ПИСЬМА В ПРАГУ

Деменок Евгений Леонидович родился в 1969 году в Одессе. Автор нескольких книг, в том числе монографии «Новое о Бурлюках» (Дрогобыч, 2013), а также множества статей, посвященных творчеству писателей и художников, принадлежащих к «Одесской плеяде», и кросс-культурным контактам. Живет в Одессе.

Автор комментария и составитель выражает благодарность Яне Коталиковой за неоценимую помощь в подготовке публикации.

Давид Бурлюк

*

ПИСЬМА В ПРАГУ

Предисловие и комментарии Евгения Деменка

Эпистолярное наследие «отца русского футуризма» Давида Бурлюка огромно и составляет тысячи писем на русском и английском языках (например, последнее, так и не отправленное письмо художнику Эдварду Хопперу проживший в США более 40 лет Бурлюк писал на английском). Давид Бурлюк очень трепетно относился к любой переписке и считал своим долгом «обответить» все письма. Он вел переписку с оставшимися в СССР друзьями и соратниками, с американскими коллегами по цеху, галеристами, коллекционерами и ценителями искусства, с разбросанными по всему миру русскими эмигрантами и многими, многими другими. Среди его корреспондентов по переписке — Николай Евреинов и Алексей Ремизов, Василий Каменский и Алексей Крученых, Лиля Брик и Михаил Ларионов, Михаил Матюшин и Николай Кульбин, Борис Григорьев и Казимир Малевич, Генри Миллер и Рокуэлл Кент, Василий Кандинский и Николай Асеев.

Особое место занимает переписка с родными — не только сыновьями, матерью, но и с жившими в Праге сестрами Марианной и Людмилой, и с мужем Марианны, чешским художником Вацлавом Фиалой^[1], которые Давид Давидович почти всегда писал совместно со своей женой, Марией Никифоровной, Марусей. Эти впервые публикующиеся письма — источник порой уникальной информации о жизни и творчестве «отца русского футуризма». В этой переписке он был самим собой, без пафоса и официоза, но, как обычно, с изрядной долей хвастовства. Письма эти ценны еще и тем, что из них мы можем узнать истинные подробности жизни членов большой семьи Бурлюков, клана, как называл свою семью и сам Давид Давидович, и Бенедикт Лившиц, и многие другие.

История этого клана заслуживает, право, отдельного романа. Судьбы шестерых детей, родившихся у Давида Федоровича и Людмилы Иосифовны Бурлюков в течение пятнадцати лет, сложились совершенно по-разному. Наиболее благосклонной судьба оказалась к старшему сыну, Давиду, и младшей дочери, Марианне. Жизни двух других сыновей, художника Владимира и поэта Николая Бурлюков оборвалась трагически — Владимир, вероятнее всего, погиб в 1919-20 году, когда ему было немногим более тридцати лет. Дата, место, обстоятельства гибели его до сих пор не известны; известно лишь, что в последний раз он виделся с родными — братом Николаем, сестрой Надеждой, ее мужем, Антоном Безвалем, и матерью, Людмилой Иосифовной, — в 1919 году, в Херсоне. Там же, в Херсоне, был расстрелян большевиками в конце 1920 года Николай Бурлюк. Ему было всего тридцать. Судьба Людмилы Бурлюк (1886 — 1968) сложилась драматически: когда ей было 37 лет, умер от тифа ее муж, скульптор Василий Кузнецов, и она осталась одна с четырьмя сыновьями на руках, практически без средств к существованию. Двое сыновей погибли во время Великой Отечественной войны, третий сошел с ума в немецком плену, и лишь четвертый, Кирилл, смог пережить страшные годы. К счастью, последние двенадцать лет своей жизни она смогла провести благополучно — в 1956 году ей удалось переехать в Прагу, к сестре Марианне. Средняя сестра, Надежда, чья судьба сложилась относительно благополучно, едва не погибла в Херсоне в годы Гражданской войны от голода и болезней. Судьба Марианны сложилась счастливо в первую очередь потому, что в трудные годы она следовала за Давидом Бурлюком и его семьей — сначала уехала в Башкирию, а затем последовала за ним в «Большое Сибирское турне», вплоть до Владивостока. Благодаря старшему брату познакомилась она и с будущим мужем, чешским художником Вацлавом Фиалой, в 1922-м году уехала с ним из Владивостока в Прагу и прожила там еще шестьдесят лет. В том же 1922 году и сам Давид Бурлюк переехал в США, где прожил сорок пять лет — больше, чем в России и в Японии вместе взятых. Вообще Бурлюки были долгожителями: Давид прожил без малого 85 лет, Людмила — 82, Марианна — 85. Вполне возможно, что, не случись трагедии, и Николай, и Владимир прожили бы не меньше.

Марианна Бурлюк, младшая дочь в семье, родилась в 1897 году, на пятнадцать лет позже Давида Давидовича. Он даже стал ее крестным. В 1914-м Марианна окончила 7-классную гимназию в Херсоне и пробовала поступить на класс вокала в Московскую консерваторию. Как вспоминала она сама, у нее был замечательный голос, но полностью отсутствовал музыкальный слух, поэтому в консерваторию ее не приняли, а приняли в музыкальное училище. В конце концов она прекратила обучение — музыкальный слух так и не появился.

