекция ума?» — «Я тот,
67. кем ты меня считаешь. И живой
вполне. Так матерьялен или жив
любой состав и помысел, и строй
70. в любой из взятых взглядом перспектив».
— «Так, получается, существовать
не можешь ты отдельно?» — «Твой порыв,
73. он выдаёт иное, так сказать,
не сходное со здешним бытиё:
ты хочешь всё, не узнавая, знать.
76. А спутница твоя? Как звать её?»
— «Звать Леонардой». — «А, „крепка как львица”.
Вот с нею путешествие твоё
79. вполне удачей может завершиться.
Что ж, я тебя через бессветный мир
переведу, где сумрак застит лица
82. погибелью и где не нужно лир,
то есть речей возвышенных, ревнуя
к обычному, там так ветвится ир=
85. рациональность, что в неё такую
и не поверишь. Рифму разлюбив,
давным-давно, зачем-то говорю я
88. с тобою в рифму. Впрочем, ты ведь жив.
А я?» — «Ты тоже: для меня». — «Обратно
она тебя отсюда, из краёв
91. без света и надежды, вероятно,
легко сумеет вывести. Ну, что
в ответ на это скажешь?» — «Всё понятно.
94. Но хочется один — совсем простой —
вопрос задать: кто управляет тайно
вот этим вапоретто?» — «А никто.
97. У нас всё как у вас: всё неслучайно.
Но, если проще, думай, что ведёт
корабль во тьме засветной, чрезвычайной
100. ну, как его — ах, да! — автопилот».
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
1. Живая память, будь моим лучом
во мраке, перешедшем все границы!
Вот, выйдя на корму, стоим втроём,
4. и смотрим на последние зарницы
над островной Венецией. Горда
и беспощадна, не позволь смириться
7. мне, память, даже если и вода
под нами — это время и забвенье,
и ничего не будет никогда,
10. кроме пустых надежд и вдохновенья,
которое не слишком высоко
ценю — две-три минуты возбужденья,
13. строка выпархивает за строкой,
а дальше что? — «Мы неслучайно вместе
плывём, — заговорил товарищ мой, —
16. возможности назад, скажу по чести,
вернуться нет, ты перешёл черту,
откуда не доносится известий
19. до всех, живущих по границу ту
с обычной стороны: любящих, жрущих
и да — и вдохновенье на лету
22. хватающих — лишь потому „живущих”, —
но слово так неточно. Расскажи,
что происходит в тех нерайских кущах
25. по недоступные мне рубежи».
— «Не знаю я, с чего начать». — «Начни
с чего-нибудь!» — «Ну, если безо лжи
28. и не таясь в сомнительной тени
обиняков, то вот уж много лет
наполнены мои труды и дни
31. бессмысленной работой». — «Как поэт
ты счастлив ли? Ты признан?» — «Что ты! Там
никто не признан. Я ж скорее нет,
34. чем да». — «О, как же я хотел бы сам
увидеть всё и прикоснуться хоть
к тем драгоценным нескольким вещам,
37. которые давно как жало в плоть,
как говорите вы, внутри меня
тоской — и мне её не побороть, —
40. живительным предвестием огня,
хотя граница перекрыта мне,
жгут!..» И, к воде лицо своё склоня,
43. он замолчал. Тогда, хотя огней
не зажигали мы на корабле
и плыл корабль всё тише и странней,
46. но на воде, на небе, на земле
рассеянный какой-то свет — не свет,
он сделал очертания теплей,
49. ясней, и я тогда увидел — нет
на бедном ежедневном языке
и выраженья даже, чтобы цвет
52. лица его вот в этой вот строке
я передал: наверное, лилов
и даже чёрен. Выйдя налегке
55. в нежданный путь, впервые свой состав
я — мышцы, кости — ощутил как груз,
который ведь несёшь не зная. — «Прав
58. ли я? — мой друг продолжил. — Весь вопрос
не в том, что мы по времени плывём
назад, а что сомнительным кажусь
61. тебе. Ты помнишь, как перед окном,
когда мы виделись в последний раз,
я встал — как если бы перед прыжком
64. прочь из ума? Рассудок не погас
и после. Вот как вышло...» — «Говори
не прерываясь, что бы ты сейчас
67. ни произнёс». — Как будто фонари
моргнули слева нам, на берегу
довольно далеко — как тень зари
70. багровой, странной в полночь. — «Не могу
я не спросить, — продолжил он, — как дочь?»
— «Она, конечно, выросла». — «Врагу
73. не пожелал бы я такого: смочь
освободиться от земного плена,
а видеть вновь лишь сумерки и ночь:
76. мрак и частичный мрак. А как Милена?»
— «Мы виделись недавно». — «Хорошо!
Будь терпелив. О разном постепенно
79. я расспрошу. Ответь мне, но душой
не покривив — поэзия жива ли?
Есть угол ей, хотя бы небольшой,
82. в том мире, что с тобой пересекали
когда-то мы: свет солнца срифмовав
с пальто весенним, с гамом на канале
85. прохожих, птиц, автомобили, взяв
с собой ну хоть Буццати, хоть Бретона,
хоть нашего Поплавского, состав
88. которого как будто охмелённый, —
дешёвое, чуть кислое вино,
а всё-таки бьёт в голову — бездонно
91. ли небо там над городом? Оно
по-прежнему ли яркое в апреле,
как вымытое к празднику окно?»
94. — «Всё там по-прежнему. На самом деле
всё даже лучше, только лишь с одной
поправкой. Понимаешь...» — «Неужели
97. ты думаешь, я не пойму, с какой?»
— «Вот в этом всё и дело, что почти
не нужно говорить тебе. Весь строй
100. того, как жизнь сложилась, как цвести
стремится, исключает даже малой
щепоткою, зажатою в горсти,
103. поэзию. Там восторжествовало
циничное. Поэзию скорей
ты вдоль венецианского канала
106. увидишь, чем на ясном пустыре
без будущего — в торжестве расчёта».
— «И что ж, за дальним маревом морей,
109. коль говорить возвышенно, и сотой
нет доли от того, что нас тогда
так бередило?» — «Есть другое, что ты,
112. суровое, и в чём-то, знаешь, да
не в чём-то, а во всём — оно честнее;
и хорошо, что время как вода
115. течёт уже, обманами не вея,
меж нами и тем восхищеньем». — «Что ж,
по-видимому, в нужном сентябре я
118. покинул мир мечтаний, и тот нож,
что враз отсек тогда от здешних ныне, —
он вовремя ударил». — «Ты поймёшь,
121. надеюсь, правильно вопрос мой и не
откажешься мне рассказать о том,
что было у последней из всех линий?»
124. — «Ну, в общем-то мы пили вчетвером
с искусствоведами на крыше дома.
Я отошёл, чтобы отлить. Прыжком
127. мне захотелось пересечь знакомый
просвет — весь застеклённый — ты окно
ведь помнишь? Вот и тут; манят проёмы
130. в ничто и риск… А вдруг опять оно
подхватит и удержит?» — «Было тошно,
я помню, когда ты передо мной
133. чуть из окна не выпрыгнул». — «Роскошный
там вид был с крыши, я тебе скажу!
Последний вид на город — это всё ж на
136. ваш мир и был последний взгляд! Скольжу,
а не подхватывает, проблеск глазу,
рывок, обрыв и вот на дне лежу
139. ничком: я ведь тогда не умер сразу.
Уж лучше б сразу». — «Хорошо, что мы...» —
я замолчал, не в силах кончить фразу.
142. — «Всё то, что, Игорь, смертные умы
смущает, только повод для прозренья.
Так вот сейчас — в просторах полутьмы
145. мы движемся, и плаванье, скольженье
есть только неизбежный переход
к тому, что про-светленье, про-ясненье».
148. — «Он прав, — сказала Леонарда, — вот
взгляни на берег: видишь, что клубами
над берегом качается, плывёт?»
151. — «Дым от пожара?» — «А за дымом?» — «Пламя!»
— «За пламенем?» — «Не знаю. Это Лидо?» —
спросил я, увидав, что перед нами
154. мосты, дома, причал такого вида,
что мы пришвартоваться без труда
смогли бы, только зеркало воды до
157. сих пор темнело мрачно. И когда
я осознал, что эта гарь затмила
от нас на время плаванья сюда
160. Медведиц, Псов и меньшие светила,
лагуна же была подобна гробу с
зеркальной оболочкой, всё, что было
163. вблизи причала — площадь и автобус
с погашенными фарами, пустой
и с выключенным двигателем, глобус
166. на постаменте медною рукой
державшее как будто воплощенье
науки поэтичной, но простой,
169. и даже отдалённое горенье,
бросавшее свой отсвет на предмет
любой (на берегу ли, в отдаленье), —
172. — «Ты спрашиваешь: это Лидо? Нет!
