Петухов Григорий Павлович родился в 1974 году в Свердловске. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Автор книги стихов «Соло» (М., 2012). Лауреат поэтической премии «Московский счет». Живет в Москве. В подборке сохранена авторская пунктуация.
Григорий Петухов
*
ИЗ КНИГ «ВЕЧЕР» И «ЧЁТКИЙ»
* *
*
Не больше, чем светдля того, кто слеп,
не больше, чем слух
для того, кто глух,
как облака для рыб,
как пение птицы для муравья,
как тот, кто сгинул и в землю влип,
теперь для тебя — я.
Я очнулся там,
где бурлит метан,
пузырится, пыхтит пропан,
где распадом смердит плодородный слой,
только помню: ты долго была со мной,
а потом все — я пропал.
Жирнозем, праздник червей,
своей жизни лицом черней,
а решеткой грудной
я давно перегной,
и душа моя — едкий газ.
Точно сфинксу в пустое лицо Эдип —
ты конфорку зажжешь — на тебя глядит
мой васильковый глаз.
он колеблет воздух слезу точит
и сердечко кровоточит
* *
*
А. Б.
из яремной дымящейся кровью заплатим
и глаза уже не продеру
все для тех кто охвачен безумьем как платьем
в яркий солнечный день на ветру
кто засыпан как парк снегопадом
в безрассудстве по пояс стоит
ради них-то и дышим на ладан
из надорванных легких своих
тяжкой роскошью сердце неволишь
в горькой дымкой подернутый сад
выйдя чуешь как пить — для одной лишь
исступленьем за лацканы взят
все для той на других непохожей
головой и повадкой блажен
ради деревца хрупкого с тонкою кожей
с голубыми дорожками вен
* *
*
Одни говорят, любовь — несмышленыш,
другие, любовь — птенец,
одни говорят, она вертит Землю,
кто-то скажет, она — п---ц,
и когда я спросил у соседа,
он будто бы мог помочь,
жена его осерчала,
сказала, ступай-ка ты прочь.
Она выглядит точно пижама,
или в гостинице ветчина?
Или воняет, как горная лама,
или благоухает она?
На ощупь она, как колючки,
или пух — в ладони лови?
Она режется или ласкает?
Мне правду скажи о любви.
О ней в исторических хрониках
невнятно всегда, на полях,
она популярная тема
на круизных больших кораблях.
В бумагах самоубийцы
на нее я наткнуться мог,
я видел ее нацарапанной
на атлас железных дорог.
Как овчарка голодная воет?
гремит, как военная медь?
Подражать пиле и роялю
никому из нас не суметь.
Горлань с ней на вечеринках,
или классикой сердце трави,
заткнется она, когда пожелаешь?
Мне правду скажи о любви.
Я заглянул в дачный домик,
осмотрелся внутри с тоской,
плюнул в свое отражение в речке,
пощупал ветер морской.
Что дрозд мне о ней прочирикал,
о чем мне сказал тюльпан?
Я в поисках поднял вверх дном курятник,
вернулся, залез под диван.
Способна ль она корчить рожи?
На качелях ее мутит?
Проводит все время на скачках в ложе,
разбирает стихов петит?
Есть мысли у ней про деньги?
Что бродит у ней в крови?
Вульгарны? забавны ль ее проделки?
Мне правду скажи о любви.
О, когда она явится, не извещая,
я буду ковыряться в носу,
или утром сидеть за стаканом чая,
или стиснут буду в набитом транспорте на весу?
Она враз переменит климат?
Она сядет со мной визави?
Она останется, да? когда все уже сгинет?
Мне правду скажи о любви.
* *
*
Когда Рейхстаг Нагорный Измаил,
все трупами замусорив, мы брали,
усатый бог нам позже изменил,
но вдохновил тогда на поле брани.
Еще черкешенка-газель ты весела,
идешь с кувшином по воду за МКАДом,
а твой чучмек уже развален до седла
эсэсовским одним кавалергардом.
В огне, как саламандры рождены,
саженками гребем в кровавой каше —
абырвалгаллы храбрые ждуны.
А там, сказал, он разберет, где наши…
Готова лопнуть тонкая плева,
сыра земля готова ороситься.
Не для того ль судьба нас заплела
ошметками в погибели косицы!
набережная
храм без креста но со звездой и садик
удары колокола резки и внезапны
а как стемнеет — залпы залпы
чеченских свадеб дагестанских свадеб
в полдневный жар в долине не спалось им
дрожит в бликующие пойманная сети
тяжелая река как туша сельди
гигантские предметы бьются оземь
мы так теперь ермолов и ночуем
под небом пересвеченным в котором
цветут холодные цветы и триколором
украшенный твой дирижабль горит чечулин
* *
*
в некотором смерзшемся в комья царстве
силикатного кирпича серобурой наледи
передайте привет наташе алене насте
если айпад вертя обо мне еще вспоминаете
а еще ведь та что паче по мне печалится
часто снится мне — как без ступенек лестница
здесь кристальной слезой я питаюсь одной
много ее помещается
без закуски и долго в зрачках еще плещется
* *
*
ветрянкой или корью как дитя
приспичит вдруг узнать вообще болел ты
но по мобильному бессмысленно у ленты
абсурдно только черный диск крутя
и бестелесны на другом краю
алло ответят в эбонитовую бульбу
но умерли и никогда не буду
а сердцем только смутно узнаю
простые формы треугольник круг квадрат
ветрянкой болен вычертил в тетради
и тихо за плечом стоявших ради
гемоглобин плеснуть пурпурный горлом рад
* *
*
Войди без страха в мертвый дом,
под низкий свод, в проем слепой,
коснись его плечом, бедром,
и дом заговорит с тобой
на языке паралича
и немощи — кривой бетон,
косноязыча и мыча,
тебя окликнет мертвым ртом.
Гуденьем варикозных труб.
Стеклянным тремоло фрамуг.
Так судорогой полутруп
на ложе передернет вдруг.
«Пока среди чужих ты там…
я здесь… что оставалось мне? —
он вымолвит, — всю смерть впитал,
чтоб выпустить тебя вовне».
Разрушив тишину и тьму
разворошив, в последний раз,
чтобы «прощай» сказать ему,
ты в эту дверь вошел сейчас;
оцепенев перед тобой,
застыли шкаф, трюмо, комод
в тоске, в неясности тупой —
из них тебя любой поймет,
когда скомандуешь: «Отбой!»,
и жестом развернешь ладонь,
скрипя в пазах, из них любой
безропотно пойдет в огонь;
приметы все и все черты
пойдут под мастерок, под нож,
твой дом умрет, а с ним и ты,
каким он знал тебя, умрешь.
* *
*
стадное чувство мне говорил физрук
он умнее всех считает себя говорила завуч
посмотри говорила наташа только без рук
мать говорила чаю надулся на ночь
и она наступила та ночь легла
на холмы наташа твои на лоно
и по ней разбрелись все стада былого
всех умней поднимаюсь из-за стола
в темноте растворяя себя как чай
рафинад разрушает в кирпично-красном
беспощадном цвете чернил прощай
вместо оценки за четверть в журнале классном