В конце лета 1915 года Давид Бурлюк уезжает в Башкирию, на станцию Иглино недалеко от Уфы, — его зять, Никифор Иванович Еленевский, убедил его заняться поставками сена для воюющей русской армии. Особо убеждать не пришлось — разгоралась война, воюющей стране было не до искусства, а у Давида Давидовича было уже двое маленьких детей, которых нужно было содержать. Но об искусстве Бурлюк не забывал ни на минуту. «В 1915 году поселился на станции Иглино около Уфы. 1916, 17 годы там: много писал красками — более 200 картин. Поставлял сено в армию. Был „образцовым” поставщиком», — вспоминал он^[2]. Вскоре в Башкирию перебирается вся семья — жена Мария Никифоровна с сыновьями, мать Людмила Иосифовна, сестра жены, Лидия Еленевская, ставшая впоследствии женой художника Виктора Пальмова. Бурлюки селятся на станции Буздяк Волго-Бугульминской железной дороги, где у Никифора Еленевского был свой дом. Однако Давид Давидович снял для себя и семьи большую крестьянскую избу.

Марианна Бурлюк, жившая в Москве в 1915 — 17 годах и в апреле 1918-го приехавшая вместе с Давидом в Башкирию, помогала воспитывать маленьких сыновей Давида Бурлюка — Давида-младшего (1913 — 1991) и Никифора (Николая) (1915 — 1995).

В сентябре 1918-го семья покидает Башкирию. «От пушечной стрельбы мне нужно было спасать своих малых детей в 1918 году», — писал Бурлюк^[3]. Началось «Большое Сибирское турне», которое завершилось в июне 1919 года во Владивостоке. Марианна активно помогала брату во время «поэзоконцертов» — она читала стихи Маяковского, Каменского, Хлебникова, выступая под псевдонимом Пуантилина Норвежская, продавала билеты. Во Владивостоке Давид Бурлюк познакомился с Вацлавом Фиалой, художником чешского происхождения, которого как раз перед этим выгнали из квартиры за неуплату. «Дружеобильный» Бурлюк предложил ему перебраться к ним. В тот же день Фиала познакомился с Марианной. Это была любовь с первого взгляда. Он стал новым членом семьи.

29 сентября 1920 года Давид Бурлюк вместе с Виктором Пальмовым отправляются с выставкой картин в Японию; 1 октября они прибывают в порт Цуруга. Вацлав Фиала остается с женщинами и детьми, но ненадолго — уже в ноябре все они тоже приезжают в Японию, в Киото. Фиала участвует вместе с Бурлюком в ряде выставок, путешествует с ним по Японии, а 1 августа 1921 года поднимается с Бурлюком и другом его детства Гербертом Пикоком на Фудзияму. 23 сентября 1921 года Вацлав Фиала и Марианна Бурлюк венчаются в православной церкви в Токио; уже в ноябре супруги Фиала возвращаются во Владивосток, чтобы оформить документы, необходимые для переезда в Чехословакию. В феврале 1922 года они отплывают из Владивостока и через Сингапур держат путь в Триест, откуда добираются до Праги. 13 сентября 1922 года у них родился сын Владимир, названный Марианной в честь погибшего брата. В Праге они прожили всю оставшуюся жизнь. В 1956 году, после долгих мытарств, к ним переехала Людмила Кузнецова-Бурлюк.

Давида Бурлюка, его жену и детей, из Японии переехавших в Америку, в Нью-Йорк (они прибыли туда 2 сентября 1922 года), Марианна и Вацлав увидят лишь спустя тридцать шесть лет, в 1957-м. Но переписку с ними, насчитывающую сотни писем, они вели все эти годы. Давид Бурлюк не уставал писать о своих успехах, присылал издаваемые ими в США сборники и журналы «Color and Rhyme» и со временем начал призывать Фиалу также переехать в Америку. Вацлав относился к этому скептически, считая, что основным центром современного искусства является Европа. И если в первые несколько лет жизни в США у Бурлюка еще была мысль вернуться в Европу и поселиться в Париже, то вскоре он ее отбросил, твердо решив остаться в Новом Свете. Причин тому было несколько: желание дать детям хорошее образование, первые успехи с выставками и продажами картин, появившаяся вскоре работа в газетах «Русский голос» и «Новый мир». Очень скоро в письмах Фиалам появляются фразы, показывающие, что жизнь в Америке Бурлюкам нравится. Вот отрывок из письма, написанного в середине 1920-х годов:

«Мы оба здесь, да и детки, поправились. Харчи американские — харчи сытые: масло, молоко (мяса уже не едим). Консервы — сардины. Печенье. Я вешу 265 фунтов, Маруся 176 фунтов, Додик 72 ф., Никиша 73 фунта»^[4].

Перерыв в переписке между Нью-Йорком и Прагой случился лишь во время Второй мировой войны. Особенно же интенсивной была переписка в конце 1950-х — начале 1960-х годов.

В данной публикации приводятся письма, датированные 1920-ми годами. Несколько писем написаны Давидом Бурлюком еще в Японии, основной массив — уже в США. Послевоенные письма будут вынесены в отдельную публикацию.

Орфография подлинников сохранена.

*

1920.28.X^[5].

Токио

Дорогой Фиала!

Завтра последний срок выставки^[6]. Много посетителей. Продажи умеренно. Ценить здесь надо в 2 раза выше Владивостока. Много художников. Высокий худож. вкус.

Это плантации г-на Геси, что дал нам помещение для выставка в Токио. Ваши картины в декабре — вышлю Вам.

Жму руку,

Давид Д. Бурлюк.

*

26, 27 октября 1921 года.

Киото^[7]

Привет из Мацуи Хотеру^[8]. Все и все те же. Поклоны вам от всех. Сейчас был Fypo^[9] — как будто год и не прошел. Сегодня и завтра, если погода, пишу этюды. На Никакай^[10] я опоздал — вчера Осаку [в]^[11] он уехал.

Отец Русс. футур. Бурлюк в Киото.

*

08.11.1921

Милые Вячеслав и Фиала Марианна!

Сейчас получил письмо от Оминэ-Сан^[12] — просьба взять все вещи!

Я умоляю: выслать мне их по получении сего письма немедленно через транспортную контору — Sита около Kobe Бурлюку (сняв с подрамка «рваный пир» голых женщин, на перепиленном подрамке, остальное все можно зарештовать — т.к. он рештовал для Kobe — картины — плотник).

