Кублановский Юрий Михайлович родился в 1947 году в Рыбинске. Выпускник искусствоведческого отделения истфака МГУ. Поэт, эссеист, публицист. Живет в Москве и в Поленове.
Юрий Кублановский
*
C ДОВЕРИЕМ К ГЕОГРАФИИ
Ракита
Светлане Кековой
Десятилетиями, годами,
из часа в час
страшно волнуется за окном ракита.
Ветер неистово гонит волны
её схожих с лозой ветвей,
гонит, не отпуская.
Редко он позволяет им отдышаться,
даёт вздремнуть,
редко и неподолгу.
И тогда становится даже как-то не по себе.
Подневольная ракита — падчерица миропорядка,
сердцем простолюдинка, духом аристократка.
Так и мы, кто честно владеет словом:
сколько нас нагибали,
желчно подтрунивали над нашей речью,
обходили в своих синодиках умолчаньем.
А мы — хоть и гнули, бывало, спину,
каждый раз распрямлялись,
с возрастом распрямились вовсе.
С утра сегодня новая непогода.
Штормит и мою ракиту.
Но чем кущи её сметённей,
беспокойнее крона,
тем ровнее, медленней бьётся сердце,
сердце на излёте служенья.
3.X.2019
Мечтатель
У далёкого бара
танцует пара.
В который раз
в окно интернета,
как примагниченный, наблюдаю за ними:
нею — с рыжей косою чёлкой,
голыми ключицами и руками,
им — латиносом,
пластичным и хватким.
Где они нынче
в русскую вот эту мою минуту?
Варят, обжигаясь, кофе у океана?
Или уж давно разбежались,
и теперь у каждого всё другое?
Эх, имел бы я много денег,
вытянул бы их на гастроли —
паренька и несравненную птичку.
От бедра
закидывала б ногу на его поясницу,
выгнув стан,
касалась бы причёской брусчатки
где-нибудь на Арбате
у вахтанговского фонтана,
изумляя наших вахлаков и старлеток…
Аргентинское танго
здесь — до первого серьёзного снега.
1.X.2019
Вечерами в Киото
Обагрённые склоны Японии,
что бугры самурайской ладони. И
вспышки золотистых чащоб внутри,
как осколки, пятна и прах зари.
Вновь бритоголовый монах метёт
перед Буддой двор в кимоно, как йод
тёмно-рыжем…
Гряда маслянистых свеч
в дрёмном храме, чьё и беззвучье — речь.
Не боятся аисты налегке
бережно отхлёбывающих саке
на террасах хлипких по-над рекой,
когда льётся с лунных небес покой.
Там роман таинственный «Идиот»
посейчас бестселлер.
И в свой черёд
смерть ещё вероятней стала
Акутагавы от веронала.
2019
* * *
Акутагава ли, Куросава
любили свою Японию, так сказать,
до последнего самурая,
последней опытной гейши.
И девятый вал с гребнем и бахромою
казался животным,
поглощавшим гребцов на многовёсельных джонках...
Всё теперь в Японии по-иному:
клерки-белорубашечники,
добросовестно в офисах отсидев стерильных,
вечером толкутся у барных стоек,
а кто и вкушает ресторанную пищу,
свежую и сырую,
поцеживая саке по-птичьи.
Магический сплав рая и преисподней:
островная империя внезапных землетрясений,
вылетающих из океана цунами,
фантастичных гортанных рулад артистов,
ослепительных в конце ноября чащоб,
шёлковых зонтиков
и ручных оленей.
Страна, из которой Колчак вернулся
на гибельное своё служенье,
неуспешный диктатор,
герой-полярник,
незабытый в бесчисленных лагерях
любимой.
5.X.2019
На сопках Маньчжурии
Ночь, тишина, лишь гаолян шумит…
1
Траурный вальс — души
лечит избыток ран.
Где-то шумит в тиши
загадочный гаолян.
Цвета старого сна
волнистые берега.
Проигранная война
особенно дорога.
2
Владивосток. Отель
окнами на залив.
Ясной была ли цель?
Выверен ли порыв?
Где неотчётливые вдали
сопки Маньчжурии,
спите, герои русской земли
Платоны и Гурии.
Покров день, 2019
Хвалынские яблоки
В ярких ситцах купаться пришли молодки на
Волгу ради Петрова-Водкина.
Дух хвалынских яблок,
густой багрец
с лессировкой тёмен на старом блюде.
Это цвет заката, рубах, сердец,
цвет напоминания нам о чуде…
Предвечерняя повторит заря
навигации умножая вести:
что однажды встретились мы не зря,
сблизились и остались вместе.
Правда, я не знаю, кто мне родней:
на разлив похожая ли излука
в бледной зыби, сделавшейся темней,
ты ли в ипостасях жены и друга.
И хотя и кратче теперь года
под накатом жалкой и хищной нови,
и бежит по жилам скорей вода,
чем ручьи когда-то горячей крови,
всё никак не хочет зари лоскут
уступить клубленью осенней хмури.
Так Кузьма Сергеич в годину смут
не давал погаснуть своей лазури.
Октябрь 2019
Земляки
С. Е.
Примстились
свечи в тесной горнице
с оконцами в дремучий сад,
где оправляют крылья горлицы
и гулят с отпеваньем в лад.
И запах издали доносится
окровавленного свинца
и пота с ворса переносицы
печоринского жеребца.
Мы земляки не только с самою
родимой Волгой и Окой,
с их гаснущею амальгамою,
но вот — и с южнорусской драмою,
её оборванной строкой.
Присовокупь сюда и звёздные
пространства на излёте тьмы
с их обещаньями негрозными,
что скоро будем вместе мы.
С ней как-то связана в подробностях
та в отчем доме в давний день,
считай, во всех стеклянных ёмкостях
густая белая сирень…
За всё, последний друг единственный,
что с детства знаем наизусть,
за свет из наших книг таинственный
я беспокоюсь и страшусь:
сумею вспомнить ли обширную
в совсем-совсем другом краю
земную враз и неотмирную
былую родину свою?
2.VII.2019, Касимов