Кабинет
Михаил Тяжев

ПОДЖИГАТЕЛЬ

Рассказ

Тяжев Михаил Павлович родился в 1974 году в г. Горький. Прозаик. В 2017 году стал победителем конкурса короткого рассказа им. О. Генри. Лауреат премии журнала «Новый мир» за 2019 год. Живет в Москве.



Михаил Тяжев

*

ПОДЖИГАТЕЛЬ


Рассказ



Окно было открыто. Слышалось, как далеко ломался лед. Голые белые ветлы окружали реку. Их толстые стволы — не обхватишь, испещренные точками, полосами, словно лицо или лоб старого человека, давали массу воспоминаний Валентину Егоровичу Серикову. Возле той ветлы, дальней, у пристани, он последний раз виделся с отцом. Возле той переспал летом, после выпускного, с одноклассницей, которой уже давно нет, она в могиле, остались от нее, наверное, только кости да волосы. А возле той ветлы, ближней к повороту реки, он поймал первого своего преступника, вооруженного пистолетом. Правда, бандит, отстреливаясь, ни разу в него не попал.

Теперь Серикову было пятьдесят три, из них в уголовном розыске он проработал почти тридцать лет. Река несла тяжелые мутно-желтые весенние воды. Сериков скинул последние вещи в коробку: скрепки, какие-то порванные блокноты, не пишущие авторучки, засохшее сморщенное яблоко и сказочный шар, переверни который, и посыпается снег и маленький Дед Мороз с маленькой елочкой на плече будет медленно оседать вместе со снегом на противоположную сторону шара. Откуда этот шар? Не помню и не знаю.

На Серикове бежевого цвета мятый костюм из хлопка. На лацканах желтели застиранные пятна от яичного желтка. Валя сегодня уходил на пенсию. Дверь в кабинет отворилась, и в комнату ворвались люди в масках и камуфляже. «Руки на стол! Ноги — шире!» Командовал один. Его голос показался Вале знакомым. Однако он повиновался и встал так, как просили.

«Шире ноги!» — стукнули ему по лодыжкам. Валя стал еще шире. Тот, чей голос показался ему знакомым, заглянул в нижний ящик письменного стола и вынул оттуда пакетик с белым порошком.

А это что у нас такое?!

Сериков попытался вырваться. Но его держали крепко.

Не знаю. Не мое это, — промямлил он.

Все вы говорите «не мое»!.. — произнес все тот же, чей голос был знаком Серикову, и засмеялся.

И в камуфляжах тоже засмеялись. Затем они стащили с себя шапочки с прорезью, и Валя увидел своих сослуживцев. Главным у них был подполковник Ванашкин.

Ха! Валя, а ведь ты перепугался?! Скажи, перепугался? — не отступал от него Ванашкин. Внесли пластиковый бокс с шампанским и едой. — Круто мы тебя! — сказал Ванашкин.

Сериков улыбнулся ему и ударил в нос.

Веришь, нет, Саш, — сказал Сериков, — но я так давно хотел это сделать.

Ванашкин схватился за нос, приложил салфетку: брызнула кровь.

Накрываем! — прорычал он оперативникам. — Че стоим? Все нормально!

Сериков перекинул спортивную сумку с вещами через плечо, взял коробку и ушел. В коридоре Ванашкин окликнул его.

Валя, мы же пошутили.

Я тоже.

Хорош, Валь! А как же отметить?

Валя спустился вниз, попрощался с дежурным и вышел на улицу.

Он поставил сумку и коробку в багажник своего джипа. К нему спустился старлей. Он держал в руках удочку и замшевый бордовый футляр.

Валентин Егорыч! Вот.

Он вручил Серикову удилище и футляр.

Что это?

Часы. Командирские. От коллектива. И удочка.

Спасибо.

Сериков пожал руку старлею, сел в машину и поехал.

По дороге позвонил своему сыну, который учился в театральном вузе в Москве. Разговаривал с ним по ватсапу, поставив телефон перед собой.

Привет, Яш! — сказал он, когда изображение появилось. На экране был щуплый паренек с длинными розовыми волосами.

Привет. Чего ты хотел, пап? — ответил Яша.

Узнать, как ты? Я на пенсию ушел.

Странный ты! Спрашиваешь меня, как мои дела, и сразу добавляешь, что ушел на пенсию.

В чем странность? — Сериков притормозил и свернул к «Макдональдсу».

А ты подумай.

Ну, давай, колись.