Это мое последнее письмо насчет вещей. Весь каталог тоже и все вещи сюда. Расходы по упаковке я отдам лично, по предъявлении счета на сей счет; Оминэ сан 10 + 3-50 = уплачу 13-го числа с/м и года.

Очень прошу через транспортную контору по адресу на открытке — сейчас же отправить в Токио 7 моих картин, 3 больших футуры (и рыбную ловлю) + дайдокору, + фун-казань, + 2 головы японки (всего 8) = последний срок представления вещей 13-го числа — очень прошу для меня сие сделать, а также, чтобы вещи были в рамках из досок. Все расходы на сей счет будут мной уплачены своевременно^[13].

Карточки с выпученными глазами не оказалось, очевидно она выпучилась из письма или же не впучивалась в него вовсе.

Письмо прилагаю — прошу сделать все для Вашего Дяди Доди.

Весьма возможно, что 13-го буду Yokogamu — Tokio.

Написал по 8-е число 21 картину, здесь работал за 14 дней (иногда по 3 картины в день).

На готовом холсте, в рамах!!!^[14]

Отец Российского Футуризма Давид Бурлюк Японский и Яванский с полуостровом Малаккой со чады и жены.

*

9 октября 1922.

2116 Harrison Ave

Dav. Burluk

New-York-City

Дорогиe мои Марианна, Вячеслав и племянник! (имени к сожалению не знаю)^[15].

Я очень рад, что семейство Фиала прибавилось и столь направлении правильном. Пусть новорожденный будет инженером художником и певцом — все вместе и очень хорошо.

«Переезд» наш длился, в общем, 2 месяца — месяц ехали и месяц устраивались; устроиться здесь трудно — масштаб очень велик, а также большое значение имеют тут деньги. Языка пока не знаю, но постепенно он входит в сознание. Погода стоит здесь теплая, не знаю, как потом. Хотя в квартире рам зимних нет. Из русских художников здесь есть Судейкин, Рерих, Ремизов, и скульптор Дерюжинский.

Здесь будет большая выставка русского искусства — устраивает Бруклинский музей^[16].

От Японии не осталось ничего, кроме приятных воспоминаний, хватило все же до 15 сентября. Переезд стоил 3000 иен.

Я писал вам во Владивосток, но письмо имел удовольствие через 2 месяца получить назад. Оно лежало на почте как раз во время вашей выставки в университете. Газета здесь есть, но очень «ЗаДымовела» — с трудом (бесплатно) начинаю туда пролазить^[17]. Ильины в Японии впали в бедность^[18]. Положение Винограда тоже очень плохое. Мы ехали на «Empresse of Russia» — с Пикокшей и дети. Сам Герберт^[19] (немного «поддержал») остался в Yokohama. Я очень рад, что закончил свою «колониальную» колию жизни и перехожу к Американским масштабам. Если здесь приехать без знакомств и связей, то попадешь на малярную работу, без всякого промедления.

Теперь я буду отвечать на письма ваши без всякого откладывания, поэтому чаще пишите и присылайте разный материал — я в свою очередь буду его присылать.

Пиши, Вячеслав, как работаешь и много ли; я начал работать только лишь на днях. С апреля по Ѕ августа массу писал. Здесь в Америке — спрос на футуру! Жили мы под Фудзи на берегу моря. Закупались. Перед отъездом объехали семейно всю Японию — все повидали от Nikko до Kagochim’ы, благодаря продаже в вагоне «в темную» завернутой картины — вот так случай!

В Enochim’е стояли в гостинице — на

самом острове. Видели тот сарай, где ночевали после концерта. «Змея, змея…». Все было как сон.

Посылаю вам каталоги моей последней выставки в Японии. Фотографии лета и т.п. Пишите по этому адресу на Harrison Ave. Это адрес теперь правильный на 2 года.

Желаю много всегда работать Вячеславу. При его таланте — это успех всегда!

Целую вас и обнимаю дружески и братски.

Ваш Давид Бурлюк.

From David Burliuk

2116 Harrison ave

N.Y.C.

U.S.A.^[20]

*

27 октября 1922 года.

Дорогой Вячеслав!

Я буду посылать тебе очерки по русс. местному искусству, б.м. ты сдумаешь переводить их и печатать по-чешски. Советую. Пиши почаще, что делаешь, пришли фотографии со своих работ, включая и ту, в коей сотрудничала Марьяна. Не надо ли исполнить поручения относит. твоего америк. дядюшки, что изготовляет ликеры? Я записался здесь в партию непьющих. Я буду тебе все высылать, что будет нового. Письма отовсюду получил лишь по 1-му разу.

Обнимаю тебя, Марьяну и племянника. Маруся и детки кланяются.

Дав. Бур.

Получил письмо от Ремизова — что значит заграница!^[21]

*

Дорогая Яночка и Вячеслав!^[22]

Поздравляем с сыночком, мы очень рады за это счастье^[23]. Малютка — много радости и нежности в жизни. В Нюорк (sic!) мы приехали 1 сен., океаном ехали две недели, погода была тихая, не было больших бурь, мы все себя чувствовали не плохо, кушали 4 раза в день, гуляли, слушали вой ветра, в туман гудок тревожный парохода, смотрели дельфинов стаей идущих за пароходом, далекий фонтан кита, и оборванные длинные ветки подводной травы, похожих на змей, затерянных в океане, проехали день меридиана, и наступило так холодно, как зимой. В Ванкувере высадились и ехали 6 суток поездом, очень быстро, пыльно, через знаменитый горный хребет, посмотрели все картинки, что в путеводителе показаны, водопады, утесы, снеговые горы, озера Луиза, гору Стефана, при спуске летя с такой быстротой, что еле держишься на спальной койке (широкой с простынями и одеялами), полагаясь на волю Бога. Ехали такими похожими на Россию полями, лесами, душа отходила от японской сонливости и миниатюры пейзажа. А теперь Нев-Jорк квартира в новой части города^[24] где много садов (60 дол. в месяц) с контр. на два года. Детки в школе английской проучились четыре недели, знают счет до десяти и много слов, понимают, что говорит учительница. Я все время гуляю, провожая детей в школу из школы, два раза в день туда надо прийти.