Мы сходим здесь». За площадью угрюмых
конструктивистских зданий серый ряд
175. был точно бастионы (бедный ум их
пытается с Венецией свести).
В брезентовой одежде, в медных шлемах
178. с кишками водяными на пути
возникли в душном дыме огнеборцы
числом едва ли больше тридцати —
181. и тут моё захолонуло сердце:
я вспомнил, где их видел в рукавицах,
с брандспойтами, уже обутых в берцы,
184. но даже и во мраке — яснолицых.
Я удивился, как они без света
справлялись. Сажи лёт — со зданий ниц — их
187. не отвлекал. На крышах то ракетой
пучок огней взлетал, то грязный дым
клубился. — «Небо как у Тинторетто», —
190. сказала Леонарда. Меловым
зигзагом на лишённой звёзд доске,
среди багровых отблесков (по ним
193. узнать, что на земле и вдалеке
происходило, можно без сомненья)
там росчерком невидимой руки
196. иное возникало. В завихренья
сухого жара, что сильнее жёг
(чем больше привыкало наше зренье,
199. чем ближе подходили мы), у ног
взлетали почерневшие страницы
и образовывали странный ток
202. над головами. Сколько это длится,
я знать не мог, поскольку время вспять
шло, а пожар усилился. Присниться
205. такого б не смогло! Как нужно спать
семидесятилетним сном, чтоб стены
и горы книг обугленных опять
208. утробным воем дикие сирены
в пожаре оглашали! Канонада
зениток из-за зданий полноценно
211. давала нам уже преддверье ада
земного, и тогда у входа в ад
я произнёс: — «Где мы? Когда? Мне надо
214. знать абсолютно точно». — «Говорят,
что это русской Трои пепелище, —
мне отвечал товарищ, — Ленинград,
217. прикинувшийся Илионом. Тыщи
и тыщи здесь скитаются в тени
случившейся беды, сознаньем нищи, —
220. и, глядя на плывущие огни
над нами и на чёрных книг страницы,
поймав одну, он продолжал. — Взгляни,
223. „Литература наших дней”. Годится?»
— «А вот ещё: А. Пушкин, Л. Толстой, —
добавил я ловя, — и как случиться
226. могло всё это?» — «Если за тобой
приходит смерть, то не ищи ответа:
всё прибирает огненной рукой».
229. — «Но я-то — жив!» — «Ты — да». — «Не сам ли это
накликал ты?» — с улыбкой, как всегда,
спросила Леонарда. — «В жизни лето
232. не думаем мы, какова беда», —
я начал несколько велеречиво
для разговора нашего. — «Ну, да...»
235. — «Когда же опустеет жизни нива
и начинают жечь листву, то всем,
кого так восхищала перспектива
238. осеннего пожара, даже тем,
кто говорил: „За фазой умиранья
и удобренья пеплом, за огнём
241. последуют рожденье, очищенье”, —
им страшен огнь. Так что ж, — продолжил я, —
любые исполняются желанья
244. здесь, у начала инобытия?»
— «Увидишь скоро», — тихо мой товарищ
проговорил. Тут воздуха струя
247. ударила нам в лица, жар пожарищ
мешая с пеплом, с разною трухой,
что с тех гигантских зданий, с тротуарищ
250. несло на нас по улице пустой,
возникшей перед нами как ответ
пространства на вопрос наивный мой.
253. И тут сплошная тьма покрыла свет.
ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ
1. — «Зачем, живой, ты к нам войти дерзнул
со спутницей своей?» — раздался голос,
что низко плыл, как колокола гул,
4. на нас из мрака. Время раскололось
на бывшее и то, что стало ныне,
на прежний, ясный мир и тьму, хотелось
7. понять, зачем в пылающей пустыне
вдруг очутились мы, чем заслужили
такое испытание, — ведь мы не
10. напрасно здесь втроём? И тут Василий —
так звался мой товарищ, отсвет сил
был в имени его и сам он в силе,
13. хотя и тень, в ответ заговорил,
и большее, чем он, э базилеа(iv)
бесстрашных смыслов как бы взмахом крыл,
16. хотя невидных (в абсолютной тьме я
легко его себе вообразил), —
повеяла всё чище, всё мощнее:
19. — «Те двое под защитой высших сил.
Быть может, я не лучший провожатый,
но Тот, Кто их впустил, Он поручил
22. их провести от самого заката
до утренней зари — по тем местам,
где прошлое и будущее взяты
25. в единстве, что первично всем вещам,
в неразделимости причин и следствий,
где не всегда решился бы я сам
28. пройти». И вот в ответ, взамен приветствий,
внезапно посветлело — впрочем, так,
как то бессонной ночью в раннем детстве
31. случается — привыкнет глаз, и вдруг
тебе предметы, залитые мраком,
становятся понятными, и знак
34. того, что не является ни знаком,
ни символом, ни в, общем-то, ничем,
ты видишь в том, что в бытии инаком
37. лишь немота, — вот так внезапно всем
троим нам показалось: посветлело.
А что за этим было, азъ не вмъ,(v)
40. как выражались прежде: может, тело
сквозь то, что тело чувствует опять,
смогло и за пределами предела
43. сверх-бытие начать воспринимать,
а может быть и вправду пропустили
за некие врата, и мы наш путь
46. продолжили по улицам, что были
отчаянней, чем виденное: здесь
везде дышал огонь. И вот Василий
49. продолжил, обращаясь к нам: — «Не весь
наш путь во мгле густого выгоранья,
что обволакивает нас клубясь:
52. вот посмотрите, что ещё сознанье
в игре как бы случайной создало».
Я увидал двоих, меня волненье
55. стыдом невыносимым обожгло.
И вправду — для чего я создал их
и в них вдохнул всё то, что проросло
58. надеждой дикой? — Первый из двоих
ужасно худ, лет за сорок на вид,
в замызганном пальто, а сам как стих
61. весь напряженьем внутренним искрит.
И вот, прищурясь, сделав шаг к нему,
внезапно Леонарда говорит:
64. — «Прости меня, не знаю почему,
но чувствую сейчас с тобой родство.
Tu — parli italiano?(vi)» Нечто му=
67. чительное в глубине него
борьбой, происходившей в этот миг,
темнило взгляд и ум, но существо
70. враз посветлело: — «Дедовский язык
мне дорог, но подвластен не вполне.
А ты сама не из сожжённых книг
73. ли выпорхнула?» — «Можешь верить мне:
я матерьяльна, я — венецианка
по духу и рождению». — «В огне
76. достойная и ловкая приманка.
Но я и не такое повидал
среди дымов угарных — ты изнанка
79. безумия». — «Но ты-то сам встречал
таких, как мы?» — «И не таких — тут много
скитается, кого накрыл обвал
82. рассудка, чья запутана дорога.
Всё кончилось! Мысль, музыка, подруга —
всё стало дымом; и просить у Бога
85. мне нечего, ну, разве чтоб из круга
скитания, когда Бог есть, в чём я
не до конца уверен, эта вьюга
88. огня скорее вымела меня».
На это Леонарда отвечала:
— «Считай, что речь услышана твоя!»
91. И, обратясь ко мне: — «Дай для начала
ему свободу, пусть идёт, куда
захочет». — «Что же, ты свободен! Мало
94. того — теперь свободен навсегда!»
Из дыма тень другая предо мною —
в плаще, с дорожной тростью, молода —
97. возникла занесённою в такое
как бы с другого берега, хотя
вот это выгоранье огневое
100. в глазах играло радостно: — «В тщете
я сжёг наследный дом, чтобы проклятье
не тяготело к гробовой черте.
103. И вот уже почти что два столетья
как тот пожар — он следует за мной,
и с пламенем, увы, не совладать. Я
106. свободен, но свободою такой,
какая очищая выжигает
последнее — я весь внутри пустой,
109. и сердце бессердечное мерцает,
не прикипая больше ни к чему,
а если полыхнёт — не выгорает.
112. Светло глазам, да вот темно уму.
И кто мне это всё предначертал?»
— «Вот этого я отпущу во тьму», —
115. я Леонарде с горечью сказал.
— «Но прежде, — был печален взгляд его
и чуточку насмешлив, — я б узнал,
118. в чём тайный смысл, значенье, существо
скитания меж жизнью и нежизнью,
когда не мёртвый, но и не живой,
121. я в том, что для другого было б казнью,
а для меня судьбой — существовал?»
— «Я сам не знаю. Если неприязнью
124. не дышишь ты ко мне...» — «Я не дышал
и не могу...» — «Тогда теперь реши,
куда идешь (куда б ни захотел),
127. и — ты свободен!» — Камень сняв с души
и отпустив на волю двух теней,
воображеньем созданных, уже
130. я понимал: теперь чуть легче мне
пересекать дальнейшую границу
меж миром без надежды, что в огне,
133. и миром, что с надеждою продлится,
хоть и на отдалении большом,
туда, где предстоит освободиться
136. сознанию от тяготы. «Идём!» —
сказал я очень твёрдо провожатым.
