МАРИЯ ГАЛИНА: HYPERFICTION

МАРИЯ ГАЛИНА: HYPERFICTION

Систематики и ревизионисты

Описание фантастической литературы как способ ее бытования

В 2018 году Санкт-Петербургское издательство «Аура-Инфо» (Группа МИД) запустило проект «Лезвие бритвы» — серию книг о фантастике; открывает ее собрание текстов этой колонки как минимум за десять лет (еще две книги — авторства знакомых уже читателю «Нового мира» критиков и обозревателей фантастики Василия Владимирского и Сергея Шикарева, на подходе и книжка Константина Фрумкина). Это, конечно, здорово и лично мне, как автору, очень приятно. Но, может, имеет смысл немножко поразмыслить — а зачем это вообще?

Казалось бы, понятно зачем; литературный процесс требует осмысления, критика и составление всяких энциклопедий-справочников — это и есть рефлексия, осмысление его и даже попытка его корректировки, направления в определенное русло (почему эта попытка бесполезна, увидим позже). Но вот много ли таких материалов, скажем, по детской литературе? По, извиняюсь, дамскому роману (тоже вполне себе жанр со своими архетипами)? По современной поэзии — которая по многим внешним показателям (многочисленные фестивали, пристальное внимание к творчеству коллег, бурное приятие и неприятие отдельных текстов, наличие цеховых премий) фантастике вообще близка (впрочем, в этом случае со мной, наверное, можно и поспорить). Или уж по жанру, который, кажется, к фантастике ближе всего, — по детективу? Навскидку назову разве что «Баскервильскую мистерию» автора нынешнего же номера «Нового мира» — Даниэля Клугера^[1], ну еще есть наверняка несколько достойных упоминания собраний — в частности две прекрасных антологии английского детектива с персоналиями^[2]… Даниэль Клугер, кстати, и фантастику пишет — точнее, новеллы с фантдопущениями, и это в данном случае очень важно.

С фантастикой дело обстоит иначе. Впрочем, история советской библиографии фантастики — дело особое. Хотя КЛФ (клубы любителей фантастики) наверняка плотно ею занимались, но дальше самиздата дело не шло. В прессе западную фантастику поругивали за бездуховность и эскапизм (хотя доступ к ее лучшим — переводным — образцам, за некоторыми исключениями, был), и выпустить полный биобиблиографический компендиум или разбор чуждых западных или сомнительных своих авторов вряд ли кто бы сумел^[3]. Иное дело — постсоветское время. Монографии по фантастическому кино, биографии, разборы и обзоры творчества отдельных авторов и так далее^[4], самый настоящий расцвет «околофантастической» литературы.

Попробуем сделать это в хронологическом порядке, причем, как полагаю, множество региональных, университетских, полулюбительских и т. п. изданий и тематических монографий останется за кадром, за что заранее прошу прощения…

Роман Арбитман. Живем только дважды. Заметки о фантастике. Издание КЛФ «Ветер времени». Волгоград, 1991, 120 стр. Ответственный за выпуск знаменитый фэн Завгар (Б. Завгородний), макет подготовлен не менее знаменитым фэном и библиографом фантастики В. Борисовым (Абакан).

К Роману Арбитману, писателю, критику и мистификатору мы еще не раз вернемся. Но, вообще, тут много интересного: и то, что сборник издан фэнами и для фэнов, и то, что вышел он в издательстве-однодневке (возможно, и просто в его типографии), и диковатая полиграфия, и хорошие иллюстрации (художник Е. Савельев), и плохая бумага… И то, что сразу в предисловии автор отмечает: многие пророчества фантастики 60-х не сбылись — и прекрасно, что не сбылись, поскольку это доказывает, что фантастика не прогностика никакая, а просто литература. Далее следует собственно обзор советской фантастики, начинается он, естественно, с братьев Стругацких…

Арбитман тут выступает критиком с ярко выраженным гуманистическим посылом: человек — мера всех вещей и так далее, и, опираясь именно на это (вообще в советской фантастике гуманистический посыл был очень силен), анализирует только-только набирающую силу фантастику постсоветскую. Какие-то авторы с тех пор исчезли с горизонта, но кто-то из тех, кто начинал в то время, уже пожалуй что и классики (Борис Штерн, Михаил Успенский, Евгений Лукин)… Вот эта попытка выделить тренды и отметить имена, пожалуй, самое интересное. Скажем, в «Черном человеке» Василия Головачева критик усматривает реликтовые признаки производственного романа в духе соцреализма^[5] — и, кстати, не этим ли гибридом ностальгического «большого советского стиля» и недоступной советскому читателю космооперы объясняется невероятная популярность Головачева в 90-е? Бушкова Арбитман ругает за эклектику — Бушков найдет свой стиль, сделав эклектику фишкой. Интереснее всего получилось с портретом Вячеслава Рыбакова, совершившего, по мнению автора, эволюцию «от частных вопросов к вопросам глобальным, от эсхатологических, чуть умозрительных построений — к самому острому, наболевшему, жгуче современному». Аванс выдан более чем щедро — а вот как с точки зрения критика Рыбаков им распорядился, мы увидим позднее.

Энциклопедия Фантастики. Кто есть кто? Под редакцией Вл. Гакова^[6]. Минск, «Галаксиас», 1995, 694 стр.

Огромный том энциклопедического формата, представляющий собой первую полную на тот момент сводную энциклопедию фантастики; уникальный, внушительный труд, задуманный, по утверждению составителей, как база, на основе которой потом появятся новые, более полные… Предполагался как двухтомник: первый том включал в себя персоналии (в него, кроме всех значимых западных, вошли все русскоязычные авторы, у которых на тот момент вышла хотя бы одна книга). Второй том предполагал отразить направления и проекты, но в бумажном виде так и не вышел. Огромная, фантастическая работа; в условиях свободного интернета и профильных ресурсов (того же Фантлаба) теперь в прямом смысле — реликт (ни разу за последние 15 лет я к ней не обращалась и держу скорее из почтения). Есть, пожалуй, горькая ирония в том, что проект, посвященный фантастике, в том виде, в каком он был впервые выпущен, оказался архаизмом, потерпев поражение от новых технологий… Среди авторов персоналий фигурирует уже знакомый вам Влад Борисов — мы с ним еще тут встретимся.

Добавлю, что если в России эта энциклопедия первая и почти последняя^[7], то на Западе, кажется, такие выпуски по-прежнему практикуются — и попасть в такой сводный справочник для авторов большая честь.

Далее — опять частный взгляд, личный ракурс. Всеволод Ревич. «Перекресток утопий. Судьбы фантастики на фоне судеб страны». М., Институт востоковедения РАН^[8], 1998, 354 стр. Всеволод Ревич (1929 — 1997, книга вышла посмертно) — согласно Википедии, «один из ведущих критиков фантастики, детектива и приключенческой литературы», единомышленник Кира Булычева и Стругацких, сам в свое время сделавший попытку стать писателем-фантастом (на его счету всего три рассказа), чье мировоззрение и симпатии сложились еще в советское время, и потому не удивительно, что книга его в основном посвящена фантастике советской. В ней, в частности, имеется замечательное исследование довоенной фантастики «ближнего прицела» (обычно этот термин используется применительно к фантастике ближайшего будущего, но на сей раз его значение близко к буквальному) — о быстрой победе советского оружия в грядущей войне — описываемые им образцы ныне безвестной фантастической прозы очень напоминают нынешнюю продукцию московского издательства «Яуза»… Но в остальном — все тот же набор. Фантастика 20-х (Замятин, Грин, Платонов), Ефремов, Стругацкие, Булычев, Ларионова, Анчаров. Полемика с «фантастикой ближнего прицела», борьба с жанровой мертвечиной… Новой, постсоветской фантастике посвящена одна лишь последняя глава. Ревич — достойный, умный, хороший человек, иногда попадающий в нерв времени на редкость точно, а то и провидчески («Многие нынешние трудности объясняются тем, что у нас не хватает ни сил, ни решимости окончательно порвать с прошлым, а мертвый хватает живого, если его не похоронить как следует. С осиновым колом и серебряной пулей. Если необходимо. Но похоронить — это не значит забыть или простить. Ибо сказано: есть мертвые, которых надо убивать»). Но… не там, где это касается собственно фантастики, прогнозов и перспектив ее развития. Вот, скажем, о фантастике 90-х, то есть о том, что для Ревича было «здесь и сейчас»: «Между концом эпохи Стругацких и началом эры Петухова, в это неопределенно-переходное время появилась группа молодых и безусловно талантливых фантастов — В. Рыбаков, А. Столяров, А. Логинов, Э. Геворкян, Е. и А. Лукины… Мне кажется, им не повезло. Они растерялись... <…> Полуголые волшебные красавицы заволокли их глаза туманом и завели фантастов в глухой и непонятный для них Лес…» Дальше Ревич ругает только-только наметившиеся направления российского хоррора и постапа, хвалит слабый, честно говоря, роман Чингиза Айтматова «Тавро Кассандры», мимоходом корит «Жестяной бор» Андрея Лазарчука и «Не успеть» Вяч. Рыбакова, но зато очень подробно рассказывает о двух романах 60-летнего врача из Львова Владимира Кузьменко и осторожно полемизирует с провидческим, как уже ясно, романом Войновича «Москва 2042», упрекая его за прямолинейность. Достается уже ставшей чуть ли не хрестоматийной альтернативке «Тихий ангел пролетел» Сергея Абрамова, а заодно и фэнтези — и бездуховной западной, и только-только нарождающейся отечественной. Частично, честно говоря, по делу. Настораживает только, что, похвалив «Волкодава» Марии Семеновой за гуманитарный посыл и юмор, Ревич в пух и прах разносит «Там, где нас нет» Михаила Успенского — «…кровь, пытки, обнаженные женские груди — в большом ассортименте. А вот смысла нет». Иными словами, что ни прогноз, то мимо, что ни оценка, то, как видно из нашего высокомерного далека, в молоко. Почему так?

