МАРИЯ ГАЛИНА: HYPERFICTION

МАРИЯ ГАЛИНА: HYPERFICTION

_{YOUNG. ADULT}

_{О новых книгах Ольги Фикс и Владимира Аренева}

В СССР значительная часть фантастики выходила с грифом «Для среднего и старшего школьного возраста», что как бы априори предполагало некоторую ювенильность жанра со всеми сопутствующими признаками (четко расставленные этические координаты, социальный оптимизм, целомудренность в изображении «отношений», нежелательность сцен насилия и жестокости и так далее). Теперь маркировки другие (о них отдельный разговор), но запрос остался; пожалуй, никто не испытывает такой потребности в альтернативных моделях действительности, как подростки и те, кого принято называть young adult, — то есть те, у кого еще не остыл интерес к игре в любой ее форме и к миру как к разумному плану. Тем не менее одно из свойств хорошей литературы young adult — самые что ни на есть adult читают ее с не меньшим удовольствием.

Литературным текстам вообще свойственно мигрировать туда-сюда через возрастные границы. «Три мушкетера» — книга, конечно, для взрослых, но мало вероятно, что современный взрослый станет читать ее и даже перечитывать. «Муми-тролль и комета» предположительно детская книга, «Алиса в стране чудес» — тоже. Иными словами, то, что данная книга предназначена для детей и подростков, отнюдь не значит, что читать ее будут только дети и подростки, в этом, собственно, и состоит залог ее успеха. Хотя, конечно, можно себе представить успешные книги, четко нацеленные именно и только на подростковую аудиторию, — например, «Сумерки» Стефани Майер. Но вот Пулман с его «Северным сиянием» — уже нет.

Как ни парадоксально, именно вот такая универсальная young adult литература при всей ее востребованности растет на постсоветском пространстве долго и трудно. Щекотливая тема подростковой гормональной бури — только одна из причин, хотя и немаловажная. Дело в том, что хорошая книга для подростков — вообще-то, как правило, довольно жесткая (тут, конечно, сразу вспоминаем Веркина, но речь сейчас пойдет не о нем). А именно жесткости, негатива наши издатели литературы для подростков сознательно или подсознательно стараются избегать. Как результат, литература young adult вроде бы есть, но на нее редко обращают внимание топовые «взрослые» критики.

Тем не менее в этом, 2018 году вышли сразу две книги, вроде бы предназначенные для подростков, но с успехом захватывающие аудиторию young adult; обе, что характерно, — антиутопии или, вернее, дистопии; в обоих с людьми творится что-то странное, а правительство что-то скрывает. Обе написаны за пределами России. Итак, по порядку. «Улыбка химеры» («Время», 2018) живущей в Израиле писательницы Ольги Фикс вышла на русском и в России и вроде бы опирается на российские реалии. Впрочем, с топосом тут, как мы увидим позже, не так все просто, но нейминг явно тутошний: подростков, их учителей и соседей зовут Саша Ерофеев, Сергей, Лера, Аня, Маша, Евдокия Геннадьевна, Максим Игоревич, Адольф Семенович и дядя Егор, а школы-интернаты размещены в Святичах и Крутичах... Тем не менее этим да присказкой «А кто за меня, Пушкин, что ли…» знакомые реалии, пожалуй, и ограничиваются. Интернат, где разворачивается основное действие романа, не несет ярко выраженных национальных (в том числе культурных) признаков. Подростки рассуждают о пирамиде Маслоу, учат физику, химию и (что, как мы увидим, очень важно) мифологию… Она тут, пожалуй, вместо литературы, которая хочешь не хочешь, а всегда идеологизирована, поскольку призвана обеспечить правильный патриотический взгляд на вещи.

В остальном вроде интернат как интернат, разве что все обязаны выполнять определенную норму «общественных работ». Но, во-первых это, как правило, по своему выбору и склонности, во-вторых, тут и Президент по четыре часа в день ишачит на обувной фабрике. Учитель Максим Игоревич, уехав в отпуск к морю, первым делом берет себе такую вот разнарядку (два часа в день мыть общественные туалеты). Зато у барной стойки, на ресепшн, да где угодно, его обслужат такие же волонтеры (есть даже волонтерская служба секс-эскорта).

Ну и нравы тут весьма вольные. Физическая близость учащихся скорее поощряется, о детях, родившихся от таких союзов, берет на себя заботу государство, впрочем, кто хочет забирает детей домой и живет себе семьей, но по достижении ребенком определенного возраста родители обязаны сдать его в интернат. Обязаны, и все.

Вольными нравами среди подростков (по крайней мере литературных) нас не удивишь. Тут, конечно, вспоминается и дяченковская «Vita Nostra», героине которой ее куратор настоятельно советовал потерять девственность, и, конечно, «Не отпускай меня» Исигуро^[1]. И хотя на органы воспитанников вроде никто не разбирает, за видимым благополучием (учителя толерантные и даже любящие, дети ухоженные и незабитые, ну разве что по родителям скучают, так ведь на то есть каникулы) явно скрывается какая-то тайна, первые звоночки доходят до читателя уже тогда, когда он понимает, что некоторых родителей их дети не увидят больше никогда. И наоборот. И еще — что всех подростков поголовно раз в год гонят на рентген для выявления «вторичного сколиоза».

Тем, кто предпочитает обойтись без спойлеров, дальше лучше не читать. «Вторичный сколиоз» — болезнь, которую стараются выявлять на ранних этапах, на деле метаморфический процесс, превращающий человека обычного в человека крылатого. Вроде бы никакого вреда от такого метаморфоза нет (а для обретших крылья индивидуумов одна сплошная польза), но в обществе, где все равны, никто не может быть равнее других. От «вторичного сколиоза» лечат, ломая физиологию и психику. Утопическая картина всеобщего равенства и мощной социальной защиты превращается в антиутопическую при помощи одного-единственного фантдопущения^[2].

Конечно, одним фантдопущением тут дело не ограничивается — в силу определенных обстоятельств люди (и не только люди) претерпевают не только этот метаморфоз; как результат, обществу приходится разбираться не только с крылатыми людьми, но и с кентаврами и с химерами-провидцами… Всех непохожих старательно изолируют, их как бы не существует официально, они официально считаются просто легендами, но слухи ходят, ходят…

Константин Мильчин, как раз и сравнивающий в своем обзоре «Улыбку Химеры» с «Темными началами» Пулмана, отмечает, что различие в том и состоит, что здесь речь идет не об альтернативной вселенной, а о дистопическом будущем России^[3]. Однако все не так просто. Рядом с дистопией неназванной (и это очень важно) страны существует утопия, где все в самом деле равны, несмотря на то, что все разные, где кентавры возлежат (в библейском, райском смысле, как лев с ягненком) с крылатыми людьми-птицами, а у химер, свободно разгуливающих по улицам, не купируют хвосты с ядовитым жалом, и все общаются телепатически и ходят в хитонах. Судя по тому, что герой, пропустивший метаморфоз и отрастивший крылья, не испытывает трудностей в общении, говорят все на том же (предположительно русском) языке. Чтобы попасть в эту страну-рай, герою-подростку приходится подняться в горы и там перелететь через пропасть — география тут довольно причудлива, зато метафорика вполне ясная. Именно поэтому я не стала бы рассматривать «Улыбку химеры» как нечто, имеющее определенную топографическую привязку; российские имена и реалии здесь для живущего в Израиле автора такой же прием остраннения, как для автора российского — имена англо-саксонские; то, что эти имена-фамилии смотрятся естественно в предполагаемых декорациях, — несомненная удача автора.

Конечно, придраться к тем или иным моментам при желании можно: если химеры представляют собой такую стратегическую ценность, с чего бы женщину, родившую химеру, стерилизуют — по идее, ее надо окружить заботой, холить и лелеять, возможно, опять же в некоей своего рода резервации — а вдруг родит еще парочку химер. Если метаморфоз идет так быстро (у двух героев-подростков он проходит буквально за несколько недель), почему школьные кураторы позволили им затянуть с плановым ежегодным обследованием; ну да, у них симпатичная и понимающая классная руководительница, сама «вторичный сколиозник», но ведь и над ней свое начальство. Если существование химер такая уж государственная тайна, почему одна (один) из них спокойно расхаживает среди обычных людей, почему, в конце концов, если все всё знают, но молчат, одному-единственному подростку наконец-то так легко удался концептуальный переворот, к тому же герои слишком просто и быстро находят в интернете нужную и очень скрываемую информацию, и так далее… Тем не менее то, что на «Улыбку химеры» обратили внимание ведущие наши критики и обозреватели, которых — профессиональных читателей — удивить чем-то трудно (Василий Владимирский, Галина Юзефович, Александр Гаврилов, Константин Мильчин), свидетельствует не только о несомненной авторской удаче, но и об отчаянной потребности в таких книгах. «Улыбка химеры» — не столько о России или о возможном будущем России, сколько в первую очередь книга о свободе, об устройстве свободы, о том, что необходимым залогом любого здорового общества является разнообразие, а насильственная уравниловка, даже вроде бы с благой целью (все, включая власть предержащих, тут хорошего хотят, вот в чем штука, отрицательный персонаж тут один-единственный, и то его демонстративно спускают с лестницы), приводит к социальным неврозам.

Показательно, что вторая не менее яркая книга, предназначенная подросткам и young adult, написана опять же за пределами России. С первой ее частью («Порох из драконовых костей») российский читатель имел возможность познакомиться в 2016 году в журнале «Октябрь»^[4]. Вторая часть — «Дитя псоглавцев» — вышла в 2018 году на украинском (Владимир Аренев — писатель билингвальный, первый роман трилогии на украинском вышел там же и в том же оформлении) в издательстве Киево-Могилянской академии с великолепными иллюстрациями Александра Продана^[5]. Главные персонажи тут опять же подростки, со своими проблемами и гормональными бурями. Тут, как и в «…Химере», героиня влюблена в своего учителя, и тоже небезответно, разве что если герои Ольги Фикс решаются на физическую близость, то тут все разворачивается весьма платонически… Разница однако в том, что если у Ольги Фикс изображено некое предполагаемое будущее (не факт, кстати, возможно, мы имеем дело с альтернативной реальностью — уровень технологий не слишком отличается от нашего, если вообще отличается, а сюжет романа строится на предположении, что химеры, кентавры, дриады и проч. — реальные существа, вымершие или истребленные в Средние века и возрожденные вследствие неудачных генетических экспериментов; недаром на уроках слишком напористо изучают мифологию, мол, это старые сказки такого-то и такого-то генезиса), то здесь явно альтернативный мир, где магические практики сосуществуют с современными технологиями, смартфоны и интернет-чаты соседствуют с заклинаниями, а драконы, чьи кости время от времени выкапывают в окрестностях города, — реальные существа. «…Псоглавцы» в каком-то смысле и перекликаются с «…Химерой», и контрастируют с ней. Здесь жители неназванного графства носят подчеркнуто немецкие имена не просто так. Обе книги пока еще незаконченной трилогии «Сезон киновари» недвусмысленно отсылают к Гофману и братьям Гримм; правитель графства недаром носит фамилию Циннобер/Киноварь, он и есть тот самый Крошка Цахес в черном парике, сквозь который пробиваются эти самые три золотых волоска. Здесь идет необъявленная война с соседним графством (тем, что за рекой) — попытка «замирения» непокорного соседа и зачистка территорий при помощи суперразработок магического оружия («соловьев», «фараонок» и т. д.) со всеми присущими таким операциям обратными эффектами: угрюмыми ветеранами, слишком хорошо помнящими, что они там делали, и прячущими свои воспоминания в специальный кувшинчик (дудочка тоже есть, а как же), террористами-мстителями из-за реки (Я вас ненавижу за то, что вы научили меня радоваться гибели незнакомых мне людей, — говорит один из них); пропагандой, ограничением информационной свободы, рейдами и арестами неблагонадежных, пятиминутками ненависти, постепенным сползанием в обнищание и хаос и (поскольку родственников-то у многих там, за рекой, полно) деклассированием полукровок — «детей псоглавцев». Кто еще может обитать там, за рекой, как не звери, нелюди — ведь нелюдей убивать легче и проще. Недаром действие одного из боевых супер-заклинаний состоит в том, что человек теряет человеческий облик, обрастает шерстью, отращивает волчью пасть, становится тем, кого легко — и даже необходимо — убивать. И да, со своими зомби, ходячими мертвецами, оживленными державной волей (если мы там, не воюем, откуда трупы? — значит трупов не должно быть), к которым усталое, утратившее витальное начало общество уже притерпелось — ну, подумаешь, ходячие мертвецы, вот когда продукты по талонам, это серьезней… Магия здесь пронизывает все; парикмахер — самая престижная, самая востребованная, самая ответственная профессия, важней, чем профессии учителя и врача. Волосы, обрезки волос — вещь сакральная.

Как и в «Улыбке химеры», школьников здесь заставляют учить предания родного края, для того чтобы сделать эти предания безопасными, упрощенными, отжившими, — настоящие предания лежат на полках спецхрана в библиотеках и вот-вот пойдут, вместе со всей остальной литературой прежних лет выпуска, на утилизацию. И еще есть какие-то древние, страшные, забытые женские ритуалы, применив которые можно сделаться почти всесильной, получить власть над пространством и временем, но вот какой ценой? Впрочем, чтобы узнать это, нам придется дожидаться третьей книги.

Конечно, как всегда, придраться есть к чему. Если герои Ольги Фикс слишком легко находят правильные ответы на свои вопросы, в том числе и этические, то обладающая суперспособностями героиня Аренева все время пропускает мимо ушей важную информацию, тупит, пока в конце концов читатель не делается осведомлен больше, чем она, — тут, конечно, есть шанс, что это, скажем так, не баг, а фича… В каких-то сценах, как, скажем, с ведьмой, бабкой Чепуруна, Мартиного одноклассника, безответно в нее влюбленного, на мой вкус так можно было обойтись без такого количества магии (излишние степени свободы сюжет, как известно, разрыхляют)… Но тем не менее заявка сделана, и серьезная; и если роман Ольги Фикс — о пределах свободы и ее цене, то роман Аренева — об ответственности и ее цене.

Есть и еще разница. В «…Химере» подростковая эротика, подростковый секс — обычное дело, но жестокость и насилие вещи из ряда вон выходящие. Государство здесь, безусловно, аппарат подавления и жесткий аппарат, хотя и движимый благими вроде бы целями, но, дочитав роман до конца, мы не найдем тут ни одной сцены насилия (одного совсем уж неприятного типа, повторюсь, просто слегка покалечили).

В «…Псоглавцах» с подростковым сексом более-менее строго, Марта — главная героиня — ученица выпускного класса, далеко уже не подросток, влюблена в учителя трогательно и целомудренно и, кажется, еще ни с кем даже не целовалась. А вот насилия и убийств здесь хватает — война давно вошла в быт, в обиход, из рассказов и подавленных воспоминаний ветеранов она постепенно переползает на улицы пряничного городка; и вот уже клетка с пленными с той стороны выставлена на площади, и беснуется толпа, и под их крики и угрозы пленные действительно превращаются в псоглавцев, действительно обрастают шерстью — ненависть превращает людей в чудовищ, по крайней мере в глазах тех, кто ненавидит. Еще немного, и вот уже странным образом убит один из ведущих, казалось бы, протагонистов; а вот погибает в результате спецоперации школьный сторож, а вот спецслужбы расправляются с подростком-террористом… Войну нельзя удержать в определенных границах, она расползается, точно эпидемия, в конце концов оказываясь везде.

Как ни странно, при этом в романе «Дитя псоглавцев», как и в «Улыбке химеры», нет совсем уж плохих людей. Отец главной героини Марты — живой мертвец, вернувшийся оттуда, из-за реки… Он зачищал территорию? Убивал мирных жителей? Да. Заботился о своих людях, до сих пор верных своему боевому братству? Да. Спас двоих детей, уцелевших в зачищенном селе, пожертвовав при этом несколькими своими людьми? Да. Умер и был насильственно оживлен? Да. Он убийца? Жертва?

Мачеха Марты Элиза, парикмахер, человек востребованной профессии, спутавшаяся во время военной экспедиции мужа с егерем (что-то вроде спецназовца) Бударой, за что Марта ее попервоначалу ненавидит, и кормящая вернувшегося с войны упыря-мужа собственной кровью, раздобывающая для него у того же Будары загадочные яблоки-«гесперидовки», только и способные удержать его в человеческом облике, — она кто? А тот же Будара, глубоко и искренне любящий Элизу и пытающийся вытащить хотя бы ее — а заодно и мужа-упыря, и падчерицу — из ловушки, которая вот-вот захлопнется? А военные побратимы отца, пораженные неотменимым проклятьем и заговоренные от него сильной ведьмой с той стороны, потому что все-таки спасли детей, хотя и положили своих…

Здесь, пожалуй, апелляции к Пулману, к его сложному и амбивалентному миру, просматриваются еще заметней. Напомню, что Лира Белаква из трилогии Пулмана в конце концов спасла мир. Young adult литература вообще построена на том, что от тебя, лично от тебя что-то зависит, даже судьба мироздания. Именно в этом и состоит ее, скажем так, терапевтический посыл.

Подростки у Ольги Фикс, кажется, спасли мир, по крайней мере в одной отдельно взятой стране. Подросткам Аренева это еще, похоже, предстоит в третьем томе. Если мы, конечно, его прочтем.