Ты второй частью предложения перебил первую. Теперь я должен спрашивать, что ты будешь делать? Скучаешь ли ты по работе?

Ладно, хватит умничать. Что у тебя с волосами?

Покрасил в розовый цвет.

Зачем? Ты же актер. Вам вроде нельзя.

Я ушел из театрального.

Как? Куда?

В академ.

Мама знает?

Да.

Может, вернешься тогда, раз ты в академе?..

Чтобы меня в городе за розовые волосы распяли.

Кто тебя будет здесь распинать? Чего ты болтаешь?

Гопники! Ты же не всех их переловил?

Сериков провел рукой по лицу. Что-то неуловимое уплывало от него. Он не понимал сына. Перед ним как будто был чужой человек.

Ты гей, что ли? — произнес со спертым дыханием Сериков.

Да, папа. Я что ли.

Давно?

Что значит «давно»?

Сериков нервничал.

Ты же был нормальный мужик.

Папа, ты своими гендерными уловками меня не поймаешь.

Мама хоть знает?

Пока еще нет.

Давай, приезжай, поговорим.

Нет, пап.

Сынок, я понимаю. Я виноват, что ты такой. Но мы с мамой взрослые люди. У взрослых иногда случается такое. Что они живут вместе, а потом расходятся. Давай, приезжай. Мы, как встарь, сходим в тир. Постреляем.

Пап, ты не при чем. И мама не при чем. Я такой. И я счастлив. Все, пока. Я сам позвоню.

Его сын выключился. Сериков опустил голову на руль и задумался. Что делать дальше? Как жить?


Он зашел в «Макдональдс», взял кофе и гамбургер. Вернулся к машине, возле нее мотался бездомный.

Мужик, дай пожрать! — услышал от него Сериков. — А то дождь хлынет и не погасит огня.

Сериков всмотрелся в нищего. Тот развернулся на Серикова, заметив его пристальный взгляд.

Че зыришь? Погорелец я. Живу под небом. Как птица божья.

Отойди от машины, — сказал ему Сериков.

Ты же как я, — не унимался нищий. — Твой череп толще.

Сериков сел в машину. Открыл окно и протянул нищему гамбургер, завернутый в бумагу. После он остановился у коммерческого банка, в нем управляющей филиалом работала его бывшая жена Марина. Она вышла к нему на улицу.

Чего ты хотел, Валь? — сказала она.

На пенсию я вышел.

И что?

Так. Яша тебе звонил?

Нет.

Ладно.

С ним что-то случилось?

Нет, все нормально.

Чего ты тогда заезжал?

Сказать, что я на пенсии.

Валя! Я десять лет ждала, когда ты уйдешь со своей работы. А ты работал и своих баб прикрывал работой. И теперь заявляешься, чтобы я вернулась. Я люблю другого человека. У меня другая жизнь.

Она присмотрелась к мужу. Стряхнула с его воротника прилипший пух. Потерла длинным красным ногтем яичный желток.

Ты когда последний раз стирался? Надо тебе купить другой костюм.

Сериков после жены отправился к бывшему криминальному авторитету, которого он когда-то ловил. Теперь тот занимался поставками оргтехники из Китая.

В офисе, который находился в бывшем авиационном ангаре, Серикова встретила девушка-кореянка с тонкими ногами на высокой шпильке.

Бывшего авторитета все сотрудники звали Лев Вадимыч. Он сидел за массивным пустым столом и перекладывал стопки бумаги с одной конца на другой. Ему нравилось, что у него такой большой стол, ему нравилось, что он руководитель компании. И он всем своим видом показывал свою значимость. Его бычья шея была обернута толстой золотой цепью с таким же толстым крестом, на котором Иисус, поджав коленки, выражал страдание. Но если внимательно присмотреться к его лицу, то можно было увидеть отдаленное сходство с владельцем креста. Дело в том, что Лев Вадимыч заказал ювелиру сделать вместо лица Спасителя свое лицо.

А, Валя! Привет! — поднялся он с места и пожал Серикову руку. — Садись. Значит, работа нужна? — Лев Вадимыч сделал умный вид. В это время Сериков подумал, что, наверное, зря приехал. — Ты же знаешь, чем я занимаюсь? — добавил многозначительно бывший авторитет.

Охраной вип-персон?

Смотри, — Лев Вадимыч подошел к монитору компьютера и что-то там переключил. Затем вызвал секретаршу Леру — девушку с длинными ресницами и надменным взглядом. — Слушай, Козаков ведь больше не работает у нас?