Отчасти тому виной инерция — появилась новая литература, а вот оценивается она по старым еще, советским критериям. Виной тому как раз пресловутый гуманитарный посыл^[9]. Фантастика, по мнению советского критика, просто обязана была если не «звать молодежь во ВТУЗы», то учить хорошему — она же предназначена для детей и юношества! То, что фантастика — род литературы, призванный решать еще и художественные задачи и как-то реагировать на поставленные временем вызовы, как-то выводилось советскими критиками за скобки. Отчасти, возможно, причины в другом, мы в самом конце этой колонки попробуем с ними разобраться.

И, наконец, новый век. В 2004 году замечательный журнал фантастики «Если», пожалуй что и сформировавший многие ее явления на постсоветском пространстве, выпускает книгу известнейшего советского фантаста Кира Булычева «Падчерица эпохи» (М., 2004, 368 стр.). Это, наверное, одна из самых живых книг, посвященных советской фантастике, начиная с самых ее истоков, гибрид справочника с фельетоном, жесткая, увлекательная, отмеченная незаурядной личностью автора. Все прекрасно. Все по делу. Бери и пользуйся (я, например, пользовалась при подготовке лекционного курса). Пока мы… ну да, пока не доходим до описания фантастики постсоветской (впрочем, это уже не столько основной корпус, сколько подборка заметок в прессе). «В том потоке российской современной отечественной фантастики, которая отправилась „американизироваться”, принципы „в крови и сперме” получили карикатурное преувеличение. Откройте Псурцева (кто такой? — М. Г.) или Бушкова <…> чтобы погрузиться в непривычную для русского читателя атмосферу словесной дряни». Достается и Елене Хаецкой за рассказ «Сентиментальная прогулка», который Булычев пересказывает лапидарно, но экспрессивно: «Майк и Джонни (а может, Вася и Петя) ушли на танке в самоволку, трахались, блин, матюгались как положено, потом совсем с катушек долой — стали из танка лупить, куда ни попадя <...> Вот и вся, мать твою, история».

