О МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ

Владимир Губайловский

*

О  МАТЕРИАЛЬНОЙ  КУЛЬТУРЕ

Эти заметки посвящены материальной культуре в современном мире. То есть аналоговым технологиям и вещам, которые нас обступают, когда мы отрываемся от компьютера и выходим из цифрового мира. И в первую очередь я буду размышлять о приготовлении пищи и связанных с ним практиках и ритуалах.

Домохозяин

Домохозяйка в Советском Союзе — это женщина, не занятая общественно полезным трудом, а бездельничающая дома. Ну это же не работа: в квартире убраться, белье постирать, за продуктами сходить (постояв в очередях часика три), обед приготовить, за детьми проследить, с собакой погулять… Но женщину хотя бы не привлекали по административной статье за тунеядство, при том что поглядывали косо. Представить себе в такой же роли советского мужчину — нельзя. Сегодня многое изменилось.

Случилось так, что я оказался как раз в роли домохозяйки. И для меня это оказалось весьма экстремальным и любопытным опытом.

У Жванецкого есть такая миниатюра: жена ему говорит: «Белье бы постирал, все равно ведь дома сидишь». Я вот тоже дома сижу. Белье стирать, правда, не надо, машина с этим справляется удовлетворительно, собаки у нас нет, уборка отнимает совсем немного времени. Остается приготовление еды. Можно, конечно, питаться в ближайшем кафе, но это выходит и довольно дорого, и не очень вкусно. И я решил, что буду понемногу готовить себе и своему крохотному семейству (всего-то едоков — три человека). И увлекся.

Мужчины готовят хорошо. Но они этим занимаются либо профессионально (большинство шеф-поваров в серьезных ресторанах — до сих пор мужчины), либо как король у Марка Твена в «Томе Сойере», который один день в году управлял почтовой каретой и ловил от этого нездешний кайф. Мужчина относится к приготовлению пищи как свободный художник — он это делать не обязан. «Шашлык женских рук не терпит», «Плов — дело мужчин», ну и так далее. Это может быть очень вкусно, но это только несколько раз в году. Мой опыт совершенно другой, скорее женский: опыт ежедневного приготовления пищи, не затем, чтобы кого-то нездешне удивить, а просто чтобы каждый день на столе была еда, вкусная и (что не менее важно) недорогая.

Ну вот я домохозяин, или даже домохозяйк.

Чай

Чай может быть очень вкусным, а может — и вовсе никаким, вроде чая из промокашки — из пакетика. В чае из пакетика теин (кофеин, собственно) тоже есть, но вкуса, в общем, немного. К сожалению, большинство народонаселения такой чай и пьет. И я тоже его пью, когда нет времени, увы. Хороший чай нужно заваривать аккуратно и пить сразу же, только тогда он несравним с пакетиком. А если недосуг, то по вкусу и не отличишь, а из пакетика — быстрее.

В советские времена любимым народным напитком был индийский «чай со слоном». Чаи отечественного производства с ним даже сравнивать нельзя было. Мой старинный товарищ — Сергей Ильич — заваривал чай замечательно. Его чай был смешанный, в него кроме индийского (4/5) входили еще «Краснодарский» (1/10) и, что уж совсем странно, «Грузинский», и непременно второй сорт (1/10). Причем Ильич еще и знал, какой именно «Грузинский» второй сорт надо добавлять, чтобы у напитка появилась этакая легкая брутальность.

Возьмем черный чай, лучше чистый без добавок, хотя с бергамотом тоже получается неплохо. Заварки, как известно, жалеть не надо. Слишком крепкий чай всегда можно разбавить до нужной консистенции. И подготовим заварочный чайник. Вот заварочник и есть главное.

Английский писатель Джордж Оруэлл более всего знаменит своим романом «1984», но знатоки его творчества (и, конечно, чая) не ниже ценят другое его выдающееся произведение — эссе «Как заваривать чай». Оруэлл пишет: обязательно нужно хорошо прогреть заварочный чайник. Он рекомендует прогревать чайник самым простым способом — поставить его на каминную полку. У меня последнее время что-то все не задается с каминами — как-то нету их в моем жилье, а то бы я непременно последовал этому совету. Многие прогревают заварочник, ополаскивая его крутым кипятком. Но это не так хорошо, потому что чайник должен быть горячим и сухим. Это идеально. В непрогретом чайнике заваривать просто не имеет смысла. Сережа всегда прогревает чайник на маленьком огне — на газовой горелке. Если дома только электроплита, возникают некоторые проблемы. Можно, конечно, поставить чайник на конфорку, но это довольно рискованно: за ним нужно очень внимательно следить, иначе он просто лопнет.