Не работает, — ответила Лера безучастно.

Значит, работяг на лесопилке никто не охраняет?

Ну да.

Что «ну да»?

«Ну да» значит «ну да».

Что ты мне «нудакаешь»! Ко мне гость пришел. Человек, можно сказать, спасший меня!

Лев Вадимыч, что кричать! Вы скажите, что надо? Я сделаю.

Нужно устроить его на место Козакова.

Это бомжей охранять?

Да. Оформи его.

Лера ушла. Лев Вадимыч был доволен. Он присел на край стола и покачивал безносочной ногой, обутой в мокасин.

Он рассматривал Серикова.

Работа простая, — сказал он. — Нужно контролировать работяг. Бухают. Лес продают налево. И часто из бараков сбегают.

В смысле? — Сериков не совсем понимал, из каких бараков сбегают.

Приезжают со всей страны. С Украины много. Мы их селим и за периметр не пускаем. Они живут и работают определенное время. У меня там как в Советском Союзе. — Он засмеялся, запрокинув голову и обнажив свою пасть, в которой за клыками чернели пустоты.

Сериков поднялся. Ему не нравилось быть охранником. Да и сам Лев Вадимыч ему не нравился, и он еще раз подумал, собственно, зачем приходил.

Он вышел от него на улицу и сел в машину. Что-то далекое, похожее на приближающуюся беду, маячило перед ним. Он вдруг осознал, что никому не нужен.

Позвонил подполковнику Ванашкину.

Здорово! Да нет, все нормально. Спасибо за удочку и часы. — Сериков поискал глазами замшевый футляр, тот лежал на переднем сиденье. — Вернуться никак? Вернуться, говорю! Я же знаю, не хватает специалистов. Омоложение? Какое, к черту, омоложение? Ну, может, можно что-нибудь придумать?

Сериков не получил от него ответа. Позвонил знакомому — бывшему генералу.

Алле! Алексей Алексеич! Сериков это. Нормально дела. Я по делу. Нет, я уволился. Нет, меня не увольняли. На пенсию ушел. Хочу узнать у вас. Могу я восстановиться? Хочу пользу родине приносить. Узнаете? Сколько нужно подождать? Хорошо.

Сериков остановился на обочине и включил аварийку. Закрыл глаза. Он как будто существовал отдельно от всего мира. Поймал в себе ощущение, которое он испытал когда-то давно. Вот он выходит в поле и ложится на землю, смотрит на облака, плывущие над ним. В этом ощущении было главное, он никуда не торопился. Лежал на земле, а облака плыли над ним. Правда, тогда ему нравилось ощущать свободу, а теперь он ужаснулся ее присутствию. Он снова подумал, что, наверное, неправильно все делал в жизни, и в отношении жены и сына тоже...

Прошел час. Он решился набрать Алексей Алексича.

Нажал на кнопку, и пошел вызов.

Да, — прохрипел генерал в трубку.

Это я, Алексей Алексеич. Вы не звонили, куда обещали?

Сериков по новой начал пересказывать, что он теперь на пенсии, что хочет снова вернуться на службу. Генерал опять пообещал, что позвонит и поможет.

Сериков завел джип и поехал домой. Противно было знать, что всем наплевать на тебя.

Дома он достал из огнеупорного сейфа новенькую «Сайгу» и проверил патроны. Затем вспомнил, как однажды, давно, ездил на выезд, стрелялся самоубийца. Приехал, а у того полголовы нет и на одной ноге только один носок. Второй лежит тут же рядом.

Сериков снял носок и заметил, что нехорошо будет, если он испачкает ковер. Отвернул ковер.

Затем долго приноровлялся к тому, чтобы суметь нажать пальцем на спусковой крючок. Не получалось. А когда получилось, то выстрелил в потолок. Оглох немного; глянул наверх. Там дыра. И тут же стук в дверь. Убрал ружье, пошел открывать. На пороге Вольдемар — сосед, который недавно освободился.

Дядя Валь, чего за фигня? Не слышал? Может, пришили кого? Как вроде стреляли?!

Да это я шампанское открывал.

Гуляешь?

Праздную свою пенсию.

Вольдемар глянул на его ногу.

А чего ты в одном носке?

Так парадный костюм такой, — нашелся что сказать Сериков. А самого колотило.

Ну ладно. Вот еще что. У нас в поселке кто-то дома поджигает. Все валят на меня. А ты знаешь меня, если кому рожу набить, я могу. А чтобы поджигать!.. Я в рот бухла уже год как не брал. И не курю. И совсем моральный образ жизни проповедую.

