ДУБКИ

Вишневецкий Игорь Георгиевич родился в 1964 году в Ростове-на-Дону. Окончил филологический факультет МГУ. Защитил диссертацию в Браунском университете (США). Автор шести сборников стихов, трех монографических исследований, повестей и романов, режиссер экспериментального фильма «Ленинград» (2014). В печати как стихотворец дебютировал в 1990 году в «Русской мысли» (Париж). Живет в Питтсбурге.

Игорь Вишневецкий

_*

ДУБКИ

Поэма

Событие, описанное в этой небольшой поэме, относится к началу 1990-х. Владимир Николаевич Топоров (1928 — 2005), знавший, что я дружу с дочерью поэта-символиста Сергея Соловьёва (1885 — 1942) Наталией Сергеевной (1913 — 1995), попросил меня познакомить его с нею, и мы отправились вдвоем от станции метро «Войковская» 27-м трамваем в сторону старого парка Дубки, напротив которого Наталия Сергеевна жила (и над которым по смерти по завещанию Н. С. был развеян ее прах — наследники сначала попросили это сделать меня, но у меня не хватило душевных сил).

Внучатая племянница философа и поэта В. С. Соловьёва, с раннего детства хорошо знавшая Андрея Белого (ближайшего друга ее отца) и многих, многих других, прожившая яркую и трагическую жизнь, Наталия Сергеевна была одним из последних уцелевших проводников в их мир, чрезвычайно занимавший и Владимира Николаевича, и меня. Мне, в частности, не забыть, как я несколько раз передавал в 1990-е взаимные приветы между Наталией Соловьёвой и Димитрием Ивановым, с которым познакомился уже в Риме, — последними живыми детьми русских символистов, и оба чрезвычайно радовались этому, а Наталия Сергеевна, всегда ироничная, прибавляла: «В Риме-то я тоже бывала — правда, во чреве матери».

Тут, не вдаваясь в подробности, следует сказать, что в обширнейшем научном наследии В. Н. Топорова особое место занимают работы с историософской составляющей, две из которых академик Топоров — не без умысла — подарил мне: небольшую книгу об Энее и биографию князя Николая Трубецкого. Россию после 1917 года Топоров считал чем-то вроде погибшей Трои, а в «пути Энея», завершившемся созданием новой страны — Рима, — видел путь к будущему. В великом же фонологе и одном из лидеров евразийского движения князе Трубецком находил идеал ученого, не только очень многого достигшего в своей области, но и поставившего в крайне неблагоприятных для такого разговора условиях вопрос об историко-культурном самоопределении русских.

Поражали ужасные подъезд и лифт многоэтажного дома, в котором жила Наталия Сергеевна, и никак не вязавшаяся с ними внутренность ее квартиры: на стенах висели картины конца XIX столетия, нарисованные ее прабабкой и крымские акварели 1920-х, подаренные ее отцу М. Волошиным (хозяйка называла его, как и все на свете, кто лично знал Волошина, Максом). Впрочем такой была вся советская и ранняя постсоветская жизнь: ужасный вход и нечто совершенно иное внутри.

Так получилось, что во время нашего разговора проходило пятнадцатиминутное телевыступление А. И. Солженицына, которое очень хотела посмотреть Наталия Сергеевна. Топоров, теперь уже можно об этом сказать откровенно, остался выступлением недоволен. «Ну, как же можно опять! Сколько можно!» — повторял он снова и снова. На самом деле он сам был куда большим «фундаменталистом» и солженицынскому этнонационализму противопоставлял глубинные индо-европейские связи русских. Повторил Топоров свое несогласие и когда через шесть лет ему вручали Солженицынскую премию. Но премию принял (а вот от Государственной премии 1990 года — отказался).

Сергей Стратановский, одним из первых поэму мою прочитавший, удивлялся: «Как можно о таком событии говорить метром „Первого свидания” Белого!» Именно этим метром и нужно было говорить — никаким иным. Другой читатель назвал описание последних дней и смерти Сергея Соловьёва «красивой легендой». Вынужден разочаровать скептиков: я был лично знаком с Е. Л. Фейнбергом, С. М. Соловьёва похоронившим (вдвоем с В. Л. Гинзбургом, будущим лауреатом Нобелевской премии; оба были заняты в Казани 1942 года созданием атомного оружия), и рассказываю это с его слов.

Поэма была записана мной летом 2009-го и впоследствии дорабатывалась. Публикуемый вариант во многом отличается от первоначального.