Итак, кипятим воду, прогреваем заварочник и, пока он горячий, всыпаем в него заварку. Лучше это сделать одним движением, то есть заранее отсыпать нужное количество чайного листа в чашку и потом опрокинуть в горячий заварочник. В этот момент из заварочника поднимется сухой и острый чайный дух. И тут же, пока чайник не остыл, — заливаем кипяток.

Чай должен настаиваться три — пять минут (это зависит от размеров заварочника). Как только чайный лист осядет, чай нужно пить. Оруэлл предлагает сливать заварку в отдельную чашку, чтобы чай не перестоял. По моему опыту, это не обязательно. И вот почему. Как только чай заварился, его сразу нужно разлить по чашкам и пить. Остывшую заварку не пьют.

Если вам повезет и все сойдется — заварочник не остынет, с дозировкой сухой заварки и сортом чая вы точно угадаете, получится хорошо.

Однажды мы с Сережей в начале 80-х стояли в длинной очереди в колониальную лавку на улице Кирова (ныне Мясницкая) за индийским чаем — это был редкий дефицит. За нами стояла уставшая женщина. И вдруг, ни к кому не обращаясь, она сказала: «Ведь все эти люди пьют чай с сахаром! Так какая им разница что пить! Хоть „Грузинский”, хоть какой!» Сахар убивает чайный вкус. Лимон его убивает тем более. Но я люблю свежий, крепкий чай с сахаром и ломтиком лимона (причем сахара тоже надо сыпануть не скупясь). Это хоть и не чай уже, но напиток очень вкусный. Вот для этого чая с лимоном и сахаром подходит и пакетик.

Настоящий чай нужно пить настолько горячим, насколько выдерживают язык и нёбо. (Но обжигаться тоже не следует — с обожженным ртом вы точно никакого вкуса не почувствуете.) Первые три-четыре глотка самые важные. Вы ловите вкус. Потом он несколько гаснет, и можно приступить к десерту.

Застольный этикет

Строго говоря, застольный этикет очень сложен. «Рыбу ножом?!» Я никогда не понимал, почему нельзя ее ножом. Чем она таким лучше (хуже?) мяса, особенно если это филе, в котором нет ни единой косточки? Здесь я не буду входить в почти ритуальные сложности поведения за столом — ни в использование приборов и салфеток, ни в последовательность застольных действий (тоже, надо сказать, строго регламентированных, да еще и расписанных по ролям — хозяйка действует одним образом, гости — другим, и мужчины иначе, чем дамы). Но когда человек ест неряшливо — чавкает, облизывает пальцы, ковыряет вилкой в зубах, складывает обглоданные кости в тарелку соседа, это все не шибко-то приятно.

Но на самом деле у большинства правил хорошего тона есть ядро, вокруг которого они выстраиваются, — главное правило. Если ему следовать, то, во всяком случае, не попадешь в неловкое положение. Вот это правило: по возможности не вынимать пищу изо рта. Это все. А чтобы этого не случалось, есть нужно небольшими кусочками.

Одного знатока застольного этикета спросили: «Если на дне тарелки осталось немного супа, куда ее следует наклонять, чтобы зачерпнуть несколько последних ложек? К себе или от себя?» На что он ответил: «Если вы хотите облить скатерть хозяйки — от себя, если свои брюки — к себе». И это правильно. Просто оставьте несколько ложек в тарелке. Это же верно и когда вы едите птицу — не обязательно брать косточку, с которой аккуратно обрезано почти все мясо, и ее обгрызать. Оставьте. Это и есть хороший тон.

Кроме естественной аккуратности, если вы едите небольшие кусочки, вы можете вести застольную беседу. Если во рту немного пищи, ее легко проглотить и ответить на вопрос сотрапезника. (Есть и еще один момент, может не такой важный, но это, наверное, как для кого: при еде маленькими порциями не искажается лицо.)