Веду.

Чего?

Образ не проповедуют, а ведут.

Да какая на хрен разница! Понятно же, что я сказал.

Ну да.

Так может, у тебя есть какой прокурор или мусор. Сори, полицейский. Который бы помог, если что.

А ты не поджигал?

Мамой клянусь.

Сериков знал Вольдемара. Тот мог наклусить — украсть деньги, подраться. Но когда дело касалось матери, он становился другим. Она была для него моральным авторитетом.

Придумаем что-нибудь, — сказал ему Сериков.

Вольдемар ушел.

Сериков распахнул окно. Пороховой дым улетучился. Он вынул обратно из сейфа ружье и разрядил.

Попробовал на прочность веревку — порвал. Кинул взгляд на телефонный шнур. Намотал вокруг шеи и начал искать перекладину, к которой бы мог прикрутить противоположный конец. Остановился на дверной ручке. Привязал. Подогнул ноги… В голове его как будто что-то сдвинулось. Шея вздулась. Дышать было тяжело. Он всей тяжестью своего девяностокилограммового тела давил на шнур, и тот лопнул.

Сериков рухнул на пол. И следом ему по затылку ударила дверная ручка.

Он потерял инерцию к самоубийству. Лежал на ворсистом ковре, и досада душила его, даже убить себя толком не может. И такое отчаяние им овладело, так досадно ему стало, и он вспомнил, как давно перед армией к нему позвонила неизвестная женщина и предложила поехать на сухогрузе река — море. Дело в том, что по первой своей профессии Сериков был повар. С год работал в столовой пансионата. А тут коком! Она нарисовала ему перспективу, река — море, потом океан, разные страны.

Через Атлантику будете ходить.

Он отказался.

И вот сейчас Сериков подумал, что в его жизни много случалось таких поворотов, мимо которых он проходил, сворачивая в противоположную сторону. Один раз задержал бандита, на душе которого было два трупа, и вел его через болотистую ряску. Так тот повернулся и сходу: «Давай, Валь, я тебе лям дам. А ты меня отпустишь».

Иди! — скомандовал ему Сериков. Привел.

Так тот каким-то макаром умудрился отмазаться. И Валя потом долго думал, что зря не отпустил его. Глядишь, миллион в кармане! И с женой бы тогда все в порядке было. И сыну бы мотоцикл купил.

В дверь к Серикову постучали. У него не было звонка. Он не любил их. Поднялся, осмотрел себя, вроде все нормально. Запаха тоже нет. Улетучился. Повернул ручку замка и открыл дверь, в коридоре мялось, не зная, кто первым начнет, несколько незнакомых мужчин и женщин.

Начала женщина в туго обтягивающих джинсах.

Валентин Егорыч, — начала она, волнуясь. — Мы знаем, что вы на пенсии. Это хорошо.

Спасибо.

Нет. То есть это не хорошо, может быть, но для нас хорошо.

Что вы хотите?

Мы хотим вас нанять.

Не понял?

Поджигателя надо поймать.

Так есть же полиция.

Мы заявляли. А они не хотят.

Как это не хотят? Они обязаны принять заявление и рассмотреть…

Один из стоявших тут же, серьезный мужик с гладко выбритой головой и глазами навыкате, произнес недовольно:

Я же говорил, все они заодно.

Ты думаешь? — засомневалась женщина в джинсах.

А чего, не видно? Круговая порука. Ежу ясно! Он же тебе прямым текстом сказал: идите в полицию.

Хватит болтать, — прервал его Сериков. Ему впервые за сегодняшний день понравилось, что люди заинтересованы в нем, что он может для них что-то сделать.

Мы тут собрали немного. — Женщина в джинсах вынула порванный конверт, из которого торчали деньги. — Решили вам заплатить.

Да, ладно. Что вы! Я же еще не сказал «да». — Ему нравилось, что его упрашивали.

Поймайте его! — сказал гладко выбритый, и глаза его загорелись.

Я даже не знаю.

Это не взятка. Мы кто сотню, кто больше скинулись. Всем районом. Это от нас. Расходы на телефон, на еду. Тут немного, но все же.

Сериков взял конверт и убрал.

Когда вы хотите, чтобы я его поймал?

Как поймаете.

Хорошо. Мне нужно время, чтобы подготовиться.

Конечно. Конечно.

Сериков попрощался с пришедшими и ушел к себе. Завалился на диван и стал думать.