Школа на Додика и Никишу имела большое влияние в смысле дисциплины. Будем надеяться, что это письмо не будет одно за целый год.

Письма вам послан. Владивост. пришли обратно, да в Японии мы почти не получали писем, верно, у кенчо-санов оставались. Саенора! Дозо висуремасе най! Дозо о тегами кайте кудасай.

Никиша очень поумнел, у него большая образность в речи. «Чистить зубы старомодно», «Этот с репьями на голове тоже из нашей школы (кудри)». «Друзья есть ли на свете, не знаю».

Здесь Давид Давидович получил приглашение на выставку в Бруклинском музее и Филадельфии от 15 дек. до половины фев. Много очень интересного, ходим в субботу и воскресенье (детки не учатся) по музеям, театрам, вчера были на Айседоре Дункан, Давид Давидович познакомился с ее мужем Есениным, будет писать его, а с нее наброски^[25].

Были у Балиева, у Кузнецовой (русс. театры). Живем мы от центра 20 мин. по воздушной дороге, она местами в пять этажей уходит под землю (на воздухе на свету один только), есть экспрессы в 11 вагонов электр. поезд, в потолке вертятся вентиляторы, останавливаясь при дневном свете^[26].

В квартире есть ванна, газовая кухня (мудро названная Давидом Давидовичем лабораторией) так много в ней всевозможных приспособлений, две больших комнаты и коридор, на солнечную сторону окнами. Деткам читаю книги (здесь прекрасный магазин, заваленный русскими произведениями), слушают внимательно, боясь пропустить слово, приходя в волнение и забывая от разговоров тишину.

Спасибо большое, что прислали письмо мамы, Тони^[27] и Нади, очень жалко маму и их всех, мы послали им через Ару^[28] посылку; пока мы сами здесь не устроились…

Пишите подробней о себе, как ваши заработки, как Яны здоровье и малютки, как его зовут, если можно пришлите снимки с вас.

До свидания. Нежно целую Яночку и племянника и жму руку Вячеславу.

М. Н. Бурлюк.

*

Дорогие нежные друзья Марьянна, Вячеслав и малютка Володя!

Получаем известия о ваших успехах. Радуемся. Собираетесь ли вы приехать Америку. Вообще какие планы на будущее. Мы здесь, очевидно, застряли лет на пять. Надо сказать, что время идет незаметно, по крайней мере полгода, которые мы здесь просуществовали, протекли мимолетно. Бруклинская выставка, каталог ее вам высылаем, прошла с большим моральным успехом, но продаж ни у кого никаких не было^[29] — это и есть Америка, где продажа, кажется, трестирована крупными предпринимательскими фирмами и галереями.

Живем месяц — за месяцем. Масштаб здешней жизни настолько велик, что даже приблизительно к ней отношения до сих пор не имеем, говоря об американской, о русской же колонии, то принимаю участие в местных газетах, что последнее время понемногу стало оплачиваться. Здесь хорошо зарабатывают ремесленники разного рода, но я за ремесло никакое не брался, и первые полгода нам удалось прожить благополучно. Летом на долгое время едва ли придется в этом году поехать куда-нибудь на берег моря, отложим это до будущего года, когда больше устроимся в Колумбовом открытии. Климат Нью-Йорка подвержен северным влияниям, сейчас на дворе первое апреля^[30], а стоит морозец, хотя, правда, снег уже стаял. Вокруг нас визг и грохот, раздаются взрывы — то строят кварталы новых домов, взрывы подготовляют почву, которая здесь зело камениста; Нью-Йорк расположен на кряжах, слюдяных пластах гранитов, выходящих всюду из земли. Английский язык мой медленно подвигается вперед, так как специально я его еще не учил, а вращаюсь я более в русском обществе, как в прибыльном. Об англичанах, т. е. местных американцах, по Йокогамской выставке в «Гети» мы составили себе абсолютно правильное представление, такие они здесь все. На выставку идут весьма немногие, не только вход, но и каталог всегда бывают бесплатными. Живший здесь два года Рерих имел дела весьма средние, а он приехал с пятью тысячами долларов с большой протекцией и абсолютным знанием английского языка. Он в мае едет в Индию через Париж, но я предполагаю, что он тянет в Россию, надоело быть на вторых ролях. Американцы на первые роли здесь никого не пустят. Все, что я говорю о художниках, касается, конечно, только модернистов и не имеющих мирового имени, или денег; художники исключительные по академическому знанию и технике могут рассчитывать найти себе работу, хотя, надо сказать, что в Америке имя не делают, его надо привезти из Парижа. Картины иностранцев предпочитают покупать Париже на франки, пример: Бориса Григорьева «Мадонна степей» была куплена там за 50 долларов, продана здесь «Новой галереей» за 1000 дол.

Нью-Йорк имеет мало старины, а новые здания очень чертежны и сухи по своим линиям, велики размерами, а издали не найдем места их посмотреть. Английский Маруси находится на «две нули», так как все лавочники говорят по-русски^[31]. Детки ходят в школу полгода. Додик учится хорошо, но знание языка не заметно. Никиша, посещая школу, учится прилежно, через десять дней ему будет 8 лет.