Хаецкая — прекрасный писатель, одна из ведущих наших авторов фантастики, рассказ «Сентиментальная прогулка», может, и не самый сильный у нее, относится к замечательному «Вавилонскому циклу», то есть рассматривать его имеет смысл в совокупности с другими текстами, ну и вообще... Фаа ноа^[10]? — как говорят фэны. Досталось, хотя и не так сильно, и классику Александру Миреру за его «Мост Верразано», который (Мирер, не мост) попытался отойти от привычного ему антуража и сыграть на другом поле… Тут все в одну кучу — Булычев упрекает за американское влияние, а также за поспешность и непрописанность «Рыцаря сорока островов» Сергея Лукьяненко (впрочем, отмечая, что «сквозь бумажные фигурки героев <...> проглядывает серьезная мысль»), за холодный сарказм — «Омон Ра» Виктора Пелевина, в банальности — «Зеркала» Андрея Лазарчука, за бессюжетность и чрезмерное увлечение языковыми экспериментами — Андрея Хуснутдинова, и уж совершенно непонятно за что — «Невозвращенца» Александра Кабакова, который, мол, вообще и не писатель, а так, сценарист. Создается впечатление, что Булычеву просто не очень-то по нраву пришлась новая фантастика, и тут, конечно, напрашивается глупый вопрос — а что, за всем известными исключениями, советская была лучше? Конечно, нет. Там своего трэша хватало, особенно в «молодогвардейскую» ее эпоху: и Ревич, и Булычев прекрасно, как это видно из тех же заметок, понимали, кто чего стоит. Просто здесь они уже как-то привыкли и умели отделять, высоким языком выражаясь, зерна от плевел, а тут новые тексты стали требовать нового инструментария для их анализа, а он-то покуда и не был разработан… Инструментарий для понимания новых текстов вообще возникает позднее, чем новые тексты, и никакая футурология здесь не подспорье.

Так или иначе, но, скажем, маститый писатель-фантаст из Новосибирска Геннадий Прашкевич в своей биобиблиографической энциклопедии «Красный сфинкс. История русской фантастики от В. Ф. Одоевского до Бориса Штерна» (Новосибирск, «Свиньин и сыновья», 2007, 600 стр.) предпочел остановиться на замечательном фантасте Борисе Штерне (Одесса-Киев), чье творчество как раз и пришлось на перелом эпох, и не вступать на зыбкую трясину постсоветской фантастики. В остальном перед нами все те же персоналии — хотя и представленные выборочно, скажем, по какой-то причине нет того же Александра Мирера, автора в каком-то смысле культового… Впрочем, на всю полноту охвата отечественной фантастики «Красный сфинкс» и не претендует, а читать его, безусловно, интересно и познавательно.

Это внезапное изобилие трудов, посвященных советской фантастике, обрело странного двойника. Уже упомянутый тут Роман Арбитман (он же писатель Лев Гурский, он же ученый Рустам Святославович Кац), очень чуткий ко всяческим подледным течениям, вдруг, казалось бы, совершенно ни с того, ни с сего, через два года после вполне благонамеренного «Живем только дважды», иными словами, на самой заре постсоветского фантастиковедения, пишет ни больше ни меньше как альтернативную «Историю советской фантастики» (Саратов, Издательство Саратовского университета, 1993, 216 стр.), где фантастика в СССР занимает место «большого стиля», выступая в роли идеологического инструмента Партии и Правительства, вдохновляющего народ на Подвиг — в данном случае на освоение космического пространства. Этот квазиисторический очерк (скажем, в «Новом мире» Даниил Гранин и Владимир Дудинцев печатают, соответственно, рассказ «Собственное мнение» и роман «Не хлебом единым» — и оба о конструкторах лунных челноков) оказался настолько стилистически убедителен, что один мой доверчивый друг сдержанно сказал, ну, ничего так, интересно, много всего нового узнал (по слухам, кое-кто из зарубежных исследователей тоже попался на эту удочку, приняв блестящую мистификацию за реальное научно-популярное издание)… Учитывая, когда именно вышло первое издание, можно только поразиться предвидению автора, предугадавшего эту странную ретроманию. Пожалуй, это именно тот случай, когда принадлежность автора к цеху фантастов позволила ему создать совершенно оригинальный — и по замыслу, и по уровню прогностики, и, соответственно, по инструментарию — проект.