Что ему известно про пожары? Дома в основном горят те, которые стоят в центре города. Там дорогая земля. Он отметил одну закономерность: поджоги совершаются после окончания рабочего дня. Значит, поджигатель работает. Сколько ему нужно, чтобы добраться в центр с работы и взять канистру с бензином. Какой он из себя? Нервный, наверное. Очень нервный.

Сериков позвонил участковому, который работал в том районе.

Тихонов? Коль, привет! Это Сериков. Да, на пенсии. Лежу, балдею. Потом сгоняем на рыбалку. Мне знаешь, что бы хотелось узнать, у тебя на участке есть пироманы? Пироманы — это те, которым нравится поджигать. Надо. Нет?! А что ты скажешь про пожары? Они же на твоем участке?! Да, надо. У двоюродной сестры мужа доля была в сгоревшем доме. Вот хочу иск подать. Почему «бесполезно»? Хорошо, скажи честно, ты там в доляне? Да это между нами! Нет. А кому это выгодно? Может, власти? Ладно, будет что интересное, дай знать.

Сериков глянул на настенные часы, до шести часа полтора. Уснул. Спал легко и выспался, когда проснулся. Что-то новое появилось в нем. Какой-то моторчик завелся. Накинул свитер и лыжные из плащевки теплые штаны, застегнулся, проверил карманы, натянул куртку с капюшоном. В карман сунул фонарик и вышел.

Проезжая на джипе мимо ряда двухэтажных домов с резными наличниками, некоторые дома стояли на каменных кладках первого этажа, соображал, который сегодня будет гореть? Припарковался недалеко от крайнего и поставил машину так, чтобы все дома было видно. С одной стороны крутой съезд. А прямо ряд старых еще дореволюционных домов.

Прошел склоном. На нем еще лежал снег. Нырнул в разломанный проход одного из домов, поискал. Не нашел. Забрался в окно второго, там тоже ничего. Наконец в третьем обнаружил под жестяным листом обычную канистру. Проверил — тяжелая. Открутил крышку — бензин. Оставил все как было и стал ждать. Через комнату прошел выводок крыс: мама-крыса и ее крысята. Внизу что-то грохнуло, крысы исчезли. Сериков ждал. В комнату вошел гладковыбритый. Он нервничал. Натянул резиновые перчатки. Сериков дал ему взять канистру. Но когда гладковыбритый начал брызгать топливо. Сериков вышел из укрытия. Тот не сразу заметил его. А когда увидел, то, бросив все, побежал. Лестница ходила ходуном, когда по ней пробегали ноги гладковыбритого и затем Серикова.

На улице стемнело. Поджигатель сиганул вниз по склону. Сериков за ним. На спуске подвернул ногу. Вернулся к машине, глянул, куда тот пойдет. К трассе! Сериков поехал ему наперерез. Догнал его на дороге. Резко притормозил и смотрел на него, задыхающегося, через стекло.

Поймал, да! — говорил тот, сбиваясь. — Я хотел привлечь внимание. А то всем наплевать. Нам обещали жилье. А мы как скоты живем.

Я понял тебя, — сказал ему Сериков.

Вдали просигналила фура. Она дала длинный гудок. Гладковыбритый шагнул в сторону джипа, и в это время мимо него пронесся караван груженных большегрузов. Последний зацепил его.

Тело гладковыбритого отлетело на встречку, где столкнулось с легковушкой. Грузовики остановились.

Сериков сидел в джипе. К телу подбежал водитель легковушки, он трясся и дергал за рукав водителя фуры, который деловито осматривал все, что осталось от гладковыбритого.

Ты же видел, мужик! Он сам бросился. Ты же видел? — истерил водитель легковушки. — Засвидетельствуешь?

Блин! — произнес спокойно дальнобойщик. — У меня куры. Окорока. Испортятся же! Сука, не мог до перекрестка дотянуть. Обязательно надо здесь бежать.

Подъехала полицейская машина. Карета скорой помощи. Сериков переговорил с офицером полиции, сказал, что видел, как мужик бросился под колеса. Но не сказал, кто этот мужик. Вернулся к джипу. Как же быть дальше? Поджигателя нашел. Дело закрыто. Теперь снова пустота и одиночество. А может, не говорить, что нашел?

Он поехал в город. Остановился у старого дома. Вышел, накинул на голову капюшон и поднялся на второй этаж старого дома. В комнате все так же пахло бензином.

Сериков щелкнул зажигалкой, и огонь занялся по стенам.




Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация