ГОЛ

Умберто Саба

(1883 — 1957)

_*

ГОЛ

Вступительное слово и перевод с итальянского Павла Крючкова

Приступая к предисловию, я вспомнил, что опыт публикации одного-единственного — небольшого — переводного поэтического текста в журнале недавно был. Семь лет тому назад, в ноябре 2011 года: стихотворение Чеслава Милоша «Сад» переложил Олег Чухонцев. Великого польского поэта к тому времени уже не было на свете. Задолго до той публикации, в самом-самом начале 2000-х, я получил драгоценный подарок: аудиокассеты с авторским чтением Милоша. На одной из кассет был и «Сад»^[1].

Спустя короткое время после публикации перевода Чухонцева я попросил Олега Григорьевича — об аудиозаписи чтения его варианта «Сада». Он согласился, и такая запись была сделана. Не мудрствуя лукаво, я соединил оба звуковых файла воедино, создал, так сказать, общий звуковой автограф: сначала читает Милош, а затем, как бы выплывая из его голоса, — свой перевод читает Чухонцев. И впоследствии успешно демонстрировал эту аудиозапись на вечерах, посвященных литературной звукоархивистике. Слушателям сюжет нравился: удвоенная аутентичность оказалась уместной.

Воспоминание об этой истории имеет некоторое отношение к сегодняшнему сюжету.

В середине лета уходящего «футбольного» года — в Государственном мемориальном историко-художественном и природном музее-заповеднике В. Д. Поленова — проходил очередной и уже третий — вослед франкофонному и «ближневосточному» («В поисках земли обетованной») — международный летний фестиваль^[2].

И я, не будучи напрямую связан с итальянской литературой (кроме читательской любви, конечно), подготовил для этого фестиваля выступление под названием «Образы Италии в звучащей литературе».

Определил, что речь будет идти только о поэзии.

Исторических аудиозаписей, могущих пригодиться для этого предприятия, сохранилось не много.

Но о том, что публика сможет с моей помощью услышать, например, последнее выступление Анны Ахматовой на московском вечере, посвященном юбилею Данте (октябрь 1965), и освежить в памяти соответствующие стихи, скажем, Тарковского и Бродского, — я догадался быстро. И звуковые автографы «в тему», исполненные нашими сегодняшними современниками — Александром Кушнером, Евгением Рейном, Бахытом Кенжеевым, тоже подобрались.

И о виниловой пластинке «Il volo di Volodja» («Полет Володи») — с песнями Владимира Высоцкого, исполненными итальянскими певцами, я вспомнил.

И, конечно, большой радостью явились разысканные в домашнем архиве аудиозаписи разговоров с поэтом Валентином Берестовым (1928 — 1998) об Италии: стихотворение Валентина Дмитриевича о городке Арпино было выбито на доске каррарского мрамора и установлено в окрестностях этого старинного места, родины Цицерона. Ныне подобных поэтических досок в Арпино много, Берестов стоял в зачине особой художественной акции/традиции.

Итак, я успел записать авторское чтение берестовского стихотворения и соответствующий комментарий к нему на магнитофон. Кстати — и это потом сыграло важную роль, — говоря об итальянских поэтах XX века, Берестов особо выделял Умберто Сабу, которого читал в переводах и полюбил: «…он оказал мне близок, родственно близок, и своей любовью к Триесту, в котором долго жил, и много чем еще…»

Словом, русская часть вечера собралась. Но как быть с итальянцами? И я полез в сеть, поставив себе задачу: выделить трех-четырех классических поэтов. В частности тех, что когда-то обильно отдали дань явлению герметизма (см. об этом в предисловии Евгения Солоновича к его новым переводам из Эудженио Монтале: «Новый мир», 2014, № 4).

Покопавшись на популярном видеохостинге YouTube, мне удалось обнаружить редкие архивные видеозаписи нобелевских лауреатов Сальваторе Квазимодо и Эудженио Монтале. Нашелся и экзотичнейший Джузеппе Унгаретти.

От Умберто Сабы сохранилось единственное, предсмертное видео: больничное, как я понимаю, чтение на телекамеру (1956). На момент съемки поэту было семьдесят три года, но выглядел он, простите за каламбур, на все сто.

Хотя читал чудесно: торжественно, взмахивая руками и загадочно улыбаясь.