Из России — Туркестана никто нам не написал^[32]. Спасибо, что сообщили об их переезде. Из Москвы — писем не имею. Ничего не знаю, никто мне ничего не ответил. Маме переведу на днях в Туркестан немного денег^[33]. Теперь можно через Ара. Относительно Марусиной мамы Е. И. ничего не можем узнать. Я писал, но ответа от Аполлона не получил. От Лиды из Москвы писем не было, выставка его была с ноября (Пальмова), знаю по газетам — очевидно успех моральный^[34]. Здесь иногда в одном американском доме (2 дома теперь) пью много шампанского. У евреев на вечеринках, иногда, вино — «кошер». А в общем жизнь веду весьма «прогибищенскую» (трезвую). За вами скучаю. Примите меры, чтобы не пропадали мои письма на «Браник»^[35], когда выедете, я высылаю каталоги и книги.

Целую нежно, Давид Бурлюк.

*

9 апреля 1923 года.

Милый дорогой Вячеслав и сестрица нежная Марианна со чадом — Володинькой!

Получили присланные вами журналы и воочию убедились вашим большим успехам в симпатичной Чехословакии!

Прошу и впредь не забывать и всякую всячину, вас характеризующую, присылать. Пишу вам на собственной машинке. Здесь стоит она всего 30 долларов. Дешевле грибов.

С большим удовольствием по-чешски вычитывал о тебе и, также, все нашел насчет себя и сестрицы, а твоей женки любезной Марьянны.

Я начинаю понемногу привыкать к Америке. Маруся и детки тоже.

Додик переходит по американскому счету в 3-й класс. Никиша тоже каракулит. Но более всех старается Маруся — она не пропускает ни одного дня — ей приходится провожать детей в школу — на улицах сильное движение и одних пускать детей опасно. Мы живем на отдаленной части города — чистая, новая, — дома выше 6-ти этажей нет. Много зелени. Пять лет назад здесь был еще лесок.

Бывшие здесь русские художники, почти все разъезжаются в разные стороны. Прочно обосновался здесь только Реми(зов) — он купил себе дом, открыл ресторан и, говорят, сделал деньги. Я ни с кем теперь не встречаюсь — публика очень все не симпатичная. Из моего направления никого здесь нет.

Пишите, не забывайте, а мы вас не забудем!

Целуем все вас обнимаем и желаем всего наилучшего!

Давид, Маруся, Додик, Никиша.

*

Милые и дорогие Вячеслав и Яночка с сыночком.

Получили от вас несколько писем, а также письмо генерала и до сих пор вам не отвечали: лето, жара, сидим в городе, также были некоторые спешные дела: ставил спектакль, лепил маски, писал декорации и сам играл большую роль старухи Луны^[36] — роль пантомимическая, но надо, чтобы движения совпадали со словами — первое представление состоялось 8 июля в доме короля почт и телеграфа Маккэй в 50 верстах от Нью-Йорка — рассчитывал получить за это деньжат, но денег не уплатили — кто-то их получил другой, а теперь сижу и надеюсь, что может быть из этих знакомств выйдет что-нибудь в будущем. Во всяком случае не унываю, пока открыли маленькую постоянную выставку в центре города — вообще в смысле выставок на этот сезон планы значительно шире — благодаря лучшему знанию языка, общей обстановки и некоторым знакомствам горизонты понемногу, правда медленно, расширяются.

Если бы ты прислал по почте парочку-другую твоих картинок модернистических, то на продажу рассчитывать едва ли можешь, но на выставки я их проведу и у тебя будут каталоги американских выставок с твоим именем. Предложение это делаю тебе с целью доставить тебе удовольствие: картинки, конечно, по миновании надобности будут почтой высланы обратно, а может быть и продадутся, но предупреждаю, что продать дороже 50 долларов едва-ли здесь сможешь: цена очень сбита дешевизной картин в Германии и даже Франции, в виду низкого курса тамошних денег.

Письмо генерала, добывающего воду из воздуха, получил и отпечатаю его в местной газете — все что я могу сделать, чтобы уязвить хотя немного генеральского обидчика Бразоля: газета его давно закрылась, а сам Бразоль знаменитый местный черносотенец^[37].

Сюда приехал Фешин, автор капусты в академическом музее, он в продолжении 12 лет просидел в Казани, последние годы не работал, поэтому не изменился ни в лучшую, ни в худшую степени^[38]. В провинции русской люди сохранялись так хорошо, что ни одной трещинки не делалось на них, сделал я вывод. Я до 9 июля был занят театром, сейчас занялся живописью, готовлю ряд символических и фантастических картин — так как у меня имеется довольно большая коллекция моих произведений, но картины этого сорта представлены весьма ограниченно. Относительно Америки надо сказать, что страна к искусству вообще довольно равнодушная, а к японским сюжетам прямо-таки недоброжелательная, приедь я сюда с русскими мотивами, я бы, конечно, имел гораздо больший успех, но так как я предполагаю пробыть здесь для обучения детей долгое время, то надеюсь одержать в конце концов наперекор всему победу в Америке. С большим удовольствием я поразбирал все то, что ты писал обо мне в чешских газетах и журналах, присланных сюда: спасибо тебе за добрую память и хорошее отношение. Я уверен, что когда-нибудь взаимно я сумею быть полезен тебе.

От Заикина получил письмо, но в нем не оказалось адреса, так что я не знаю куда ему отвечать, кроме того, он просит на семьсот долларов купить и выслать ему в кредит билетов, но, к сожалению, в настоящее время такой суммой свободных денег не обладаю, и, если бы у меня был адрес милого Ивана Михайловича, то все равно ему полезным я не мог бы быть. Очень плохо, что я не знаю твоего теперешнего местожительства в Праге — послание это направлено в Югославию, а ты оттуда с семейством наверняка выбрался. Не пропали бы мои письмовные труды даром. Из России имеем письма, получаем только от моей и Марусиной мам — больше никто пока не отвечает, если не считать Уфимского музея, где, между прочим, сохраняется более ста пятидесяти моих холстов, на которые я, размечтавшись, точу свои американские зубы. Марьяна, наш дом в Кунцево^[39] цел: относительно него я написал и пишу ряд писем, но за дальностью расстояния едва-ли из этого, кроме домовладельческой лирики, получится что-нибудь иное. Карточку вашу получили, причем, надо сознаться, я не ожидал в Вячеславе, кроме живописного таланта, еще такое неоспоримое дарование в смысле скульптуры: мальчишка вышел на славу, и папа и мама могут гордиться и считать его «модельным».

