Шульпяков Глеб Юрьевич родился в 1971 году в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. Поэт, прозаик, переводчик, драматург, эссеист. Автор четырех книг стихов, нескольких сборников путевых очерков и романов. Живет в Москве. В подборке сохранена авторская пунктуация и орфография.
Глеб Шульпяков
*
СЛЕД
НА СНЕГУ
* *
*
…только тем и спасёшь эту речь,
что пустыми белками царапая
и ничто получая в ответ,
видишь всеми своими а р а п а м и
ослепительно солнечный свет
* *
*
что хочет человек и что он ждет,
когда внутри него уже не жжёт,
а звякает негромко, равномерно
как пряжка на моем ремне, наверно,
— что видит он, когда он видит дом
над лесом и рекой, окно, и в нем
себя, рукой дрожащей чашку чая
сжимавшего, затем что жизнь такая,
что вот она — а завтра её нет,
потом он выключает в доме свет,
и дерево придвинулось вплотную—
затем что жизнь отверстие в иную,
где тот же снег висит на волоске
тобой еще не тронутой тоске
урок истории
в пустом школьном классе ЛЕНИН и Я
через открытое окно доносятся крики разъяренной толпы
Я — думаю, вам лучше бежать
ЛЕНИН — это невозможно, меня узнают
Я снимает пальто и протягивает ЛЕНИНУ
Я — помогаю вам только потому что вы муж моей сестры
ЛЕНИН надевает пальто и бросается к выходу, но поздно —
в дверях появляются матросы во главе с ТРОЦКИМ
ТРОЦКИЙ — хватай, на штыки его!
матросы волокут ЛЕНИНА к окну
Я — верните моё пальто!
матросы выбрасывают ЛЕНИНА из окна
звенит школьный звонок
начинается урок истории
* *
*
диоген — кратету
если хочешь, кратет, ты философом стать настоящим,
не гнушайся у статуй с агоры просить подаянье
испытание это, клянусь тебе, будет уроком —
люди ведь часто бывают бесчувственней статуй,
бросят монету, в ком душу родную увидят
— евнуху, а не философу подадут, и кинеду
если фиги сушеные есть, присылай мне
кратет — неизвестному
пишешь, дескать, позорно быть погребенным
вдали от земли своих предков—
но сам подумай, сожгут ли
в фивах тебя на костре погребальном
или тело собаки сожрут на чужбине
— разве лодка харона только из фив в аид перевозит?
хлеба и фиги пришли мне, много не медля
неизвестный—кратету
диоген говорил, мудрецу помогая, ты жертвуешь
тем, кто с олимпа, ведь боги друзья с мудрецами
ныне, однако, мне нечего выслать кратету,
где придется живу я и тем, что в котомке, питаюсь
и давно вместо женщин рукой обхожусь волопаса —
кем я стал, если сплю, что ни ночь, на соломе?
кратет-неизвестному
ты стал философ
* *
*
препраздного ума мятущаяся втуне
железная блоха, которую не в туле
подковывал какой-нибудь левша
предерзостный, а там же, где душа —
теперь снимай пудовые коньки
куда глаза глядят — давай, беги
— гуляй, пока свободна и бедна
отныне на тебе нет ни пятна
* *
*
среди зимы, ее горящих статуй,
на холод не ропщи, за жар не ратуй —
пусть времени воронка тишину
толчет — ребенка и жену
хватай, сажай их на осла,
оставь добро, так будет меньше зла,
и в прорубь года, в стужу его дней —
чем меньше звезд, тем в темноте видней
одну, среди миров тобой зачатых
— живой души хотя бы отпечаток
хотя бы след как этот на снегу
псков
блаженный фёдор и юродивый андрей
на свалке ржавых пару батарей
нашли и вниз к реке тащили
впрягшись в коляску детскую в четыре
копыта, в кеды рваные обутых
по красных партизан к фоме в запрудах
— теперь, сказал блаженный, заживем
в тепле, накроем стол, за стол сзовем
тимошку одноглазого и лавра
и мавру-бабу, хоть она и лярва —
пусть лишнего возьмет на грудь фома
нам не страшна голубушка-зима
(это говорил юродивому блаженный)
— а тот молчал, он был глухой по ходу
потом они спустили груз на воду
и вниз на батареях отошли
воды речной не трогая почти
андрей смотрел вперед,
другой был сзади —
коляску без колес они не взяли
* *
*
памяти Виталика Науменко
твой первый последний осенний снежок
не почерк уже, но короткий стежок,
сшивающий черное с белым —
потом он становится беглым
как этот асфальт, исчезающий под
побелкой с таких раскаленных высот
— но мальчик уходит простужен
никто ему больше не нужен