И тут у меня родилась простая идея: попробовать показать все эти записи (на круг собралось не более получаса авторского чтения, и, кстати, не всегда на камеру, иногда и за кадром) — уже упомянутому выдающемуся переводчику-итальянисту Евгению Солоновичу. И попросить его определить: нет ли среди прочитанного каких-то стихов, которые он переводил.

И записать его переводы — если совпадет — тоже на видеокамеру.

А потом сделать пару «видеоклипов» по тому же самому принципу, как это было в случае с Чеславом Милошем и Олег Чухонцевым.

Забегая вперед скажу — удалось^[3].

Замечу, что Квазимодо, Унгаретти и Монтале — Солонович знал лично. Напомню сам себе, что он делал подстрочники итальянских поэтов для Заболоцкого и Бродского…

Евгений Михайлович любезно согласился на такую встречу, которую с нами разделила — и очень помогла — замечательная славистка и переводчица, профессор русского языка и литературы Клаудиа Скандура. Интересно, что оба они к этим видеозаписям никогда не обращались, а Солонович вообще впервые увидел на экране тех, кого он когда-то переводил и знал.

К счастью, некоторые стихи в авторском чтении, переведенные Евгением Михайловичем, обнаружились (Унгаретти, Монтале, Саба).

У Сабы — «футбольное» стихотворение начала 1930-х, «Тринадцатый матч». Из цикла.

А вот стихотворение «Гол», которое, по словам журналиста Джонатана Уилсона, автора книги «Непробиваемые. Истории о лучших вратарях мира» (переведенной и выпущенной в «Эксмо» в 2016-м), учили и учат итальянские школьники — Солонович не переводил. Почему — и сейчас затрудняется сказать.

Уилсон подробно написал об этих стихах и даже сделал что-то вроде подстрочника.

Между тем, в YouTube размещены трогательные ролики не только авторского чтения Сабой этого стихотворения о матче в Триесте, но и самодельные видеокомпозиции с актерским чтением «Гола» (видеоряд представлен и довоенной футбольной хроникой, и фотографиями сегодняшних игроков, например, итальянского голкипера Джанлуиджи Буффона, родившегося через двадцать лет после смерти Сабы).

…Готовясь к поленовскому фестивалю (Солонович тоже участвовал в нем, но на берегах Оки мы не встретились, выступали в разные дни) — я неожиданно решился перевести это стихотворение.

Почему — не знаю. Может быть, из-за Берестова, вослед которому я тоже полюбил Сабу. Может, из-за удивительных рассказов Евгения Михайловича: о сабовском Триесте, о знаменитом антикварном магазине, который Саба держал и который сохраняется по сегодня (в этом музейном ныне букинистическом заведении непрерывно писался и дополнялся знаменитый сборник «Il canzoniere»). Я уж не говорю об истории с вышедшими под чужой фамилией (по договоренности, естественно) переводах из Сабы, сделанных Бродским и опубликованных в единственном на сегодня сборнике великого итальянского поэта, выпущенном в России («Книга песен», М., 1974)^[4].

Ну и, конечно, та драма, которая мне почудилась в этом самом «Goal» — сыграла свою роль.

По ходу дела сообразил, что перекладываю стихотворение в год 135-летия того, чье настоящее имя было Umberto Poli.

...В его любимом Триесте, из которого полукровке Umberto пришлось бежать в середине войны, ныне стоит чудесный памятник: зажав в зубах неизменную трубку, опираясь на трость, поэт переходит улицу.

Сердечно благодарю Владимира Губайловского, прочитавшего первый вариант моего переклада и высказавшего ряд ценных замечаний.

Кланяюсь Евгению Солоновичу, без помощи которого в работе над переводом «Гола» я бы ни в коем случае не решился на его обнародование.

Вратарь, в броске не отразив удара,

лежит ничком,

лицо стыдливо прячет.

Товарищ по команде, наклонившись,

чтобы утешить и помочь подняться, —

в его глазах увидел слёзы.

Фанаты с рёвом хлынули на поле,

туда,

где ненависть с любовью

в равных долях

перемешались.

Форварда качали.

Ну а вратарь противника

собратьям

слал поцелуи

и плясал от счастья,

твердя, что это — и его победа,

что он её незыблемая часть.