Сейчас в Берлине печатаю мою книгу «Беременный мужчина» — обойдется 100 долларов — 160 страниц из них 26 страниц заняты воспроизведением картин и рисунков, иллюстрирующих меня, как художника. Продолжаю работать в самой распространенной русской газете Америки, причем уже вторую неделю сделан членом редакции^[40]. О России пока знаю из газет, и надо сказать, что по ним общая картина тамошней художественной жизни рисуется весьма неопределенно и не точно.

Первого сентября будет год как мы прибыли в Америку^[41]. Недавно приобрели обстановку из дуба, устраиваемся медленно, печатная машинка собственная, она здесь новая стоит 25 долларов^[42], сейчас на очереди печатание второй Додиной книги «Ошима»^[43]. Детки гуляют до 15 сентября, а потом пойдут учиться второй год в английскую школу. Додик перешел в «Ту Би», они очень выросли и гуляют в обществе американских детей, я их не провожаю, к вечеру забираю их с самостоятельного гулянья, идем в университетский сад. Детки, помня Японию, играют там в «быка» — причем часто вспоминаем знаменитую сцену из тропической жизни «бык сорвался». Сад этот расположен на крутой горе и очень пустынен что нам очень нравится.

Лидуша живет с мамой в Буздяке ее адрес: Буздяк Волго-Бугульминской желез. дороги. Она разошлась с Пальмовым, ты ей этого не напоминай, если будешь писать, она теперь успокоилась чувствами. Я часто оттуда получаю письма но грустно что им так тяжело матерьяльно живется. Аполлон женился живет Челябинск Лесная улица дом 17 кв. 1.

Целуем нежно Додя, Маруся, Додик и Никиша.

*

31 октября 1923 года.

2116 Harrison Ave, New York City. U.S.A.

Tel. Fordham 2510.

Милые Вячеслав и Марианночка со чадом!

Вот так всегда надо писать (мой папа всегда учил меня):

Сначала год, число месяца; затем адрес, где письмо написано и куда отвечать.

Я имею твой адрес старый, а как по старым писать — сам можешь видеть по примеру Дубровника — получил обратно свое собственное письмо = мал результат. Пишу на ура! Получишь — отвечай всегда с адресом и датой.

Твои фотографии выставки получил — 1 продажа меня порадовала = у тебя лучше, чем у меня. (Я имел 5 продаж). У меня забастовка газет все дело погубила.

Я работаю усиленно в газете — тем пока отчасти и существую. Все жду лучших дней — чтобы писать пером не приходилось, а исключительно на кисть перейти.

Вышлю тебе много рекламного материала = если сообщишь свой верный адрес. Лобызаю вас в нежные уста всех трех. Детки спят, Маруся в театре. Я ложусь спать.

Ваш Додя.

У Люды муж умер^[44].

*

Милые дорогие Яночка Вячеслав^[45].

Поздравляем вас с Рождеством и Новым годом, дай Бог вам счастья и здоровья в жизни. Сегодня у нас был Иван Михайлович Заикин^[46] и привез от тебя привет и говорил что ты пополнела и что у вас прекрасный малютка. Как вы живете? Послезавтра у Давида Давидовича открывается в галерее Нюмана выставка новых работ левого направления^[47]. Каталог издан в шестнадцать страниц с двенадцатью репродукциями, его пришлем вам. Жаль, что вы ничего не пишете о себе, о работах Вячеслава, не присылаете снимков и рекламного матерьяла: было бы приятно все это получить, чтобы знать, в какую сторону пошло творчество Вячеслава. Мы благополучно встретили Рождество, все живы, здоровы, детки прекрасно учатся и говорят по-английски, очень милы и умны.

Нежный привет и поцелуй от всех нас. Как поживает ваш сыночек? Он на карточке очень славненький и большой и я с удовольствием бы понянчила своего милого племянника.

*

10 сентября 1926 года.

Мои дорогие нежные друзья Марьянна Вячеслав и малютка.

Письма немногочисленные мы получили, большое спасибо за них.

Стоит жаркое лето, мы с Давидом Давидовичем одни, детки в бойскаутском кэмпе. Уехали они туда 2 июля, вернутся 10 сентября (сегодня).

Никиша еще возрастом не поспел, но он пошел потому, что он не один, а с Додиком. Додику пятого сентября ведь будет уже тринадцать лет (исполнилось). Детки очень милы, учатся прекрасно, а Додик всю зиму был на золотой доске, каждый месяц печатается бюллетень с именами блестящих учеников школы. Додик перешел в шестой, Никита пятый класс. Когда мы поступали в бойскауты, мы должны были изучить 43 закона в неделю, и без единой ошибки были ответы детей. Как молитвы они все знали.

Сейчас в Филадельфии открылась всемирная выставка независимости Соедин. Штатов, там 24 июля открылся павильон искусств. На этой выставке Давида Давидовича семь больших работ. «Рабочие», «Рыбаки» (собственность музея современной живописи), «Эгоизм», «Колесо», «Бунтов топот», «Гарлем ривер» и «Весенняя гроза над Нью-Йорком». Мы еще на выставке не были (рукой Бурлюка дописано «были» — прим. автора). Был художник Васильев^[48], он говорит: «Самое большое место занимает Бурлюк, две стены. С направлением этим можно не соглашаться, но что вещи замечательны по краскам и написаны, продуманы — до конца». Ты мой милый друг пишешь, что футуризм не в моде, что его вообще нет, есть люди, идущие в жизни новыми путями и нет силы остановить это движение, только дорогой этой идут избранные, высоко одаренные, видящие жизнь дальше на много лет. А какая это скука старое направление, без мысли, все на одном месте, как ученики.

Русским отделом заведует доктор эстетики Кристиан Бринтон и Мак Прайд. Это большие друзья Давида Давидовича, были в России по нескольку раз и все русское им мило. Выбирать картины для выставки они приезжали сами: «Я люблю бывать в этом доме», — говорит Бринтон, приласкивая (sic!) деток. Вначале было отобрано 23 работы, но директор главный умер, который давал предпочтение русскому искусству, и павильон разделен на комнаты. Напротив Бурлюка висит Кандинский и Явленский.

Давид Давидович работает много по искусству. В прошлое лето им открыт был Радио-стиль. Он о нем выпустил по-английски трактат^[49], и еще в этом году вышла книга по-русски «Восхождение на Фудзи-Сан». Книга посвящена памяти друга Пикока Эрберт Рудольфовича. А в прошлом году вышла книга, посвященная мне «Маруся-сан» — и моим американским друзьям-дамам. Еще Давид Давидович редактирует «Русский голос» (газета), ведет первую страницу, дает, так сказать, направление.

Мы живем на старой квартире, у нас с кухней четыре комнаты на шестом этаже без лифта, светло, видно голубое небо, чистый воздух, окна стрельчатые открываются почти до полу. Кроме работ Бурлюка есть Фешин, Матулка (модернист), Элшемиус, Барнс, Бромбак^[50], Цицковский, Агафонов^[51], Судейкин. Судейкин имеет шесть постановок для этой зимы в Метрополитен опера. Фешин уехал в Новую Мексику. Мы с Давидом Давидовичем едем на десять дней, больше нельзя оставить газету, за Бостон, в Глостер, к мадам Бромбак. Она художница, аристократка, американка, Бурлюк писал ее портрет. Она пожилой человек и в прошлом году у нее в Калифорнии разбился сын авиатор. Милая дама с большими серыми глазами, худенькая. Тут ведь мода, чем худее, тем прекраснее. Мы с Додей Большим вегетарианцы не кушаем ничего живого, я уже три года, а Додя полтора. Здоровье его, слава Богу, хорошее, он выглядит румяным, полноты нет (исхудал на 65 фун.), доктор, который был прислан от страхования жизни (тут все мужчины застрахованы) написал рапорт «Перфектли».

Детки в прошлом году летом были в кэмпе «Гарлем», Союз христианской молодежи, они жили в прекрасном имении, спали в палатке, купались, выдержали экзамен на 550 ярдов плаванья, делали прогулки (хайк) в шестьдесят миль, имели лодки, костры с рассказами и чтением и вернулись домой как статуэтки коричневые. В первый вечер Никишечка загрустил и заплакал: «Вези меня обратно, здесь мне нечего делать». Детки мои гордость Бурлюка и моя жизнь. Я им за эту зиму прочитала 37 книг по-русски, прочитали им вслух «Война и мир» Толстого и «Прерия» Киплинга. Были книги свыше пятисот страниц. Они прекрасно говорят по-русски и по-английски, между собой говорят только по-английски, моя мечта сбылась, мне хотелось, чтобы дети владели каким бы то ни было другим языком.

Прошлое лето гостил в Америке Владимир Владимирович Маяковский, он часто бывал у нас, деток он видел, когда они в первый день только вернулись из кэмпа и сидели на одном стуле загорелые, тихие, смотря на чужого дядю: мать говорит, что это «Дядя из России». Задумчиво глядя на них, он сказал: «Хороших детей вы родили, Мария Никифоровна с Давидом Давидовичем». Он им подарил ящик инструментов столярных, ведь Додик пилит и работает, что ни придумает, все увлекается строить яхты. Когда они приедут из кэмпа, я их повезу на Палган Бэй, к Агафонову, там его приятель Надеждин имеет моторную лодочку — яхту с парусом, пусть он посмотрит в натуре, какая она. Додик много читает по-английски, он мне потом рассказывает по-русски.

<…> Давид Давидович звонил по телефону (у нас в квартире), он выехал домой с 8 улицы, сегодня он делал рисунки на актрисах кинематографа и самого его снимали тоже для экрана.

Нежно целуем вас всех.

Маруся Додя Бурлюк.

*

1-го января 1928 года.

Милые друзья Марьянна, Вячеслав,

Было приятно узнать о вашем бытье. Рады успехам.

Пошлю на новый ваш адрес последнюю книгу «Десятилетие Октября».

Я думаю, недалеко то время, что жизнь приведет вас к Америке. Додик и Никиша сейчас в Медвежьих горах (Рождественском отпуске) в кемпе. В Нью-Йорке туманно и тепло, как осенью, а детки стремились покататься на коньках. Они сильно выросли, старший на четыре пальца выше матери, милы, разумны, по-английски говорят прекрасно, русская речь тоже звучит правильно. Из России получаю много писем от новых друзей, имя мое помнится там… Мне хотелось бы знать, сбереглось ли что от Колиных литературных начинаний, но я не знаю адреса Вдовы^[52].

Маруся с детьми по субботам бывает в обществе теософии, они у нас воспитываются вне религий, древний буддизм (по Японии) понятен им более всего. Тетю Марьянну они вспоминают с блестящими глазками, нежное детство прошло под крылом любимой большой тети, которая носила их на руках сразу двух, пела песни была сильна… Маруся посещает два раза в неделю английскую школу. Чтобы ваш сынчик не скучал, вы его определите в Кинде-гартен, он будет иметь там общество и приучится немножечко читать, в Америке ученье начинается с пяти лет.

Нежный привет от меня и Маруси.

Ваш Бурлюк.

Ждем от вас — ваших книг, изданий, каталогов, все что можно послать. Рисунков, акварелей, масло для коллекции! Я взаимно вышлю. Рад, что вы стали территориально ближе^[53].

David Burliuk

2116 Harrison ave, New York city, USA

*

12 августа 1928 года.

Дорогие друзья Марьянна Вячеслав и сыночек Володя.

Ваша открытка еще раз напомнила о времени, таком малом, посвященном нам. Прошу подробности. Маруся послала вам книги, изданные нами в этом году (получили ли?), хотелось бы знать подробнее о ваших успехах. Додик и Никиша в кэмпе «Ренеква» в Медвежих горах, они сдали экзамен по атлетике. Додик ростом весной был мне до бровей, Никиша с мать. Умные, хорошего характера. Тетю Марьянну вспоминают как нежно — ушедшее в голубой океан детство… Мы с Марусей три дня как вернулись из Глостера (порт рыбный) где я писал этюды, прожили там месяц, вечерами гуляли по берегу океана, синего в ясный день и туманного в ненастье. Нежный привет вам от нас!

Поедете ли вы осенью опять в Париж? Напишите, пожалуйста, на какую сумму (в долларах) можно там жить? Сколько денег прожили вы. Возможно, что в 1929 год мы поедем на зиму туда^[54].

Давид Маруся Бурлюк.

*

Милые друзья Яночка Вячеслав и Володя.

Ваше письмо застало нас еще на старой квартире, где мы прожили шесть с половиной лет в деревенском Бронксе /детки были маленькие и хотели играть в саду/ университетский там был два квартала/, а теперь с поступлением Додика в Стайвезен-гайскул специально математически-архитектурный мы переехали в центр Нью-Йорка. По преданиям эта земля принадлежала когда-то капитану Киду, пирату-разбойнику, о нем и его богатствах ходят тысячи легенд. Мы живем в старинном доме в первом этаже /в Бронксе на пятом// без лифта, у нас шесть небольших комнаток с катавэем, как на дирижабле. Додик, кроме английского, изучает немецкий, и я утрами помогаю ему в этой науке, Никиша пошел в Джуниор-Гайскул на 19 улицу в район где живут итальянцы, и первые дни товарищи кричали ему: «Собака русский большевик», но кроткий и добрый характер завоевали ему дружбу класса а сегодня он принес весть что он второй ученик. Первые дни мальчик горько плакал, не понимая грубости и жестокости этого народа. Никиша изучает испанский, учатся они с большой охотой, и успешно.

Я открываю с 18 по 31 марта самостоятельную выставку в галерее Мортон на 57 улице на 30 этюдов Новой Англии и пятнадцати нашей последней^[55]. Моей манеры вещи сделаны частью из дерева «три измерения в живописи», об этом печатаю книгу по-английски с 11 репродукциями, по-русски печатаю «2 новеллы» из эпохи Колчака. Когда выйдет пошлю вам.^[56] Нет, мысли ехать в Париж я оставил; надо учить и серьезно сыновей, а писать можно и здесь прекрасные вещи. Сейчас идем с Марусей на вернисаж «Индепенденса» и вчера еще «Таймс» отметила: «Среди больших работ загадочностью поражает „В советских полях” Бурлюка». Да, я выставил своих баб, репродуцированных в Русискусство. Мои дорогие, не мало ли писем писать за два года по одному… как вы думаете? Я пишу в СССР часто и получаю ответы; перевел два раза по пятнадцать долларов (за последние 4 месяца) Людмиле Давидовне Кузнецовой но не получил никакого известия, как ее здоровье, напишите. Марусина сестра Веруша ослепла уже полтора года и живет с матушкой (она видит так плохо, что не может читать, но ходит сама, ее здоровье может поправиться), там же и Лидуша, вышла замуж и имеет двух детей — Женю-девочку 3 года и мальчонку полгодовалого. Мой привет и нежные пожелания от Маруси, ваши друзья.

Обнимаю нежно и благословляю на доброе и красивое друг и старший брат Давид Бурлюк.

David Burliuk: 105 East, 10th street, NYC, America

*

Дорогие Вячеслав и Марианночка!^[57]

Приехавший из Парижа Дж. Грахам^[58] с большой похвалой отозвался о вас, о вашей жизни. Хвалил вашего хлопца (племяшку милого нашего), говорил, что дал ему Вячеслав 2 офорта. Последнему я позавидовал. Я так и Маруся тоже всегда жалеем, что вы не пишете нам. Решил теперь писать вам каждый месяц. Вы вполне достойны этого. Может быть теперь уже пора. Надеюсь, конечно, что без ответа я и Маруся не останемся. Я знаю, что вы нас любите и помните всегда.

От Людочки получилось ужасное письмо. Я немедля перевел ей 15 дол. (три червонца 17,80 c.). Но теперь ей надо переводить каждый месяц, а я с Марусей высылаем ежемесячно 15 дол., а иногда и 20 Евгении Иосифовне и полуслепой Верочке^[59]. Мы счастливы, что имеем возможность хотя немного таким образом облегчить ужасное положение ихнее. По получении сего письма — прошу вас немедленно, по силе возможности, (сумма) сделать перевод телеграфно Люде — и уведомить меня следующей почтой, сколько и когда ей переведено. Как только я получу ваше письмо, обязуюсь переводить также.

Жмем ваши бока, целую нежно дорогую Яночку и Вячеслава. Пришлите ваши фото. Детки наши нас переросли. Маруся вас обнимает. Ваш пожизненно брат и друг Додя Бурлюк.