Лапшина Елена Евгениевна родилась в подмосковном Фрязине. Окончила экономический факультет МЛТИ. Пишет и публикуется с начала 2000-х годов. Автор трех стихотворных сборников. Живет в Москве.
Елена Лапшина
*
ЛУЧШЕ НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ
* * *
Кто в доме лубяном? Насельник, отвори —
поговори, согрей продрогшего на стуже.
Послушай, если ты тот, кто сидит внутри,
то почему коришь стоящего снаружи?
Чего тебе ещё?.. — за тридевять ходить,
носить тебе рожна и быть во всём повинным?
Да как тебя ни тешь, ничем не угодить —
ни птичьим молоком, ни рисом муравьиным.
Молчи себе, а нет — с любовью обличай,
по мелочи пеняй, оправдывая случай.
Не нарочито — нет, — как будто невзначай.
А лучше ничего не говори, не мучай.
* * *
Анне Гейжан — девушке,
покорившей время
Здесь ночь под стать маслинам и паслёнам,
а после — день, залатанный зелёным —
тугой листвы калёной колотьё.
И сквозь неё — белёные скульптуры
дичатся пережитками культуры,
приморскими реликтами её.
Где прошлого упорная проруха,
где воздух сух и дрожь важнее слуха:
бьют простыни (та — ластом, та — хвостом),
морское largo переходит в lento —
солёный всплеск, слоёный запах лета
и птицы, — как чаинки в золотом.
Потом досмотр дневных приобретений —
укусы ос, царапины растений —
лежи-считай, пока не надоест.
Здесь августа число сороковое,
поросшее колючею травою,
да моря исполинский палимпсест.
* * *
Первой из попрошаек
(хоть не пойму, на кой),
Боже, верни мне стеклянный шарик! —
маленький — вот такой.
Ни назначенья, ни толку нет, но
плавленое стекло
инопонятно-инопланетно,
словно бы с НЛО.
В море не стает, в земле не сгинет,
жаром не иссушит.
Солнце остынет, Земля остынет,
шарик — перележит,
гретый в ладони дитём-тетерей
в тайне карманной — мной.
Первой находкой — первой потерей.
Вечностью внеземной.
* * *
На просторах мира всё та же драма.
Десять тысяч лет внесены в анналы:
Непроглядны воды Келед-Зарама,
холодны, как лёд, источники Кибель-Налы.
Пересилит гибель не голос — голод, —
род ненасытный, смолкнувший в самоволке:
каждый сам себе — и страна, и город, —
и косарь, и колос — волчцы на волке.
Круговую переверстав поруку,
если не здесь, — во времени сбыться оном.
Ибо одно кольцо… Но пока — по кругу,
правда останется за Соломоном.
Лимбовы дети чатятся, чтоб смолчаться,
ибо «в обиде» вторится как «в аиде».
Ради Нездешнего, если в твой ад стучатся —
не говори: «Войдите».
* * *
Неужели, Господи, так и сгинем
на бескрайнем белом под синим-синим…
Запечатляясь письмом, портретом
(что на том — неведомо, пусть на этом!),
фотоснимком переживать живое,
комаром впечататься в лобовое,
слепком, следом ли на подталом,
чтобы здесь остаться хоть чем-то малым.
Ладно книгой, хотя бы культёй абзаца,
парой строк куда-нибудь да вписаться,
расшибая лоб, матеря иное,
всё ломиться в мнимое, плотяное,
пробивая бреши в небесной гжели,
вопрошая: Господи, неужели?..