Опять дохнуло дымом и огнём
139. и отступило — словно за закатом
всё враз бескрасочно переросло
в сухую пепельность, и над объятым
142. разрухою — беспамятство взошло.
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
1. Мы двигались сквозь новый мир — забвенья.
Здесь отгорев уже не бушевал
огонь, и в стороне от разрушенья
4. стояли неразбомбленный квартал
вслед за другим нетронутым кварталом,
здесь улица за улицей дышал
7. иным — каким, не разъяснить — началом
район: не помешательства, не сна,
а тем, что умещалось в этом малом,
10. да вырвалось — и вот теперь оно
оставило лишь кокон, оболочку,
в котором было всё заключено,
13. сменив освобождения отсрочку
на мрачного господства долгий срок.
И тут бы я уже поставил точку,
16. когда б не шелестящий странный звук
идущего по улицам трамвая —
как будто гнал опавших листьев ток
19. холодный ветер. Между тем такая
весенней полночью предстала мне
картина. Плыл трамвай, не издавая
22. в тени домов, в безлюдной глубине
ни скрежета, ни звона, — и горели
неяркие подобия огней
25. в кафе да в ресторанах, где блестели
на столиках приборы, но людей
я не заметил; их на самом деле,
28. как оказалось, не было нигде;
лишь голос будто у артиста МХАТа
какие-то отрывки (лицедей
31. всё напирал на слово «поздновато»)
зачитывал — про баню, про любовь,
про то, как нежный брат возлюбит брата,
34. сестра сестру, про дух, который кровь
взволнует, да про русские закаты
в родном окне, про яблоки, морковь
37. в остывшем пироге, про запах мяты
из чашки с чаем — всюду колыхались
багровые хоругви, и плакаты
40. на стенах и на тумбах красовались
под стать хоругвям, изредка прохожий
или другой прохожий рисовались
43. между домов — но исчезали, даже
не обернувшись, лишь кресты в кругах
чернели, как зигзаги грязной сажи,
46. багровые хоругви на домах
вздымало дуновеньем ниоткуда.
Казалось, что необъяснимый страх
49. гнал прочь всех тех, кто уцелел, отсюда.
И тут в костюме пепельном, в очках
в стальной оправе — возле нас — о чудо! —
52. возник знакомец старый нас двоих
с Василием Борис Гордеич Лужин.
И чуть поодаль двое в сапогах,
55. в фуражках — сам казался он контужен
и был каким-то раньше срока старым:
— «А, вижу вам и пропуск к нам не нужен!
58. Большевичков-то — ядерным ударом
сожгло!» — так он заговорил, смеясь
и кашляя, всем видом сухопарым
61. дополнив то, что окружало нас.
— «Ну что, как жизнь?» — спросил его Василий.
— «Скорей как смерть — вот то, что ты сейчас
64. хотел узнать?» — «Мы не произносили
такого», — я заметил. — «Да! К чему
про гибель рассуждать? Ведь в самом деле,
67. мы так давно не виделись!» Ему
в глаза я посмотрел — в них ужас дикий,
а на губах улыбка. — «Самому
70. живётся как?» — спросил его. — «Привык и
неплохо заселился на законных,
как видишь, основаньях в новом веке:
73. порядок у начальства, подчинённых,
нет гнусных книг советских, только Русь
без русской вони, вот! А сколько ценных
76. возможностей открылось — не берусь
и перечислить все: свобода, слава
всем, кто её заслуживал, не вкось
79. и вкривь, а радостно и величаво.
Ты слышал в репродукторах?» — «Ну да,
да только не прислушивался». — «Право,
82. прислушаться бы стоило! Тогда
ты понял бы: мы состоим в борьбе (я
вот тоже к ней причастен иногда)
85. с культурою всесветного плебея,
кто жаждал только цирка и жратвы...»
Тут мой товарищ, видимо мрачнея,
88. спросил: — «А ты или, точней, все вы
как противостоите супостата
триумфу?» — «Перестройкой головы!
91. Мы учредили орден тут, ребята:
секретный контур власти, всё тип-топ.
У массы разуменья маловато:
94. мы супостата загоняем в гроб,
в котором он сгниёт непросвещённый,
пойдёт на удобрение. Когда б
97. не супостата разум возмущённый —
какой там разум! — наступил бы рай.
Но мы воздвигли разуму препоны,
100. и пусть безумье хлещет через край!
Хотя и скорбен труд наш, не мечом,
но мыслью — всё-таки Arbeit macht frei(vii) —
103. хребет-то супостату перебьём,
и воцарится всюду высший вид —
прекрасный, мускулистый...» — «А пойдём
106. отсюда прочь, а то меня мутит
уже», — проговорил на то Василий.
— «Да, лучше бы...» И мы шагнули от.
109. — «Но, Вася, мы ведь не договорили...»
Тут двое, что в фуражках и с хлыстами,
лишь глянули на Лужина, что был и
112. беседовал всё это время с нами, —
«Спешу, спешу, друзья!» — И он трусцой
к ним побежал. Под мрачными домами
115. мы вновь куда-то шли. Их дикий строй
расцвечивали прежние знамёна.
Похрустывало что-то под ногой:
118. возможно, это был не измельчённый
печальный пепел. Вдруг возник проезд
к театру с колоннадой. Освещённый
121. весь изнутри театр — услада мест
иных, — он здесь казался нереальным
(как бы богини в тогах среди звезд),
124. почти как крематорий — театральным,
фальшивым не вообще, а напоказ
и потому бесстыдно инфернальным.
127. По улицам окрестным полилась
речь через репродукторы (со сцены),
и это-то и задержало нас.
130. Свернули мы к театру, постепенно
всё больше различая, что внутри
огромный зал, почти пустой, и стены
133. в багровых переливах. Цвет зари
и зарева скакал в пространстве зала.
И Леонарде я сказал: «Смотри,
136. ты узнаёшь её?» — «Ага, узнала!»
С гадюкой, извивавшейся в руке,
а может быть и с лирой, завывала
139. там на как будто русском языке,
выкидывая разные коленца,
горе воздевши чёрны очи, che
142. cos’e?(viii) — такое бы у итальянца
внезапно вырвалось, но, русский, я
молчал, на завывания, на танцы
145. с змеёю-лирой, на небытия
актёрку отвратительную глядя,
чей взгляд ловила дикая змея.
148. Но выдохнулось всё же: «Ну и <--->!» —
Перед актёркой в первых трёх рядах
сидела «публика», а рядом, сзади:
151. в фуражках, в портупеях, в сапогах
начищенных, а сверх того — игриво
в моноклях или в роговых очках
154. сидевших — всем регистром перелива —
триумф порядка нового блистал.
И вот, уже дурея от надрыва,
157. поэтка затянула: «Енерал
преславный наш, свет-мученик Андреич,
гром в облацех, царь-птиц раскатных скал,
160. так и не проскакнул, бо неумеюч,
хотя и резво цок-цок-цок верхом
на мужеской лошадке Стрикобреич».
163. — «Ну, всё, довольно бреда с нас, идём... —
сказал мрачнее мрачного Василий. —
Таков удел, отрекшихся во всём
166. от смысла и Отечества: казнили
самих себя без плахи — будто мозг
по доброй воле им под ноль обрили,
169. а прошлое и будущее — воск
свечи, что мнётся от прикосновенья».
— «Я в этом вижу даже некий лоск,
172. что вот таким возможно заселенье
в ад, где и умирая не мертвы», —
сказала Леонарда в изумленье,
175. внезапным поворотом головы
путь указав, куда нам надлежало
идти, потом — к вожатому: «Что ж! Вы
178. ведёте дальше нас?» — А тот устало:
— «Ну, как бы ни было мне тяжело
признать, что зло былых друзей связало,
181. пора туда, где смыслом проросло
сознание, где всякий новый час
мрак убывает, где слабеет зло.
184. Там будущее ожидает нас».
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
1. Когда огонь опять затрепетал,
я испытал как будто облегченье:
он двигался и, кажется, дышал,
4. и ощущался как освобожденье
от мертвенности пепельной, от пут,
которые любое измененье
7. затормозят и всё, что дышит тут,
наполнят разложением и страхом.
Не нужно было мне и двух минут,
10. чтобы понять, каким свободным взмахом
пожар повеял, будто огнелес
крыл языками над печальным прахом
13. или как стая птиц, возникших без
какого-либо ветра, точно сами
из воздуха сгустившегося, — рос
16. тот лес огня певучими рядами
среди руин, и смерть архитектуры
обозначала что угодно, кроме
19. распада, смерти — даже камень бурый
и серый пепел мнились бороздой
посеянному празднеству натуры,
22. которое возникло в час ночной
апрельской пророслью на страшной ниве,
таков был этот жаркий лес живой,
25. и не было для нас красноречивей
примера, чем струение огня,
которое в зажизненном порыве
28. смерть побеждает, двигаясь, гоня
прочь мёртвое отсутствие движенья
из города горящего — вовне.
31. Что видели мы кроме разрушенья?
Что в веянье пожара уцелело
среди летящей сажи? — Изваянья
34. оплавленные — из металла, стелы
из камня. Изредка наш странный путь
пересекали стайки, за пределы
37. вовсю горевших улиц ускользнуть
стремившиеся, — назову тенями
их, ибо этим воздухом дышать
40. нельзя живым — ну, кроме нас, — а с нами
была защита сверхприродных сил,
и даже лес, процветший языками
43. крылатого огня, нам не грозил.
— «Мне кажется, — сказала Леонарда, —
там, наверху опять изобразил,
46. что ожидает нас сквозь дым и жар, до=
статочно красноречиво некий
художник, кто решительной и твёрдой
49. рукой — о, нет, не для пинакотеки,
а в небе, в чёрных хлопьях облаков
как бы в физической телесной муке,
52. в багровом жаре — жар перечеркнув
зигзагами белёсыми, и это
уже звучит сильней ненужных слов...»
55. — «Напоминая небо Тинторетто?»
— «И Тинторетто, но не в этом суть.
Мы ведь с тобой до самого рассвета
58. под этим полыханьем весь наш путь
пройдём. И разве не такие краски
при возвращенье к жизни огневеть
61. начнут для зренья, и пейзаж неплоский —
холмы, река — всем тем, кто из гробов
обратно к жизни выйдет, ясно, резко
64. предстанет? Ты вот это всё готов
признать? Ты в это веришь?» — «Без сомненья».
— «Ну, хорошо, но только наш состав,
67. когда переживает воскрешенье,
он тоже изменяется: смотри
энергии как будто излученье,
70. как будто прогреванье изнутри», —
и головой кивнула, указала
на третьего, кто с нами до зари
73. вожатым шёл. Казалось, посветлело
лицо его, что смертной синевой
темнело прежде, и как будто тело
76. уже не просто тенью гробовой
шагало с нами, а подобье тени
само отбрасывало за собой.
79. Товарищ улыбнулся: — «Не вполне, не
совсем я понимаю: что, к чему?
Но чувствую как бы сердцебиенье
82. внутри, что не возможно по уму.
Конечно, остаётся credo quia
absurdum(ix) — но сейчас вот? Почему?
85. Среди пожара душного земли о
совсем ином хотелось бы сказать,
но, кажется, что via mortis — via
88. et veritas et vita(x) всем нам стать
могла бы». Чуть поодаль на пути
возникла тень, и странная печать
91. в отличие от рвавшихся уйти
отсюда, на всём облике его
была — в огне и в смертной духоте
94. он был, казалось, как и мы, живой —
в доспехах тусклых и в ремнях — пускай
живым не место здесь: перед собой
97. мы видели того, кто шёл, считай
брёл медленно; казалось, весь накал
горения был для него чужой
100. и скорбному пути не угрожал.
Лишь поравнялись с этим бредшим мы,
как громко «Salve!»(xi) я ему сказал.
103. Он, кажется, в накатах дымной тьмы
не слышал голоса, а может, он
в раздумье пребывал — вовнутрь тюрьмы
106. свершившегося горя заключён.
Тут Леонарда громко: — «Хайрэ(xii), эй!»
Он поднял взгляд: — «Речь, коей Илион —
109. речь воинов, священников, царей —
владел, известна, чужестранцы, вам?»
— «Да, кое-что», — сказал я. — «Я — Эней.
112. Что в имени моём вам? Впрочем, сам
давно не знаю, в имени моём
какой был смысл. По всяким временам
115. история моя. Но за огнём
и едким дымом что за бытиё
вас ждёт?» — «Не знаю: мы туда идём».
118. — «История — ты хочешь знать её?
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
1. Тот город, по какому ты идёшь,
он в некотором смысле просто Троя,
а в некотором — большее. Вся ложь,
4. какую на погибшего героя,
который, не сдаваясь, проиграл,
возводят победители — пустое.
7. Когда сражённый город запылал,
зажжённый теми, кто за снисхожденье
богов боролся с нами, я собрал
10. товарищей — и объявил решенье:
уходим все и строим корабли,
чтоб плыть отсюда прочь. В тот самый день я
13. взвалил отца, чьи ноги не могли
идти, на плечи, взял жену и сына,
и мы во мгле пылающей земли,
16. в развалинах — дорогой, слишком длинной,
чтобы благополучным был исход, —
прочь двинулись. Шёл бой попеременно
19. с неудержимым грабежом, и вот,
пока страдал отец Анхиз и Юл,
мой сын, ко мне прибившись, шёл и свет,
22. пожаром затенённый, исчезал
и снова возникал в густом дыму,
который всё сильнее наползал,
25. пока совсем не скрылся день во тьму
под сажей погребальных облаков,
тут я, к отчаянию своему,
28. и осознал, что разрушенья зев
пожрал от нас отставшую Креусу.
Куда она исчезла? Звал, но слов,
31. как видно, было мало. К морю, к лесу
сосновому мы вышли, где начать
постройку можно было. Седоусый
34. Анхиз сказал: «Теперь о нас забудь:
мы под защитой всей твоей ватаги.
Иди ищи её!» В обратный путь
37. в отчаянье, придавшем мне отваги,
я тотчас же отправился, и он
петлял по прежним улицам, где наги
40. лежали без доспехов — то закон
безудержного грабежа ахейцам
дозволил — трупы всех, кто Илион
43. сражаясь защищал, но их убийцам
уже пожива большая — дворцы —
блеснула. Озверевшим кровопийцам
46. я безразличен был, от них лица
я даже не скрывал. Здесь всё пылало:
уничтоженью не было конца.
49. И тут в пожаре гибельном предстала
мне тень Креусы. Что же вышло: зря
я шёл спасать её? — «О нет, нимало! —
52. тень, из огня и дыма говоря,
уверила меня. — Я подтвержденье
твоей любви здесь получила; ря=
55. дом я с тобой; но знай — не о спасенье
моём — увы, напрасном — хлопотать
ты должен, я мертва. Ведь ты решенье
58. отплыть отсюда принял? Отплывать
пора вам от бессмысленного брега.
Спасёшь хотя бы сына. Дальше будь
61. что будет — возвращайся для ночлега
обратно в рощу! Дай лишь обниму
тебя...» И, свившись струйкою пологой,
64. она исчезла в траурном дыму.
О, этот ужас подлый и позорный,
который надлежало одному
67. мне вытерпеть! Но будущего зёрна,
посеянные в гибели, уже
восходят на пылающей, на чёрной
70. нас с нею разделяющей меже.
Пусть жестока была спасенья плата,
да мы спаслись! А Илион? Как же=
73. ртва в час кровавого заката
он бы забит и в пепел обращён —
наш доблестью и мужеством богатый,
76. но всё же обречённый Илион!
Не так ли и на севере столица,
я слышал, там, у вас, так как и он,
79. в огне и в стуже умирала? Длится
ли города пленение в тисках
наставшего, которое, как жница,
82. всё срезанное в снеговых снопах
до срока бережёт? А город твой
родной в просторных солнечных степях,
85. что на горе над блещущей рекой, —
он разве не вот так же погибал,
сперва братоубийственной войной,
88. зажжён, потом нашествием, пылал
со всех сторон? Все три испили чашу
одной судьбы, лишь этим весь накал
91. горения и объясним. Утешу
себя я, чужестранцы, только тем,
что, как ни тяжела, а горя ношу
94. я вытерпел. Сейчас не к кораблям
отчалившим, а к новым, чья постройка
лишь только начинается, идём,
97. и новое, что предстоит, мы стойко,
спокойно вытерпим...» — «Конечно, но
есть кое-что — ты можешь ли, постой-ка,
100. вот это непонятное одно
мне разъяснить: а сходства с Атлантидой
здесь нет? Ведь та, уйдя во мгле на дно,
103. через века всплывает вновь, победой
поправ погибель прежнюю, чтобы
погибнуть вновь... Про это мне поведай!»
106. — «Что ж, очень просто: нет такой судьбы
у наших городов. Была последней
столицы гибель. Атлантида бы=
109. вшая, возможно, и не бредни
египетских жрецов, но нам-то что?
Не Атлантиде мы идём вослед, не
112. какой ещё земле — наш путь простой:
сшиваем „было” с „будет”, на куски
разрезанное огненной чертой.
115. Ты не забыл про город у реки,
разлившейся в лагуну?» — «Как забыть!»
— «Над коим полыхают языки
118. огня да не вредят ему ничуть?»
— «Конечно!» — «Предстоит и нам такой
прекрасный город тоже возводить,
121. но на горе, что встала над рекой.
Прощай! Сворачиваю к роще, где
товарищи, отец и сын». — «Постой,
124. а, может быть, в тот город по воде
нам вместе плыть?» — «Не вместе! А огонь —
он прекратится. Я ж своих людей
127. увидеть должен...» Тронула ладонь
плечо — то Леонарда: — «Пусть идёт
к сосновой роще. Мы ж — туда, где день
130. через часы над утренней взойдёт
равниной, хоть и ночь ещё пока,
но неизбежен к свету переход!»
133. И говорившей твёрдая рука
мне направленье указала. Плащ и
лицо моё не жара, ветерка
136. дыханье освежило (преходящи
и вправду все пожары), друг же мой,
нас ведший сквозь огонь, добавил: «Мощи
139. дневной звезды, что скоро над землёй
поднимется в прохладный час утра, —
за будущего ясною чертой
142. не удержать ночам. Итак — пора!
Там, впереди все те, кого ты ждал
сильней всего, хоть и страшась порой
145. той встречи». — И за другом я пошёл.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
1. Но всё-таки картины разрушений
не отпускали памяти моей.
Всесилие судьбы? Несчастный гений,
4. культуры, что становятся сильней,
ведущий неизбежно к сокрушенью
слабейшими, неистовством страстей?
7. К какому бы я ни пришёл решенью
внутри себя — решение, увы,
сойдёт в ничто как бы безгласной тенью.
10. В межвидовой борьбе совсем не львы,
а черви торжествуют неизменно,
съедая мозг из мёртвой головы;
13. и всё равно, что поводом — Елена
похищенная или торжество
республики, по форме дерзновенной,
16. над вековечным, затхлым status quo,
иль лозунг справедливого раздела
богатства и пространства. Ничего,
19. что тело б воспалённое хотело,
не обессмертит тела. Только цель,
что вне пределов жаждущего тела
22. и телом созерцаемых земель,
и вод, и тел других — всего простора,
цель, проступающая, будто соль
25. при высыхании — довольно скоро —
от волн и пота, скажем, на моей
одежде, за чертою разговора
28. о цели: ну, как здесь, среди степей,
в которых мы шагаем за пределом
разрушенного города. Верней
31. связать ту цель не с изумлённым телом
и виденьем телесным изнутри
пространства или времени, а с целым
34. пространства или времени. — «Смотри, —
заговорила Леонарда, — там
как будто бы огни опять: их три!»
37. — «Похоже!» — «Что-то освещают?» — «Нам
не разглядеть: напоминает сад.
Но что уж точно видимо глазам,
40. так это стол, и за столом сидят, —
ответил я, — вот так, среди степей,
вне поселений и кого-то ждут.
43. Довольно странно...» — «Так пойдём скорей! —
приободрила Леонарда. — Эти
огни или подобия огней,
46. как светляки, в трепещущем полёте
нам подают сигнал не просто так,
как если бы наматывая нити
49. трёх наших взглядов — на один моток».
Мы шаг ускорили, а степь темнела
вокруг. Хотя бы хруст, хотя бы звук
52. какой раздался — степь оцепенела
(что вовсе не похоже на неё
ночами) в неподвижность без предела
55. и смысла — если б в ино-бытиё!
(хоть в предваренье, в переход к иному:
которое не началось) — её
58. в той тишине, при приближенье к дому,
к тому, что ощущалось мной как дом,
понять мне было трудно. Я бы шуму
61. животных, крикам птиц и весь объём
волной заполнившему свиристенью
сверчков в ночной траве был счастлив, в нём
64. я находил бы даже утешенье,
а тут — бессильный воздух, немота
стерильная — испуг и без движенья
67. простор, и ни травинки, ни листа
не шелохнётся, нет. А сад? Чем ближе
мы подходили, тем яснее та
70. картина вырисовывалась: ниже
мигавших ламп стоял широкий стол;
у ламп — чешуекрылые; они же
73. возле кувшина на столе; сидел
за тем столом отец мой, виноград
вился (как будто!) по беседке, дул —
76. сквозь листья, гроздья — проницавший сад
несильный — мне подумалось: «приречный» —
случающийся до восхода над
79. домами и деревьями восточный
свежащий ветер. В той беседке рядом
с отцом моим за трапезой полночной —
82. мы тотчас встретились друг с другом взглядом —
сидела мать: — «Вот ждём — уж сколько лет!»
А над стоявшим над столом сосудом
85. чешуекрылые — они на свет
как будто к пище лакомой из тени
ночной рвались к тем жарким лампам, нет,
88. опархивали лампы тем мгновенней,
что можно было запросто сгореть
при слишком близком лёте. На стекле ни
91. следа от тех, успевших умереть,
не оставалось — всё в два-три мгновенья
переходило в пыль: её стереть
94. и даже сдуть, чтобы ясней горенье
под призрачным стеклянным колпаком
являлось саду как стихотворенье,
97. не стоило усилья — и о чём
стихи? — о трепетанье мыслестрочек
над лампою, когда простым умом
100. не разобрать ни запятых, ни точек
в сверхумном трепете, какой плывёт,
которого и лучший переводчик
103. уже обратно не переведёт
на речь рациональную? Но я-то
сейчас не о порханиях, что над
106. коптилкой, осветившей угловато
беседку, виноград среди степей —
— «Давно ли ты племянников и брата
109. видал?» — спросила мать. — Пробег теней
от пламени, лозы, чешуекрылых
смущал меня тем больше, тем сильней,
112. когда я замечал его, не в силах
не удивляться, на её лице,
что я-то знал: они с отцом в могилах;
115. но это всё, как говорят, в конце
концов — для веры нашей испытанье,
а здесь как будто получаешь це=
118. лым то, что даже тайное желанье
не рисовало; живы все: отец
и мать — и всё сильнее трепетанье
121. теней, ясней биение сердец
живых и не вполне: — «Я видел Диму
два месяца назад, то был конец
124. зимы в Москве». — «Ты удивишься: с ним у
нас застолье было день назад.
Как внуки повзрослели!» — «В эту зиму
127. я видел только Диму...» — «Знай: твой брат —
он у реки уже, — добавил папа, —
иди туда, там многие стоят
130. и ждут... Всё это, может быть, нелепо,
но я скажу: никто не знает, как
мост перекинуть через реку...» — «Папа,
133. а с братом всё в порядке?» — «Что ж ты так
волнуешься: конечно, всё в порядке!
Раз не один — садитесь — как никак
136. гостям мы рады. Ведь в сухом остатке
что нам даётся? Радость одарять,
делиться тем, что вырастил; не сладки
139. труды — но их плодов не осознать,
покуда не отведаешь такого
вина!» — кувшин подвинул он. Опять
142. мне показалось, что отца живого
я вижу, а не тень: — «Сорт?» — «Совиньон...»
Тут мама к нам троим: — «Ну, право слово,
145. вы ешьте тоже, не стесняясь, — вон
в тарелках груши, яблоки, черешня...
А хлеб — хотите хлеба?» Пусть смущён
148. я был, но знал: апрель сейчас. Не вешний
был — выбор тех плодов, а летний. И
велик соблазн отведать: пей и ешь — не
151. хочу. Отец налил вина. Мои
сопутники пригубили. Василий
сказал: — «Как крепок солнца и земли
154. напиток, а за то, что угостили,
благодарю: впервые охмелел
за двадцать лет!» А я всё думал: мы ли
157. за тем столом? Быть может, наших тел
какие-нибудь двойники и тени
здесь пьют вино теней, но не успел
160. отдаться полноте своих сомнений,
заговорила Леонарда: «Тост
поднять за вас — я бы хотела: мне не
163. мечталось вас увидеть ниже звёзд,
закрытых заревом, в саду весеннем.
А что за ожидающий всех мост?»
166. — «Я расскажу. Но перед продолженьем
беседы уж представь гостей», — отец
так обратился, но ко мне. — «Стесненьям
169. не место здесь. Представь же наконец!» —
проговорила с ободреньем мама.
— «Да нет стеснений!» Я смотрел: и лиц
172. родительских касались тени, мимо
пропархивавших бабочек. В тени
сидевшие в саду, что некой рамой
175. очерчен был, отец и мама — не
ясней, чем порх, фигурами своими
отбрасывали как бы тень теней.