Постепенно появляются отечественные и переводятся зарубежные работы, посвященные современным авторам и их текстам^[11]… В 2007 выходит сборник эссе в том числе и о фантастике того же Арбитмана «Поединок крысы с мечтой» (М., «Текст», 2007, 416 стр), где в силу самого формата (сборник сформирован из обзорных материалов, публиковавшихся в периодической печати за полтора десятка лет) современному литпроцессу уделено гораздо больше внимания. Впрочем, речь идет большей частью о «зарубежке» и детективе, и критик по-прежнему строг к современникам и новым (по крайней мере на постсоветском пространстве) литературным направлениям: «опасное сумасшествие в жанре фэнтези... <…> ...безумные мальчики и девочки с картонными мечами ныне оглашают окрестные леса патетическими возгласами и труднопроизносимыми именами» (1994)^[12]. Опять достается Сергею Абрамову с его «Тихим ангелом…» — «...автор играючи растворился в ментальности голодного и злобного совка, давно и с завистью поглядывающего на сытых и довольных побежденных германских бюргеров» (1994) и Василию Звягинцеву по той же причине (впоследствии именно этот вариант альтернативной истории в отечественной фантастике стал по ряду причин одним из наиболее разрабатываемых). Здесь, впрочем, Арбитман как бы раздваивается. Критику, выступающему с гуманитарных позиций (а заодно и болеющему за литературное качество), и впрямь есть за что упрекать тексты Алексея Евтушенко и Дмитрия Янковского; культуролог же отмечает, как прорастает в этих текстах новый изоляционизм — «Судя по книжке „Центрполиграфа”, зайти мы можем очень далеко. Нас к этому уже готовят. Первая половина „Рапсодии Гнева” плотно нашпигована обоснованиями гнусной сущности Америки» (2000). Достается тут Евгению Гуляковскому, Василию Головачеву, Александру Бушкову, Александру Зоричу (под этим псевдонимом скрывается писательский дуэт), литературной группе «Бастион», Александру Тюрину, Александру Щеголеву, айтматовскому «Тавру Кассандры» (наконец-то! — М. Г.) и даже Виктору Пелевину, причем Арбитман в силу своей язвительности и внимательности и впрямь нащупывает какие-то болезненные точки, которые впоследствии, увы, и оказываются точками роста. И — десять лет спустя — о том же Вячеславе Рыбакове — «„Очаг на башне” давно погас на чужом пиру…» (2002). Тут же, впрочем, следует сердитый наезд на Святослава Логинова, по-моему, чрезмерно жесткий и неоправданный. Но самое забавное здесь, пожалуй, мини-рецензия на так и не вышедшую двухтомную антологию советской фантастики 20-х — 40-х годов, составителем которой выступал автор уже упомянутого тут «Красного сфинкса» Геннадий Прашкевич, — вернее, на опубликованный комментарий к ней составителя: «Из публикуемого комментария можно понять, как стремительно менялся замысел составителя. Пока в руках не было еще самих произведений, двухтомник воображался средоточием увлекательного чтива. Стоило же составителю добыть у коллекционеров эти редчайшие книжечки и подшивки, как предполагаемая антология неизбежно превращалась в кунсткамеру, в паноптикум. Вынося за скобки <…> и без того известных персонажей <…> составитель остается один на один с фантастами, забытыми совершенно справедливо и не способными выдумать ничего, кроме завлекательного названия. Великое Прошлое Советской Фантастики оказывается мифом. Оно еще кое-как годится в качестве материала для монографий…» (1996).

В общем, похоже, «что-то пошло не так». Эта склонность критиков и обозревателей фантастики к систематизации, к выстраиванию иерархий играет с ними злую шутку — они то и дело оказываются неудачливыми провидцами (что применительно к специфике жанра кажется особенно горькой иронией). Взгляд, обращенный не столько в будущее, сколько в прошлое, в конце концов исчерпывает себя (да мы знаем, знаем уже, что Стругацкие хорошие писатели). К тому же то, что работает при подходе литературоведческом, то и дело дает сбой в случае подхода критического. Отсюда комплиментарное отношение к мэтрам и нападки (часто не по делу, особенно у критиков старшего поколения) на «новую волну» — как раз там, где мы вправе ждать от них неожиданного ракурса и нового инструментария.

Но, так или иначе, первый этап постсоветской отечественной фантастики завершился — и сопутствующего ему критического аппарата тоже. «Поединок крысы с мечтой», хотя и вышел уже в новом веке, скорее закрывает эту тему, нежели открывает новую (тексты-то там, внутри, еще прошлого века!).

