ОБРАЩЕНИЕ В НЕВИДИМКУ

Солонович Евгений Михайлович родился в 1933 году в Симферополе. Поэт, переводчик. Лауреат ряда литературных премий, в том числе Государственной премии Италии в области художественного перевода (1996). Живет в Москве.

Евгений Солонович

_*

ОБРАЩЕНИЕ В НЕВИДИМКУ

Чайки в Неаполе

Условная между морем и сушей граница

гарантирует чайкам сто раз на дню

например, такое меню:

забракованная гурманом пицца,

недоеденные спагетти (приправа —

на любой вкус), румяные канапе,

оставшиеся без анчоусов (зато — халява!),

лысые тарталетки и т. д., и т. п.

Что ни мусорный контейнер, то кормушка,

что ни кормушка, то фастфуд,

безостановочная пирушка,

на которую если зовут,

так только сородичей — дескать,

людям рыбку оставьте. Дескать, баста

рыбачить, так-перетак!

Разнообразнее, нежели море, яства

предлагает на суше мусорный бак,

кормящий, как вы убедитесь, досыта…

Приятного аппетита!

(Тем временем Неаполитанский залив,

мирно качая отраженье Везувия,

что притих — навсегда ли? — испепелив

Помпеи в приснопамятном припадке безумия,

дарит автору песню или только мотив

с детства любимой песни.)

_{* * *}

_{К. С.}

С якоря заржавленного сняться

помогла последняя любовь.

Загорается цветами новь,

молодые сны недаром снятся.

Ты сейчас в далеком далеке,

час желанный новой встречи ближу,

сам не свой,

когда сегодня вижу

отражение твое в Оке.

Безутешной нарушает трелью,

паре адресованной своей,

тишину вечерний соловей,

мастерски владеющий свирелью.

И поленовскому соловью,

певуну из чащи одесную,

робко вторя,

песню адресую

той, кто знает, что о ней пою.

_{* * *}

Расщепленный ствол березы,

два безжизненных крыла —

вещий знак перед распутьем,

что-то общее с распятьем…

И во все колокола

колокольчики звонили,

и казалось, что за ними

эху не поспеть.

Акварельные размывы

набухали грузом туч,

молча плакальщицы ивы

продолжали светлый плач,

ноту скорбную тянули

провода издалека,

и в почетном карауле

тонкая рябина

кисти теребила

красного платка.

_{* * *}

Иногда на свету, на миру, на юру

возникает желание вспомнить игру

в прятки, чтобы притаиться в укромном

месте, найдя его чудом в огромном

мире, где затеряться проще простого, раз

плюнуть, разумеется, если горазд

обращаться у всех на глазах в невидимку,

смеясь над наградой, обещанной за поимку.

Urbi et orbi

Если нечего сказать,

ничего не скажем,

даже пары слов связать

захотев, не свяжем.

Чтоб не цыкали на нас,

чтобы не ругали,

лучше и на этот раз

развести руками.

Патентую свой почин,

зачехляя лиру,

предлагаю: «Помолчим!»

городу и миру.

_{* * *}

В Риме октябрьском, пока

солнце приезжего балует,

прошлое издалека

воспоминаньем пожалует.

Винный подвал на углу

Кирова с Гоголем вспомнится,

где на прохладном полу

с места былое не стронется,

где первый взрослый глоток

сделал еще семиклассником

и этот первый чуток

в жилах откликнулся праздником.

Звался тягучий портвейн,

если не путаю, Сурожским,

в Риме октябрьском навеянный

голосом памяти дружеским —

отзвуком чудодейственным

евпаторийского детства.