178. — «Вот Леонарда, — произнёс я имя, —
я ей обязан тем, что вышел в путь,
приведший к вам. Мы не дошли б живыми,
181. когда б не Вася — друг мой. Как-нибудь
я расскажу вам...» Оба поклонились
родителям моим. Меж тем чуть-чуть,
184. мне показалось, тени удлинились,
отбрасываемы тремя из нас,
кого назвать живыми затруднились
187. бы те, кто наблюдал извне сейчас
широкий стол, а мы за ним сидели
беседуя. — «Довольно ранний час, —
190. проговорил отец, — но вы у цели
почти — и это не приречный сад,
где мы сидим, она на самом деле
193. и не река, перед какой стоят —
вы их увидите довольно скоро —
людские толпы. Даже не восход
196. светила осязаемого мира
и даже не тот город на горе,
что за рекой. Вот, скажем, Игорь, лира
199. твоя — что может? Волновать? Скорей
иное здесь потребуется. Я же
готов вам это разъяснить. С зарёй
202. не многое изменится в пейзаже,
но — всё внутри. Спрошу у сына: ты
собой доволен? Счастлив?» — «Знаешь, даже
205. я не могу сказать...» — «Но ведь мосты
не знанием одним возводят, нужен
здесь верящий в успех, а так — просты
208. решенья. Будешь ты обезоружен
без веры. Будешь даже обречён.
Но, впрочем, доедайте поздний ужин,
211. и вот — вино». Степь с четырёх сторон
немотствовала, и, казалось, тело
вселенной охватил глубокий сон,
214. и только мысль, как лампы те, горела.
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
1. — «А я ведь был когда-то инженером
и неплохим, — продолжил речь отец, —
и поезда России по просторам
4. страны — под стук волнуемых сердец —
все бегали с колодками моими.
Ты это знал?» — «Конечно». — «Но венец
7. того, что создал — ты и брат твой». — «Нами
не ограничивается...» — «Как знать!
Конечно, потрудились с мамой. Маме
10. респект главнейший в деле, так сказать».
Тут улыбнулась мама: — «Может, всё же
про мост?» — «Ну что ж, отчаянья печать
13. на лицах там у всех: тот мост, похоже,
задача не из лёгких, разделил
два берега; они могли быть ближе,
16. да сваи в реку вбить превыше сил
и выдумки любого человека,
чего бы хитрый ум ни намудрил.
19. Решение, я думаю, однако
возможно, если нам осмыслить, как
построить мост без свай поверх потока
22. кислотного, чтобы ни сам поток,
ни испарения не разъедали
конструкции, там крепок и легок
25. быть должен матерьял: ни сплавы стали,
ни прочие не пригодятся, но
решенье может быть не в матерьяле,
28. а в необычном взгляде, и оно,
скажу тебе, как сыну инженера,
возможно в чём-то даже и смешно,
31. да эффективно. Полагаю, вера
в возможность отыскать его, считай,
есть половина дела — мост-химера
34. становится мостом реальным. Знай,
ещё добавлю я, что химеричен
тот мост лишь тем, кому проход без свай
37. по-над потоком мрачным необычен;
возможно, это только потому,
что кажется для толп больших непрочен,
40. стремящихся покинуть ночи тьму
на нашем берегу — тем переходом,
поскольку будет только по нему
43. возможен путь. И, да, мы были рядом,
да вот ушли — идти недалеко.
Что ж, самый ад покажется не адом
46. в сравненье с тем, какая та река:
сжигает без остатка душу, тело;
бывает — часть. Вам этого пока
49. достаточно. Всё сами у предела,
на берегу — увидите. Но вот
что: на себя надежд осталось мало,
52. нам нужен тот, кто всех переведёт
поверх вернейшей гибели, — заданье,
доступное лишь сердцу, в свой черёд
55. имеющему много упованья».
— «И кто же он?» — «Я полагаю: ты!»
Тут наступило долгое молчанье.
58. — «А... если я сорвусь?» — «О, высоты
страшиться — на печи лежать. Зачем
ты взялся за стихи, зачем мечты
61. ты сделал осязаемей во всём
реальности?» — «Не знаю, выпал путь,
так получилось...» — «Брось! Ты знаешь сам
64. причину, хоть как бы стыдишься, хоть
и говоришь, что, мол, не я, само
собой сложилось — время испытать
67. и мысль твою, и веру. Знаешь, мой
ум, может, и по-прежнему силён,
да веры не хватает — не ума,
70. иначе был бы мост сооружён.
И вот ещё: одно предупрежденье
хочу вам сделать (кто предупреждён,
73. тот осторожен) — вы при приближенье
к той тусклой и погибельной реке
увидите как будто оцепленье,
76. то строй существ — на нашем языке
им нету имени — разят нещадно
лучами, так что лучше вдалеке
79. от них держитесь; охраняют ад, но
и нас от тока адского». — «А вдруг, —
тут я спросил, — не адский ток?» — «Да ладно;
82. там так смердит, такой ужасный звук
теченье издаёт — похож на скрежет
металла о металл, на вой, на крик —
85. ну, словно по живому скальпель режет
без снисхожденья, без анестезий —
и только то, что будущее брезжит
88. на мглистом, за последней из стихий,
и вытерпеть даёт все эти звуки:
там на холме увидишь за рекой...»
91. Тут перебил я снова: — «Город некий?» —
«И вправду — город. Прочих городов
он будет краше, а в самом потоке
94. остатки неудавшихся мостов:
они и продолжают скрежетать.
Ну что, идти по-прежнему готов?»
97. — «Да, мы идём!» — «Могу лишь повторить
в конце — доверься слову инженера —
задачи в силах многие решить
100. мысль ясная и вера. Мысль и вера».
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
1. Когда втроём мы подошли к потоку,
к излучине последней и к границе,
к вторженью ада в мир неадский, оку
4. открылось продолжающее длится,
змеёю изгибаясь по степям,
темнеть и даже тускло серебриться,
7. но нет, не так, как блещет ночью гром
в летучем эхе молний, в том потоке,
чей скрежет возрастал, в потоке том
10. поверхностью как ртуть, чей лязг жестокий,
чей грохот, скрежет, вскрик, утробный вой
росли в ночи беззвёздной, в полумраке,
13. что чуть переливал над головой
последнею багровостью пожара —
что далеко на западе, какой
16. почти погас — в струившемся как мара
потоке был невыносимый смрад.
На плоском берегу — насколько взора
19. хватало — видно было, что стоят
заворожённо толпы, наблюдая
то, как скрежещут, кренятся, дрожат
22. пролёты и остаточные сваи
от неудачных, рухнувших мостов.
Предупреждённый, я-то знал, какая
25. нас ждёт река, но всё же не готов
был к зрелищу людского миллиарда,
что собрался у плоских берегов
28. ошуюю потока. Леонарда,
тут тоже растерялась: — «Ну, и что
ты дальше делать будешь?» — «До сих пор, до
31. вот этой вот минуты, на простой
вопрос ответил бы легко и прямо,
да вот сейчас всё с чистого листа,
34. похоже, начинается. И рама
событий не очерчена. Пойдём
и спросим тех, кто семо и овамо
37. того, что знаем: что в потоке том
неодолимого?» Меж тем столпы
воздушные темнели и лучом
40. с вершины каждого края толпы
ощупывались как бы в огражденье
движения к потоку и как бы
43. вообще любого резкого движенья
(похоже было более всего
на лагерный периметр). Горенье
46. порою возникало — то кого-
то луч задел. Столпы смерчеобразно
покачивались, будто существо
49. какое каждый — с крыльями. Не поздно
нам было всем остановиться, змей
воздушных, ток-змею во мгле беззвёздной
52. оберегавших, не дразня собой,
своим движеньем: мы могли бы вместе
свой путь обдумать. — «Лучше поскорей
55. шагать, — сказал товарищ мой, — здесь части
единого срастаются — все те,
что смерть разбила. Адские напасти
58. пусть устрашают ищущих путей;
наш путь понятен. Дважды умереть
не выйдет — смерти страх куда лютей,
61. чем смерть, уж мне поверьте». И темнеть
пространство продолжало, хоть и скоро
должно было, поднявшись, осветить
64. всю ширину приречного простора
нам солнце дня. Каких-то два часа
осталось. И в надежде разговора,
67. что разъяснит мне всё, на голоса
я зашагал к реке, к разноязыкой
толпе, что в обуви или боса,
70. в одеждах всех покроев, часто дикой
расцветки, даже в головных уборах
всех мыслимых времён, к той разноликой
73. толпе — похоже, что людей, которых
я б более не сравнивал с тенями, —
которые — как я увидел — в спорах
76. друг с другом пребывали, языками
понятными или напротив — мне
чужими — изъясняясь и руками
79. жестикулируя, и в чём-то не=
обычайно важном здесь друг с другом
не соглашаясь. Среди нетеней
82. искал я тех, чья речь природным слогом
была бы ближе мне, — и отыскал
на берегу песчаном и пологом,
85. хотя знакомых здесь не повстречал,
круг соотечественников (ошибки
быть не могло) — на лицах я прочёл
88. не удивление, а род улыбки
приветственной: — «Вы тоже русский?» — «Да!»