Что же нас ждет на новом этапе? Лично я бы сказала, бифуркация жанра — окончательный распад на полный трэш и интеллектуальный или художественный эксперимент, каким, собственно, фантастика и должна являться. А также окончательное обустройство фантастического допущения в мейнстримовском сегменте (на первом-то этапе, как видим, Головачеву критики и рецензенты уделяли точно такое же внимание, как Пелевину — на страницах тех же СМИ). А как же «паралитература»? Если энциклопедии больше не нужны, персоналии мэтров пропаханы вдоль и поперек^[13], а большая часть оценок (не говоря уж о прогнозах) попросту оказалась ошибочной?

Частный взгляд, да. Уже из вышеследующего понятно, что именно личность критика тут играет чуть ли не основополагающую роль. И вот в 2014 году уже известный вам Влад (Владимир) Борисов, фигура почитай что и легендарная уже, выпускает полу-мемуарный, полу-фантастиковедческий сборник «Читатель Амфибрахия» (Иерусалим, «Млечный путь», 2014, 348 стр.), где, в частности, публикует свое знаменитое интервью со Станиславом Лемом (1999), а тот же Арбитман (извините!) в 2018 году выпускает «Субъективный словарь фантастики: 145 книг, фильмов, персонажей, тем, терминов, премий, событий и так далее» (М., «Время», 2018, 480 стр.). Тут, конечно, важно, чтобы частный взгляд и частная память автора совпали с пристрастиями, с коллективной памятью какой-то немаленькой группы читателей или зрителей, как это получилось, скажем, с недавней ностальгической «Родиной слоников» Дениса Горелова о советском кинематографе.

Ну, или есть еще один путь.

Выпуск тематических монографий для ценителей. Для узкого круга понимающих. Для коллекционеров, в конце концов. Подробных, дотошных, с хорошей полиграфией. Напрашивается, конечно, чтобы они были как раз о способе бытования фантастики — в книгах, журналах, в издательских стратегиях. И вот фэн и библиограф Алексей Караваев выпускает иллюстрированные очерки на тему «Как издавали фантастику в СССР. Четыре истории» (Волгоград, «ПринТерра Дизайн», 2015, 268 стр.) с разделами «Золотая рамка. Фантастика в орнаменте», «Техника — молодежи. Фантастические миры», «Научно-фантастический очерк. Путешествие в светлое завтра» и «Зарубежная фантастика. Окно в мир», а два года спустя в том же издательстве роскошное «Фантастическое путешествие вокруг света. Визуальные очерки» (Волгоград, «ПринТерра-Дизайн, 2017, 388 стр.) Я счастливый обладатель этой книги, и надо сказать, что вот в этом случае она выигрывает именно в бумажном формате; с указателем имен, глянцевой бумагой, великолепными иллюстрациями и всем, что радует именно библиофила, да к тому же маньяка жанра^[14].

Но откуда вообще у критиков и обозревателей фантастического сегмента (которые часто, повторюсь, и сами писатели) такая склонность к систематизации — там, где, казалось бы, мы должны ждать свободного полета воображения и тонкого искусства предвидения? Загадка остается. Быть может, причина в том, что фантастика — жанр умозрительный, постоянно строящий всяческие гипотетические модели. К тому же следует помнить, что фэндом склонен к самообслуживанию, часто порождая — в одном лице — критика, писателя, литературоведа, библиографа и читателя, — а это способствует весьма специфическому подходу к оценке чужих текстов. С другой стороны, фантастика требует постоянной рефлексии уже в силу конечности приемов и идей, их быстрой исчерпаемости — иными словами, автор (и критик вместе с ним) должен держать в уме весь массив творчества предшественников и если и использовать их наработки, то по крайней мере сознательно. Отсюда и крен в прошлое жанра, постоянная оглядка на мэтров, постоянная сверка часов (я тут тоже не исключение, и данная статья тому подтверждение). Впрочем, надо тут отметить, что какие-то едва намеченные (и замеченные критиками) тенденции и впрямь, к сожалению, реализовались, хотя полного и окончательного воцарения фантастики в мейнстриме, кажется, не предвидел никто!