Выполнение этого правила, кстати, никак не отражается ни на скорости поглощения пищи, ни тем более на ее объеме. Следовать этому правилу не так-то просто — пища разнообразна и не вся она состоит из крохотных тарталеток. Но восточная кухня, например, японская, замечательно приспособлена для этого правила — пища готовится таким образом, чтобы ее можно было есть палочками — то есть брать по маленькому кусочку («кусочек» может быть и весьма длинным, как лапша, например, но нитка лапши во рту помещается целиком).

Лучше не насаживать на вилку целый бифштекс. Нож очень поможет. Яблоко тоже лучше разрезать, а не откусывать от целого плода. Хлеб — разламывать на небольшие кусочки. И так далее. А уж какой вилкой брать десерт — нормальной или непременно трехзубой, это, на мой неизощренный вкус, не так и важно.

Застольный этикет практически утрачен во времена фаст-фуда. Когда последний раз вы видели чудака, который пластиковым «ножом» разрезает гамбургер? Я вот что-то такого не припомню. А вот человека, который, как удав, с выпученными глазами заглатывает многослойный бигмак, мне видеть случалось. Красиво есть такую пищу — не получится. Увы.

Этикет важен, когда вы едите за огромным столом и весело беседуете с приятными вам людьми. Когда вы разделяете с ними хлеб и вино. Но как говорил герой фильма «По семейным обстоятельствам»: «Разве сейчас есть большие столы?» Их нет. И застольный этикет уходит в прошлое.

Парадокс повара

Кто умеет готовить — кормит себя сам. Повар кормит только тех, кто не готовит. Кто кормит повара? На самом деле эти простые и вполне естественные, на первый взгляд, условия — невыполнимы.

По первому условию повар должен кормить себя сам — он же готовит, но по второму — он себя кормить не может, поскольку он — повар и должен кормить только тех, кто не готовит. Это — логический парадокс. Впервые на аналогичное противоречие указал Бертран Рассел в начале XX века. Пытаясь разрешить подобные противоречия, он вместе с Уайтхедом построил первую полную логическую систему. Это дало мощный толчок развитию логики и теории вычислимости, что привело в результате к созданию машины Тьюринга в 1930-е годы и в конце концов к нашему компьютерному миру.

Парадоксы вообще полезны. Они заставляют задуматься над тем, что казалось нам очевидным. Я не надеюсь, что сформулированный мной парадокс повара приведет к таким серьезным последствиям, как расселовский, но задуматься все-таки следует. Итак, кто же все-таки кормит повара? И вообще, ест ли повар? Получается, что он почти никогда не ест.

Ну не совсем не ест, но в основном он питается предъедками, отъедками и подъедками. Сначала он пробует сырые ингредиенты. Если их нельзя съесть, то тщательно рассматривает, ощупывает и обнюхивает — разве что не прослушивает, пытаясь всеми другими чувствами заменить вкус. Потом пробует полуготовые блюда, ну а потом подъедает что осталось, но выкидывать жалко. Тот, кто никогда не готовит (не для себя, яичницу пожарить, а по-настоящему), никогда не поверит, что повар запросто может остаться голодным. А ведь так и есть.

Рецепт блюда — это даже не партитура. Это только набросок. Очень важный набросок, но не больше. Рецепт допускает неограниченное число уточнений и вариаций, множество способов его реализации. Скорее рецепт похож на джазовую тему, а готовое блюдо — это импровизация музыканта-виртуоза.

Приготовление пищи — интерактивный процесс. Повар взаимодействует с огнем (реже — со льдом), различными приспособлениями и устройствами для приготовления пищи, множеством ингредиентов, специй и главным действующим лицом этой пьесы — солью. Это взаимодействие требует постоянного контроля — и повар пробует. Задумчиво спрашивает себя: достаточно ли соли? Не добавить ли перца? Не пора ли снимать с огня?

Фразы, которые встречаются в половине рецептов: «соль по вкусу» и «варить до готовности», — это откровенное издевательство над новичком. Сколько же надо соли? И когда снимать с огня? Ответа никто не даст — повару самому придется решать эти судьбоносные вопросы.

Вкус раскрывается в малом. Проба — это всегда малые дозы, иначе вкус уловить трудно. (Иногда нужно съесть и большую полноценную ложку, чтобы понять, как звучит блюдо для тех, кто его будет есть по-настоящему, а не только пробовать, но именно «иногда».) Проблема еще и в том, что пробовать приходится не только неготовые блюда, но еще и кипящие, буквально раскаленные. А оптимальная температура для работы вкусовых желез около 20 — 25 градусов. И надо как-то остудить суп в ложке — а времени на это никогда нет, обжечься можно запросто, а обжигаться нельзя, потому что тогда вкусовые железы и полость рта окажутся травмированы и по-настоящему распробовать уже ничего не удастся. Блюд много, вкус у каждого свой, и вкусовые железы должны быть готовы переключиться — буквально со льда (если мы готовим на десерт мороженое) на огонь (кипящий суп), с острого — на сладкое, с кислого — на соленое. Замечательно освежает вкус простая холодная вода (не минеральная! у нее есть собственный вкус, и он мешает) и белый сухарик, но опять-таки времени-то нет. Процесс приготовления часто нельзя ни затормозить, ни приостановить. Конечно, очень помогают опыт и интуиция, но они, увы, помогают не всегда, особенно если повар экспериментирует с новым блюдом.

Однажды мне довелось послушать разговор двух профессиональных сомелье. Один из них делился своими печалями:

— Они же заказывают вино за тыщу долларов бутылка, а потом наливают другое — за пятьсот в тот же бокал! И пьют! Да какая им тогда разница! Пили бы ординарное каберне, и ведь стоят на столе и чистые бокалы, и вода, и сухарики!

Сами сомелье вино пьют именно глоточками и обязательно ополаскивают рот водой, восстанавливая нейтральное состояние вкусовых желез. Чтобы клиент однажды угадал подлинный вкус вина, сомелье должен отличать этот вкус безошибочно. Конечно, обидно, что клиенты неспособны оценить всю прелесть букета, но на то они и клиенты, а не профессионалы. Их нужно по возможности подвести как можно ближе к вкусу, как-то ненавязчиво научить, и, может быть, кто-то из них в конце концов по-настоящему оценит бордо с северного склона одного небольшого, но замечательного виноградника на берегу Бискайского залива.

Готовое блюдо не всегда можно попробовать, чтобы убедиться — все ли удалось. Нельзя — потому что ты непременно разрушишь изящно украшенный салат или пирог. Они не квантуются, как говорят физики. Такие блюда представляют собой нераздельную цельность, визуальное, а не только вкусовое единство, и откусить даже крохотный кусочек повар не может. Начинать есть должен не он. И он считывает вкусовую реакцию по мимике и словам тех, кто приступил к блюду. И если те, кто ест, болтают о чем-то постороннем, повар стоит, затаив дыхание, и гадает, удалось ли.

Оцените вкус блюда сразу, как только попробуете, а не когда с аппетитом все съедите, встанете из-за стола и разве что из дверей через плечо буркнете «спасибовсеоченьвкусно». Наверняка все очень вкусно, но каждое блюдо вкусно по-разному. И повару очень важно, как же именно. А тем более если очаровательный повар извиняющимся голосом говорит: «Вот не уследила, шарлотка чуть подгорела». Ни в коем случае нельзя отвечать, бодро так похохатывая: «Да ничего, милая, мы все съедим, нам не привыкать». Это страшная обида. А надо попробовать кусочек и несколько задумчиво сказать: «Знаешь, а легкая горчинка придает пирогу неожиданный шарм. Получилось даже вкуснее, чем обычно». За эти слова вы будете вознаграждены такой улыбкой, что запомните ее навсегда.

И все-таки накормите повара, он-то сам наверняка забудет поесть.

О гендерных стереотипах

Еще в советские времена мой добрый товарищ женился. Ну, это случалось во все времена. И пришли к нему в гости другие товарищи. Все товарищи крепко приняли на грудь. И попадали отдохнуть где кого подломила нежданная усталость. А на утро первой проснулась жена моего товарища. Она покормила младенца, одела, схватила две трехлитровых банки и побежала с коляской в ближайшую пивную.

Она пришла туда в трудное время суток, когда в пивной собирался довольно определенный контингент, — и девочку с огромными глазами и младенцем (ну прям мадонна с цветком) увидеть там совершенно никто не ожидал.

Когда она вошла — она, надо сказать, растерялась, прежде она никогда одна в такую пивную не заглядывала и что делать дальше представляла себе смутно. А очередь к пивным автоматам, наливавшим кружку за 20 копеек, была уже весьма приличная и страждущая глотка холодного пива.

Но, по счастью, девушке ничего делать и не пришлось. Как только она робко остановилась в середине зала с двумя пустыми трехлитровыми банками на виду у чисто мужской компании, все мужчины всё сразу поняли.

— С похмелья, небось, мужик-то мается.

— А девка-то, девка-то какова!

У нее тут же взяли деньги, наменяли двугривенных, набрали пива в автомате и примостили две полные банки прямо в изножье коляски — у все это безо всякой очереди. В этом процессе поучаствовали едва ли не все присутствовавшие в пивной мужчины — они даже забыли на время о своих трудных судьбах и больных головах.

И периодически кто-нибудь тяжело вздыхал и повторял одну и ту же фразу:

— Повезло же какому-то козлу, вот ведь повезло!

Завтрак фон Штирлица

В романе Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны», по которому поставлен знаменитый сериал, есть некоторые моменты, которые в фильм не вошли. Это естественно, поскольку книга — одно, а фильм ну совсем другое.

«Наутро экономка подошла к двери спальни и долго не решалась постучать. Обычно Штирлиц в семь часов садился к столу. Он любил, чтобы тосты были горячими, поэтому она готовила их с половины седьмого, точно зная, что в раз и навсегда заведенное время он выпьет чашку кофе — без молока и сахара, потом намажет тостик мармеладом и выпьет вторую чашку кофе — теперь с молоком».

Информация к размышлению. Завтрак фон Штирлица, Макса Отто, штандартенфюрера СС (VI отдел РСХА).

1. Черный кофе без молока и сахара.

2. Кофе с молоком и тост с мармеладом.

Поразмышляем. Тонизирующий, но в то же время весьма калорийный завтрак. Действительно, очень разумно. Черный кофе — такая легкая встряска организма, придающая бодрость сознанию, а кофе с молоком и горячий тост с мармеладом дают необходимую энергию. Можно не думать о еде до обеда. Причем нет тяжести от переедания. Я бы рекомендовал такой завтрак человеку, работающему в офисе (для физической работы калорий маловато будет).

Есть в романе (и это уже есть и в фильме) другой любопытный момент, связанный с едой. Экономка Штирлица, так хорошо готовившая ему горячие тосты, уехала в Тюрингию на неделю — сдали нервы от налетов, и у него убирала молоденькая дочка хозяина кабачка «К охотнику». Когда Штирлицу привезли паек — целую корзину, девушка разобрала продукты и заглянула в кабинет штандартенфюрера:

— Если герр Штирлиц хочет, я могу оставаться и на ночь.

«Девочка впервые увидала столько продуктов, — понял он. — Бедная девочка».

Благородный на всю голову Штирлиц отдает чуть не весь паек «бедной девочке» и отправляет ее домой. Ну действительно, он же полковник Исаев, а не какой-нибудь Джеймс Бонд, как же он может принять благосклонность очаровательной 19-летней саксонки, которой «седые мужчины нравятся больше всего на свете». Вот только сказать, что «девочка впервые увидала столько продуктов» — никак нельзя.

Действие романа Эриха Марии Ремарка «Время жить и время умирать» происходит в Германии примерно за год до событий, описанных в «Семнадцати мгновениях весны». Вот как Ремарк описывает трапезу героев (вообще-то во время Второй мировой войны писатель жил не в Германии, а в США, но связи с родиной не терял — там осталась его сестра, они постоянно переписывались, так что его словам вполне можно доверять):

«Фрау Витте принесла салат и сыр.

— Нравится вам здесь?

— Да, очень. Можно посидеть еще немного?

— Сколько хотите. Сейчас принесу кофе. Ячменный, конечно.

— Что ж, несите. Сегодня мы живем по-княжески.

Элизабет снова засмеялась.

— По-княжески мы жили в начале войны. С пфальцским вином, гусиной печенкой, икрой».

Для Юлиана Семенова, пережившего войну в СССР подростком, война — это голод, тяжелый, изматывающий. В Германии весной 1945-го тоже не шибко сытно, и это состояние советскому писателю понятно. Но он просто не может себе представить, что в Германии начала 40-х война — это невероятное продуктовое изобилие. 19-летняя саксонская девушка, конечно, это помнит, и в общем довольно простой (сыр, колбаса) паек Штирлица никак не может ее удивить.

Видно, ей и вправду понравились его седины, а он не оценил.

Как все успеть?

Вот как женщины все успевают? Мужчинам это совершенно непонятно. А женщины об этом как-то не задумываются. Просто так есть.

У Херлуфа Бидструпа есть серия картинок «Жена джазбандиста». Молодая женщина приходит в кафе, садится за столик, заказывает бокал вина и смотрит и слушает, как играет ее муж — виртуоз-ударник. Он молотит по барабанам и тарелкам, он выделывает одновременно еще целый веер замысловатых действий — кажется, у него рук не две, а минимум четыре. Последняя картинка самая интересная — джазбандист приходит домой и его жена демонстрирует свое умение: управляется с кастрюлями, миксером, чайником… И успевает еще качать коляску и кормить ребенка. Рук у нее кажется не две, а по крайней мере пять. Как она успевает? Мужчина смотрит на нее с восхищением.

Домашние дела требуют от хозяйки умения справляться с трудно поддающимся учету множеством дел. Причем все дела мелкие и не делать их нельзя — стоит немного расслабиться, и дом начинает погружаться в хаос. Как со всем этим справиться?

Из умных книг по тайм-менеджменту мы ничего полезного по этому поводу не узнаем. Их авторы заняты распределением времени для работы или организации отдыха (в том числе всяческих наших увлечений). Но никак не домашним хозяйством. Например, одно дело: приготовить обед. А ведь приготовление обеда — это множество самых разных дел. Может быть, такое невнимание связано с тем, что большинство этих книг написано американскими мужчинами, которые вообще-то не слишком обременены хозяйством, а может, потому что эта домашняя деятельность не считается чем-то особенно важным. А между тем организация домашней работы должна быть одним из важнейших направлений этого самого тайм-менеджмента.

Как же все-таки добиться оптимального распределения времени? Женщины это умеют как-то удивительно легко. Но когда мужчину отправляют в магазин и говорят ему: «Да, кстати, заодно забери вещи из химчистки», он раздражается: «Как это заодно? Это же в другом месте!» Мужчина нацелен на выполнение задания, и он не всегда понимает, как это можно все делать «заодно».

Я совершенно этого не понимал, пока сам не занялся хозяйством. Я вообще предпочитал в таком случае сначала сходить в магазин, вернуться домой, завершить выполнение задачи. Перевести дух, сосредоточиться на новой задаче и выполнить ее — то есть сходить еще и в химчистку (если оставалось время после других неотложных дел). Женщине такой образ действий совершенно непонятен: «Но ведь это же по дороге!»

Но вот когда погружаешься в домохозяйствование, начинаешь экономить свой самый дорогой ресурс — время, и начинаешь, как говорят программисты, распараллеливать процессы и квантовать время между задачами.

Здесь я совершу серьезный отход в сторону и расскажу очень кратко, как работает компьютер (естественно, только об одной его функции — управлении заданиями). Его работа, каким странным это ни покажется, очень похожа именно на ведение домашнего хозяйства. Независимо от того, под какой операционкой работает ваш компьютер, он обязательно умеет одновременно выполнять множество задач и процессов, а ведь у него чаще всего один или два физических процессора, а задач-то десятки. Вот сейчас у меня на однопроцессорном компьютере работают: Word, в котором я набираю текст, браузер, в котором открыты три закладки, плеер, и это не считая служебных процессов — их больше двух десятков, например, антивирусный монитор, автоматический переключатель русской и английской клавиатур и т. д. Как компьютер справляется с этой толпой проблем? Он квантует время между параллельно исполняемыми заданиями — каждая задача получает свой кусочек времени процессора в зависимости от приоритета задачи — чем выше приоритет, тем чаще процессор работает над задачей и тем больше времени на нее тратит. И процессор, переключаясь с одной задачи на другую, их все понемногу продвигает вперед.

Чем нам может помочь в хозяйстве такой вроде бы далекий опыт? Здесь мы точно так же запускаем процессы параллельно и определяем время, через которое необходимо контролировать выполнение. Некоторые процессы, например, вскипятить чайник или поставить стирать белье, — требуют от нас только запуска — отключение произойдет автоматически (так центральный процессор отдает команду на запись контроллеру жесткого диска и забывает о задаче — контроллер справится сам, а потом сигнализирует о выполнении). И мы получим желаемый результат. Количество одновременно запущенных процессов такого типа может быть велико. Но, поставив варить бульон для щей, мы должны помнить, что нам нужно снимать пену (иначе бульон получится не такой прозрачный и, что еще хуже, — несколько жесткий), а значит отвлекаться надолго нельзя. И наша свобода уже ограничена размерами кухни. А значит нужно выбрать изо всех наших дел такие, которые мы можем делать на кухонном рабочем столе или на плите. Их мы можем запустить параллельно. Например, приготовить зажарку, здесь уже отвлекаться мы сможем совсем ненадолго — нужно следить, чтобы морковка только слегка посветлела, и готова она должна быть именно в тот момент, когда сварится мясо. Но в каждый момент мы должны четко понимать, какие еще задачи мы можем запустить на выполнение, пока другие процессы работают.

Если мы все будем делать по-мужски — то есть последовательно, мы потратим на приготовление одних только щей несколько часов. Этого никак нельзя — времени просто ни на что не останется. А дел у нас еще много.

То есть, прежде чем заняться приготовлением обеда, мы должны выполнить работу, которую выполняет планировщих заданий. Мы должны четко представить себе продолжительность всех необходимых процессов и оценить их приоритет, то есть насколько большой объем внимания от нас потребует данный процесс, насколько часто мы должны его контролировать, насколько критична ошибка завершения (щи выкипели, курица сгорела). Если мы не сразу развесим белье, постиранное машиной, это не страшно, а вот если проморгаем готовность зажарки, ее придется готовить заново. Например, если мы шинкуем овощи, то вообще от этого процесса оторваться не можем — не потому что произойдет что-то непоправимое, а потому что без нашего участия он просто остановится. Такие процессы нужно сделать по возможности быстрыми, то есть купить удобную овощерезку, хорошо наточить ножи и т. д. Это те временные резервы, которые мы можем высвободить, и здесь не надо экономить (вообще не надо экономить на инструментах, потому что они экономят наше время). Например, посудомоечная машина — это замечательный процессор, который требует только запуска и устойчив к ошибкам завершения. Без нее процесс мытья посуды становится из низкоприоритетного высокоприоритетным — он не продолжается без нас. И ясно, что зайти в химчистку по дороге — это обязательное распараллеливание процессов и нельзя им пренебрегать.

Итак, подведем некоторые итоги. Сначала мы проводим анализ заданий. Расставляем приоритеты, минимизируем число высокоприоритетных задач. И запускаем параллельные процессы. Получится быстро и качественно. А когда овощи уже засыпаны в кастрюлю и щи, уютно побулькивая, доходят до готовности, можно уже ответить на письма и написать в FB свои наблюдения о тайм-менеджменте, но все-таки краем глаза приглядывая за кастрюлей со щами и за курицей в духовке, чтобы не пропустить момент готовности, — здесь ошибка завершения критична.

Мужчина, наверное, может выучиться распараллеливать процессы, но женщине-то это просто дано от природы. Такое впечатление, что мозг мужчины состоит из одного мощного процессора, а мозг женщины из нескольких. Для одних задач — лучше подходят мужские мозги, а для других — женские.

Победа фаст-фуда

Мы все куда-то спешим. Куда мы спешим, по размышлении здравом не очень понятно, но времени у нас нет совсем. Поэтому мы и относимся к пище как к некоему неизбежному злу: не есть нельзя — ноги протянешь, но есть нужно по возможности так, чтобы еда не отвлекала нас от неотложных дел. То есть главное в еде — это ее доступность и быстрота, а уж какой у нее вкус, дело, в общем, второе.

С фаст-фудом очень трудно конкурировать, потому что он обеспечивает решение самых важных проблем — доступно и недорого. Но он еще и предсказуем, и это его огромное преимущество. Возьмем, например, такое великое (и здесь никакой иронии) изобретение человечества, как «Макдональдс». Вообще-то «Макдональдс» — это не одна компания, это бренд. Десятки тысяч ресторанов «Макдональс» (но не все, есть и филиалы) во всем мире работают по франшизе: каждый получает сертификат и лицензию на использование бренда у главной компании, и эта компания контролирует и меню, и качество продукции. А лицензию можно и потерять, если будешь халтурить. Никто ведь не будет разбираться, почему этот «Макдональдс» (на самом деле это кафе «У дяди Коли») готовит как-то не шибко, а тот («У тети Клавы») — нормально. Один плохой «Макдональдс» — это удар по всему бренду. Инициатива в таком случае совершенно не приветствуется, поскольку если «У дяди Коли» посетитель съел что-то особо вкусное, то он зайдет к «Тете Клаве» и попросит то же самое — «Макдональдс» ведь, а у «Тети Клавы» этого нет. И посетитель будет разочарован, и это опять-таки удар по всему бренду.

Это и есть главное: где угодно в любой стране мира любой человек знает, что он найдет, присев под желтой буквой «М» на красном поле. В некоторых случаях это просто спасение. Например, когда вы приезжаете в неизвестную вам страну с незнакомой кухней и не любите экспериментировать со своим организмом. Мой хороший знакомый говорил, что, впервые попав в Китай, он питался исключительно в «Макдональдсе» (а в Москве заходит очень редко) — просто чтобы не рисковать, и гамбургеры там такие же точно, как в Париже или Нью-Йорке. А поскольку люди свободно перемещаются по всему миру, им просто необходимы такие кафе. Китайская кухня очень острая (не говоря уже о других изысках), и не всякому это по вкусу. Тогда в «Макдональдс».

Я впервые столкнулся с китайской кухней в начале 90-х в Благовещенске. Этот город стоит на Амуре, и небоскребы Хайхе видны прямо за рекой. Вообще-то это было забавное время и место. Амур замерз. В Китай можно было ходить пешком, и пограничники закрывали на такие переходы глаза. И посреди Амура на острове был бартерный рынок, куда шли со своими товарами продавцы с обоих берегов великой реки.

В Благовещенске мы с товарищем пришли в китайский ресторан, вполне аутентичный — его и держали китайцы, и готовили китайцы (уже тогда китайцев было в Благовещенске очень много, сейчас, наверно, их уже больше, чем всех остальных). Я, как большой любитель кальмаров, попросил салат из этих вкусных гадов морских. Вообще-то мне нравятся острые блюда (например, я люблю васаби — просто безо всего на кончике ножа), но то, что мне принесли, я едва смог съесть. Я чувствовал себя огнеглотателем. Вот чтобы не подвергать организм таким шоковым воздействиям и существует «Макдональдс».

Фаст-фуд удовлетворяет повседневным требованиям современного городского жителя почти всегда. Он не удовлетворяет, когда мы не хотим стандартной еды. Но нестандартная пища чревата ошибкой и разочарованием. А если мы готовим дома, то это требует и серьезных временных затрат (а если блюдо новое для повара, то нет никакой гарантии удачи). Что в результате? Фаст-фуд побеждает. Здесь все в точности так же, как с чаем из пакетика: чтобы поесть действительно вкусно, нужно сосредоточиться именно на еде. А если вкус пищи не является приоритетом, то и «лапша хороша», в японском ресторанчике, например, даже вполне.

Еда оказывается в центре нашего внимания довольно редко, когда мы идем в дорогой ресторан или устраиваем домашний праздник. И постепенно приготовление пищи приобретает «мужской» оттенок — редко, изысканно, дорого.

Культура домашнего ежедневного приготовления пищи уходит. Уходит вместе со многими замечательными вещами — бумажными книгами, бабушкиным веретеном и спицами, отцовскими столярными инструментами… У моего отца (по профессии горного инженера) было еще и сапожное шило, и он подшивал валенки всей нашей семье. Неподшитые валенки выдерживали на ледяной горке ровно один день. Я, конечно, подшивать валенки не умею. Да и нет их у меня. Мы еще смеемся, когда видим в американском фильме, как героиня заказывает в ресторане утку и салат вместе с очистками (и за них нужно еще приплатить), а потом эти очистки живописно разбрасывает по кухонному столу. Но ведь и у нас что-то подобное уже происходит.

А между тем запах приготовляемой пищи — это запах уюта. В доме, где никогда не готовят, — холодно. Тем более если в доме курят. Запах табачного дыма перебивается вообще только запахом готовящейся еды. Наверно, вам приходилось бывать в холостяцких квартирах, где курят и не готовят. Даже если дом прекрасно проветривается, в нем резкий выстуженный воздух. Но стоит затеять приготовление пищи, и вы чувствуете, как воздух неожиданно смягчается, как расслабляется тело (не мышцы даже, а снимается какая-то внутренняя сжатость), и вы понимаете, что находились в привычном напряжении, которое уже не замечали. А это плохо. Но, чтобы в доме действительно было уютно, готовить нужно любить. И любить тех, кому готовишь.