Когда б не скрежет, смрад да ветер зыбкий
91. над берегом, то я бы никогда
и не подумал, что так близок к краю
кислотного потока, как вода
94. катящего, в движенье всё сжигая,
препятствием последним на пути
перед горой, куда, превозмогая
97. препятствие, нам нужно перейти.
Заговорил один: — «Мне ваше имя
неведомо...» — «Я — Игорь». — «А, в чести
100. теперь и это имя. Рад! Мы с вами,
выходит, тёзки — видите, какой
в невыносимом грохоте и шуме
103. мы здесь вот остановлены рукой.
Я бы сказал, что всё-таки возможно
по воздуху — без рельс, пролётов, свай
106. нам реку пересечь. И осторожно
добавил бы, что я перелетал
и не такое — в путь довольно сложный
109. отправившись, — покуда полыхал
под днищем грузного аэроплана
бескрайний лес Полесья и вдувал
112. клубы в кабину — если бы тумана! —
мутящих разум тлеющих дымов.
Но вот что мне сейчас довольно странно:
115. я ведь тогда летел поверх лесов
в воздушном судне, имя змееборца
носившем — Муромца, — а не готов —
118. сомнение достойно стихотворца
мимозного — мой опыт повторить —
по-над оравой змей. Боюсь, что сердце
121. восторг утратило, желанье, прыть.
Тогда на Петроград, покинув Киев,
летели мы. Как, кстати, Киев?» Лгать
124. не мог бы я и — промолчал. «Там змеев
воздушных, завихрений, просто ям, —
продолжил он, — и разных прочих сбоев
127. с избытком было...» — «Я и прежде сам, —
заговорил другой, — любезный тёзка,
мог без труда заклясть весь этот срам:
130. мне звуки подчинялись — весь из плоской
реки идущий скрежет, все пары
я смог бы удержать уздою жёсткой
133. свободной композиторской игры,
заставив даже ад служить Орфею,
ну, чтобы, присмирев, они, бодры,
136. лады бы оживляли пламенея,
а вот скрежещут же невыносимо:
ни такта здесь осмысленного, смею
139. заметить, и ни толка нам от дыма...»
— «От пара», — тут поправили его.
— «От пара, хорошо. Ненаходимо
142. таинственной натуры вещество
вот в этом, повторяю, смрадном сраме —
поправьте, я не физик. Существо
145. моё лишь музыкальными волнами
интересуется! — И он в песок
ударил тростью. — Я скажу словами
148. такими: если что на свет извлёк
Творец — то только в ритме музыкальном.
А — это что за выверт и плевок?
151. Вот и стоим на берегу печальном...»
Тут третий, видом несколько лукав,
сказал: — «Что нам к толчкам первоначальным
154. всё время возвращаться! Тот неправ,
кто думает, что сбои внутри вида
ведут и к измененью вида, став
157. толчком к скачку в иные виды, мы до
сих пор стоим у этой вот реки,
а не нашли — тут может взять обида —
160. решенья, как бы ни были ловки
и тонки исхищрения, — тонем в ней,
в изменчивости, чешем языки».
163. Тут Леонарда подошла ко мне:
— «Мне кажется, что общая беседа
для цели нашей бесполезна. Не
166. стесняйся и всё то, как есть, поведай
ему!» Высокий алый капюшон
полускрывал лицо того, кто вида
169. казался мне знакомого, и он
молчал, смотрел, как бы не до конца
речь нашу понимая, я ж смущён
172. молчал и сам. Приподнял он с лица
материю, сурово глянул — нет,
не может быть! — такого пришлеца
175. я здесь не ждал. — «Учёнейший поэт! —
воскликнул я. — Doctissime poeta,(xiii)
как счастлив видеть вас!» Его ответ
178. был сдержан: — «Остаётся до рассвета
всего-то час. Я услыхал, поверь,
что ты не чужд латыни. Разве это
181. и всё? Но, впрочем, будь здоров. Теперь
ты расскажи-ка мне про свой progetto
dantesco.(xiv) Так? И вот что: смрадный зверь-
184. поток тебя смущает или нет?» — «О
учитель!..» — «Принимаю, дальше». — «Мне
не достаёт последнего, и это,
187. нет, не решимость — мы в сплошном огне,
где гибло всё, чего касалось пламя,
пересекали области теней
190. и оказались здесь — с почти живыми.
Но дальше я не знаю — как». — «Ну, что ж
скажу тебе, но строго между нами,
193. ты скоро, очень скоро сам пойдёшь
по-над потоком, над кислотным паром».
— «Но — способом каким?» — «Простейшим. Всё ж
196. ты из немногих, кто не сдался чарам
погибели: тебе важны и речь,
и жизнь, и смысл». — «Но как? Когда?» — «Недаром
199. с горы правобережной: чтоб помочь
тебе — спустился я». — «Но как, откуда
о нас известно стало?» — «Пересечь
202. любое расстояние — не чудо
у нас, считай, известиям, любым,
известно всё про всех в мгновенье. Ну да,
205. я реку пересёк, как бы сквозь дым,
пройдя сквозь пар и ток её, и ты
пройдёшь без затруднений. Что — идём?»
208. — «А стражи?» — «С убываньем темноты
они исчезнут». — «Значит, всякий раз,
как всходит солнце...» — «Нет, но нам пусты
211. угрозы их. Остался только час».
— «А те, кто шёл весь этот путь со мной?»
— «Конечно, тоже с нами». Мы тотчас
214. же двинулись к потоку. Над рекой
исчезло всё, что зыбилось в парах,
и яркой галактической дугой
217. Путь Млечный прояснился в небесах.
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
1. Ну, что ж, поэт был прав: лишь вчетвером
мы подошли к потоку, цепь из духов
смерчеобразных коридор, пролом
4. образовала, дикие ж для слуха (в
ночи, особенно перед рассветом) вскрики
и скрежеты замолкли. Я успехов
7. таких не ожидал, но строй высокий —
строй чуждых нам существ — опять за нами
сомкнулся, нас впустив лишь — на востоке
10. немного посветлело, — и лучами
они продолжили водить по краю
реки, дышавшей смрадными парами.
13. — «Doctissime,(xv) я верно понимаю,
что серп на небе — месячный?» В ответ:
— «Да, то луна, покуда молодая.
16. Готов уже? — спросил меня поэт. —
Тогда шагай вперёд без промедленья».
— «А мост?» — «О нём подумай». — И как свет
19. нас пробуждает вдруг от сновиденья
и очертанья делает ясней
всего, что видел, вдруг в одно мгновенье
22. из ставших матерьяльными лучей
сложился мост над гибельным потоком,
лишая речи стройностью своей.
25. Я всё глядел, всё изумлялся оком:
невероятно — аркою одной
связало оба берега — в высоком
28. полёте как стрелой или струной
натянутой, звенящей, но надёжной.
Кислотный ток, что снизу тёк рекой,
31. нестрашен был, и вот я осторожно
взошёл на мост, стоявший без опор
как чудо инженерное, возможно,
34. как просто чудо, и кислотный пар
не достигая арки, устремлённой
к тому, что мне не видно до сих пор,
37. но в очертаньях будущей вселенной,
в на гору уходящем берегу
нам обещало большее, мгновенно
40. забылся. Понял я, что я могу
идти почти по воздуху, нет силы,
какая остановит. Я не лгу,
43. так чувствовал я, будто из могилы
восставший, как покинувший гнездо
птенец — рывок, и плавный лёт затмил и
46. забвенью предал страхи. Всё, что до,
уже не тяготит. Так вот победа
со-знанья над не-знаньем, что звездой
49. дневною над потоком лжи и бреда —
я чувствую — сейчас должна взойти:
и большего мне, в общем, и не надо!
