Лиснянская Инна Львовна (1928 – 2014) – поэт, прозаик, эссеист. Лауреат многих премий, в том числе Государственной премии (1998), премии Александра Солженицына (1999), премии «Поэт» (2009). Выпустила двадцать восемь книг стихотворений. Среди иных трудов – исследования о поэзии Анны Ахматовой, «воспоминательная проза», переводы.
В нашем журнале публиковалась с конца 1950-х годов. Последняя прижизненная подборка в «Новом мире» называлась «В туфлях на медовом клею» (2013, № 12), первая посмертная – «Вещий звон» – вышла три года тому назад (2015, №?1). Последние годы Инна Львовна подолгу жила у своей дочери в Хайфе (Израиль). Похоронена в подмосковном Переделкине.
Инна Лиснянская
(1928 — 2014)
*
В ЧАС НОЧНОЙ
Из разных тетрадей.
Публикация Елены Макаровой
* *
*
Обижали — была отходчива.
Унижали — была покорна.
Вот и вышла из дома отчего
Вся в слезах, но не выше горла.
Не кормили — была услужлива,
Не любили — бывала кроткой,
Вот и вышла из дома мужнего
В крике вся, но не выше глотки.
Научилась прощать предательства,
Обвинят — опускаю плечи.
Вот и вышла я из издательства
В плаче вся, но не выше речи.
1966
В пригороде
Сейчас мне тихо и светло,
От горя тише я и строже.
Нас одиночество свело,
И разлучает нас оно же.
Во всем гармония жива.
Так тщилась я ее нарушить,
Но разлетелись наши души,
Как эта бедная листва.
Плывут листочки по реке,
Гляжу на них осиротело,
Я небо удержать хотела
В своей слабеющей руке.
Но, видишь, руку мне свело,
Но, чувствуешь, мороз по коже.
Нас одиночество свело
И разлучает нас оно же.
1966
* *
*
И думы, и атомы вдруг расщепились,
Предметы распались, друзья раздружились.
Да я и сама-то с собой не в ладу —
Ладони в огне, а сознанье во льду:
То красные маки, то черные дуги,
То чье-то дыханье в оконной фрамуге.
1979
* *
*
М. С. Петровых
Чего только в мысли не лезет!
И снова ты, ноги поджав,
Сидишь на тахте в затрапезе,
И падает пепел в рукав.
Стекает по желобу время
В канавы родной Беговой,
Трамвайчика гладкое темя
Мелькает за мокрой листвой.
И ты, не меняя квартиры,
Не помня чужие грехи,
Незримой касаешься лиры
И кроткие пишешь стихи.
Губа оттопырена гневно,
А очи так дымно глядят,
Прости меня, Марья Сергевна,
Другие меня не простят.
Запев три аршина пространства,
И целое небо над ним,
Прости, что привыкла я в гости
Не к мертвым ходить, а к живым.
Не знаю, что здесь тебя нету,
Не знаю, что ты умерла,
Тебе подаю сигарету
И пепельницу со стола.
1980
Бакинский пляж
Белые носки,
Красные сандалии,
Желтые пески,
Море, и так далее.
Детский мир убит,
Перестал быть сказкою,
Сей песок покрыт
Кровию армянскою.
Девочка в песке,
На меня похожая,
С лезвием в виске,
С содранной кожею.
Никогда, о нет, —
В этот город чертовый!
Память прошлых лет
Кровью перечеркнута.
1991
* *
*
Чудесной взыскана я судьбой,
Где я ни ючусь, ни верчусь,
Как винт с бракованною резьбой,
Я ни за что не ввинчусь
В истории общее колесо,
И в механизм часов,
Ни в брешь, просверленную Руссо,
Ни в болт напольных весов.
Ни в дырку истины прописной,
Ни в круг текущих затей.
Я счастлива, Боже, и в час ночной
Молюсь я силе Твоей.
1991
* *
*
Не грозит мне Лета,
Не грозит забвение,
У меня на это
Редкое везение.
Я подобна реющей
Над холмами синими
Птице, не имеющей
Собственного имени.
Мыслью ядовитою
Ночь моя заполнена:
Чтобы стать забытою,
Надо быть запомненной.
Август 1992
Отходная
В этот сумрак ночи певчей,
Словно в обморок, впаду.
Догорят к рассвету свечи,
Отраженные в пруду.
Век мой! И мои тревоги
Догорят во мне к утру —
И твои омою ноги,
И слезу твою утру.
Бедный мой, как долго длится
Твой последний грозный хрип
Меж мгновеньем медуницы
И почти бессмертьем лип.
Был кровавым, был продажным,
Едким, словно ржа и дым,
Но каким бы ни был страшным —
Был ты все-таки моим.
Август 1992