52. — «Путь близится к концу. В конце пути, —
сказал поэт, — нас ожидают встречи,
о коих ты, уж ты меня прости,
55. не помышлял. Рассудок человечий —
рассудок твой, что только первый шаг
свершил в свободу и, расправив плечи,
58. готов идти туда, куда никак
всем прочим не откроется дорога,
он поведёт других». Под нами — ток,
61. а справа звезды — все, довольно много —
мне показалось, двигались. Пылал
поплывшей лампой месяц и не строго,
64. но всё-таки вверху обозначал
пространство для предутреннего пира
созвездий — а ещё широкий стол
67. под куполом темнеющего мира,
и, только что омывши руки, там
в пыланье лампы лунной и в эфира
70. скольжении по зыблемым краям
одежды их — коричневой и алой,
по мягкой синеве плащей, по нам
73. отсюда снизу различимым мало
их лицам с дюжиной учеников
сидел Учитель — ловко подавала
76. владелица таверны им без слов
ненужных яства (перечень недлинный:
на блюдах хлеб, плоды и до краёв
79. вином зелёным полные графины,
ещё в запасе рыба), и сидел
в углу стола, немного затенённый,
82. тринадцатый апостол — я глядел
и ясно видел, как Учитель в белом
склонился к одному из них, кто сел
85. за этот стол — и в воздухе как мелом
вокруг фигур прочерченные тени
присутствия иного плыли. — «В целом
88. похоже на картину, только мне не
случалось видеть вечери такой
с таким уменьем выше всех умений
91. начертанной художника рукой», —
сказал поэт. А Леонарда слева:
— «Всё это правда, только за рекой,
94. что именуется игрою слов и
воды — уже морской — у нас Каналом
Джудекки, есть похожая и слава
97. её не в том, что и во тьме накалом
и мастерством всё видимое нам,
проявлено — космическое в малом,
100. а в смысле человеческом — в большом
в огромном полотне, что украшает
там названный в честь змееборца храм
103. Георгия Святого и пылает
энергией безудержной внутри,
нет, в том, что всякий увидавший знает,
106. что будет много ярче свет зари
всемирной — той, что мы увидим скоро».
Товарищ, шедший справа: — «Мысль, протри
109. глаза свои, стань навсегда опорой
свободе! Как же долго был неправ
я, веря только в слов поток, который
112. привольным чувством порождён, состав
которого, я думал, плавит все
субстанции, как ток под нами; взяв
115. чуть изменённый ракурс, я осей
вселенной вижу сцепку и вращенье.
Слова ж — в какую тьму их ни посей —
118. едва ли станет ярче слов горенье,
чем этот пир созвездий; я, слова
держа в руках, того, что про-ясненье
121. сознания даёт, что синева
предутренняя обещает, так
и не воспел, коснулся лишь едва...»
124. Все говорили, только я никак
не в состоянье был, поскольку мне
не подчинялся прежний мой язык.
127. Я посмотрел налево: там огней
движение образовало тоже
картину, невозможную вдвойне,
130. поскольку та, что на неё похожа,
висела в том же храме, в алтаре,
но с левой стороны; зеркально множа
133. присутствие, и без поводырей
сознание, сравнив их, заключало,
что не в пустой логической игре,
136. а в обретении в конце начала
цель сил, вот этот выстроивших мост:
второе полотно изборажало
139. не просто сочетанья ярких звёзд,
а дарование небесной манны:
там, вдвое свой укоротивши рост,
142. красавицы склонялись над желанной
и даже измельчённою едой,
и будущее, словно с Океана
145. свободный ветер, говорило: «Стой!
Скитание окончено, вот новый
и долгожданный мир перед тобой».
148. Я глянул на поэта — он сурово
молчал. Восток слегка порозовел.
Я посмотрел назад — и вот такого
151. не ожидал: наш берег посветлел
и — ясно было видно с середины
моста, что это сотни зрячих тел,
154. а не теней взошли на мост. Недлинный
путь предстоял вперёд в сравненье с тем,
что мы прошли, не больше половины
157. всей арки. В будущее. Насовсем.
ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
1. Заметно посветлело. Очень скоро
должно было подняться солнце. Тут
заметили мы, что парламентёры
4. с той стороны навстречу к нам идут
в одеждах светлых — ветер развевал их,
над аркой дувший. Им пяти минут
7. хватило бы дойти. И первый, в белых
костюме и трепещущем плаще,
чуть старомодном — но в таких просторах,
10. в таких пространствах, временах вообще
могло ли быть хоть что-то «старомодным»?
казалось, воскрешение вещей
13. коснулось тоже, — он на превосходном,
на «браминском» наречии своём
и потому, как сила, первородном,
16. писавший об огне, живым огнём
сопровождавшим нас заворожённый
(я без труда узнал его), лучом
19. пробившегося солнца освещённый,
заговорил: очки блестели, глухи
слова его казались; впрочем, он и
22. был сдержан: — «Нет, не думай, мы не духи.
Мы те, кто вышел повстречать тебя
и тех, кого привёл ты; громкий слух и
25. надежда шли, торжественно трубя
о приближенье — впереди колонны...»
Но тут, заметив впереди себя
28. славнейшего поэта, он, смущённый,
остановился: — «Мне ли говорить,
когда иные, высшие законы
31. постигший — здесь?» — «Возможно ли — впустить
колонну всех, кто с нами, без остатка?» —
спросил поэт. — «Не в силах преградить
34. пути тем, кто неробкого десятка
взошёл на мост. Я послан был узнать
и поприветствовать...» Его крылатка
37. в порывах продолжала трепетать.
И солнце освещало всё яснее
то расстояние, куда шагать
40. нам предстояло: арку-мост, за нею
застроенную гору, на горе
ряды деревьев, улиц шли, белея,
43. на самый верх в туманном серебре.
День будет ясным! Мимо остальных
к нам вышедших мы двинулись скорей.
46. Когда прошли, и ветер дул, не тих,
я оглянулся — принял мост легко
за нами толпы новые живых.
49. — «Вот эти видные сквозь молоко
проспекты, переулки, тополя, —
спросил Василий, — воздух и покой
52. вокруг горы, окрестная земля
тебе знакомы?» — «Да! Вверх в гору сад,
бульвар, а дальше школа, где, деля
55. с соседом парту, столько лет назад
учился я». — «Нет, всё — не так, как ты
сейчас увидел, — произнёс поэт;
58. разгладились суровые черты,
он даже улыбался, — не совсем...
Что видишь — преломленье, и чисты
61. лишь потому все линии, что в нём
отобразившем — большее найдёшь;
вот так луна в пылании ночном
64. указывает нам на солнце, дрожь
на лихорадку, это — просто знак.
Ведь, даже видя солнце, не поймёшь,
67. или услышав мелодичный звук,
что эти звук и свет сотворены.
Но очень скоро ты увидишь — век
70. лишь не смыкай — накат такой волны,
которая начальна и равна
распространению себя. Нужны
73. лишь выдержка и вера, что она
не ослепит глядящего тебя,
а будет пробужденьем ото сна
76. последнего...» — «Не так ли мчит, губя
крыла, чешуекрылое на свет,
чтобы по лампе расплескать себя
79. пыльцой?» — «Сравнение неверно, нет!
Речь не о неизбежности агоний».
Тут запылало: ультрафиолет,
83. свет видимый. И лёгкие ладони
коснулись ниже левого плеча
руки — смотрю на Леонарду: о, не
85. куда-нибудь — в зрачки, и горяча
в зрачках её, как будто в зеркалах,
та точка всякой мысли и луча,
88. внезапно нарастающая, взмах
ресниц и — выносимее свеченье,
а так бы всё сожгло в легчайший прах.
91. Ну что, когда же будет пробужденье?
Мне Леонарда: «Ты сейчас глаза
прикрой хотя бы на одно мгновенье».
94. Но лишь открыл: стою — прошла гроза,
у «Бауэр-Палладио отеля»
по эту грань видений грозных, за
97. чертой, что отделила путь от цели.
В San Giorgio Maggiore(xvi) бьёт волна.
Что это было? Сон? На самом деле
100. увиденное? Кажется, окна
в тот мир ещё не затворяли, тень
от утренних предметов недлинна.
103. И блещет во всю ширь апрельский день.
5 мая — 12 августа 2019. Питтсбург
ПРИМЕЧАНИЯ
(i) Иначе захотел бы иной лагуны! (церк.-слав. и русск.).
(ii) Сейчас я собираю все свои способности (англ.).
(iii) Маршрут два (ит.), делающий несколько остановок у о. Джудекки и не идущий дальше Сан-Марко; название данного маршрута пишется синей краской.
(iv) Область власти, царство (др.-греч.).
(v) Я не знаю (церк.-слав.).
(vi) Ты — говоришь по-итальянски? (ит.).
(vii) Труд делает человека свободным (нем.).
(viii) Что это? (ит.).
(ix) Верую, ибо нелепо (лат.).
(x) Дорога смерти — дорогой и правдой, и жизнью (лат.).
(xi) Привет (тебе)! (лат.).
(xii) Привет (тебе)! (др.-греч.).
(xiii) Учёнейший поэт (лат.).
(xiv) Дантовский проект (ит.).
(xv) Учёнейший (лат.).
(xvi) Главный
(собор и остров) Св. Георгия (ит.)
в Венецианской лагуне, в непосредственной
близости от о. Джудекка.
Вишневецкий Игорь Георгиевич родился в 1964 году в Ростове-на-Дону. Окончил филологический факультет МГУ. Защитил диссертацию в Браунском университете (США). Автор семи сборников стихов, трёх монографических исследований, повестей и романов, режиссер экспериментального фильма «Ленинград» (2014). В печати как стихотворец дебютировал в 1990 году в «Русской мысли» (Париж). Живет в Питтсбурге.
Опубликовано в Журнале №2