СМИРЕННЫЕ ПРАВЕДНИКИ

СМИРЕННЫЕ ПРАВЕДНИКИ

Идеальный мир Сергея Дурылина

Сергей Дурылин. Тихие яблони. М., «Никея», 2016, 304 стр. («Забытая русская проза»).

Сергей Николаевич Дурылин (1886 — 1954) — явление в русской культуре значительное. О себе он писал в 1928 году: «Я — никто: я — „не”, „не” и „не”: не ученый, не писатель, не поэт, хотя я и писал ученые статьи, и был писателем, и слагал стихи, я — никакой профессионал». «Никакой профессионал», но большой талант, философ, богослов, священник, театровед и педагог. Литературный классик, хотя об этом до сих пор мало кому известно.

Художественные произведения Дурылина долгие годы были недоступны для прочтения. Судьба распорядилась так, что его проза, датированная десятыми и двадцатыми годами минувшего столетия, обрела своего читателя только в нынешние времена церковного ренессанса. Но осмысление и полноценное исследование творческого наследия Дурылина еще предстоит.

В сборник «Тихие яблони» вошли несколько сочинений писателя: повесть «Сударь кот» (1924), рассказы «Сладость ангелов» (1922), «Бабушкин день» (1917), «Троицын день» (1917) и «Сказание о невидимом граде Китеже» (1913).

Сергей Дурылин — писатель православный, проза его обладает несомненным миссионерским потенциалом. Писать о вере тонко, деликатно и ненавязчиво редко кому удается, но Дурылин искусно справляется с этой задачей. Его сочинения можно причислить к эталонным образцам духовной прозы. При этом автора, в отличие от Федора Достоевского или Николая Лескова, не интересуют великие грешники, бунтари или атеисты в качестве героев произведений. В его писательском фокусе исключительно благочестивые православные люди, стремящиеся к спасению души. Читатель не найдет в дурылинских сюжетах убийств, прелюбодеяний, клятвопреступлений и прочих злодейств. Проза Сергея Дурылина по-настоящему тихая.

Центральное произведение сборника и свежее читательское открытие — лирическая повесть «Сударь кот»^[1]. Она названа автором семейной, в ней много перекличек с жизнью самого Дурылина. Содержательной основой «Сударя кота» является хроника семьи купцов Подшиваловых.

«Купчин толстопузых» традиционно недолюбливали в России, особенно в образованных ее слоях — ни в среде дворянства, небезосновательно видевшего в купцах конкурентов и разбогатевших выскочек, ни среди разночинной интеллигенции. Исследователь русской культуры академик Александр Панченко говорил об этом так: «Мы уважаем родовое, наследственное богатство, а не буржуазное — нажитое трудом, скоро <…> Была Гостиная сотня — высший разряд купцов, которые имели право торговли с заграницей. Никто из них не дал род, только те, кто ушел в дворянство, вроде Демидовых. Остальные либо пропили нажитое, либо роздали. Уважали их? Нет. Вы когда-нибудь слышали анекдоты про дворян? А про купцов — сколько хочешь…»^[2]

В отечественной литературе достаточно запоминающихся образов купцов — это и герои Достоевского Парфен Рогожин и Кузьма Самсонов, и горьковские Васса Железнова, Игнат Гордеев, Яков Маякин, купцы Островского и Чехова и пр. Жизнь торгово-промышленного сословия изображалась, как правило, в драматическом либо сатирическом ключе. Успешный купец или промышленник расплачивался за богатство сделкой с совестью и нередко драмой личной, семейной жизни. Праведных купцов в русской литературе можно пересчитать по пальцам, как, например, честного купца из сказки Сергея Аксакова «Аленький цветочек» или Сергея Ивановича из повести Ивана Шмелева «Лето Господне». И вот перед нами «Сударь кот», оправдание богобоязненного купечества — сословия, бывшего наряду с крестьянством хранителем веры и исконного народного уклада.

Жизнь главы семейства Прокопия Подшивалова — образцовый путь русского купца. Прокопий чрезвычайно деятелен, трудолюбив, сметлив, честен. Он основателен во всем: обстоятельно, с толком и знанием дела подходит к построению шелковой мануфактуры, к созданию семьи, к знакомству с порядками местного монастыря. Вдумчиво выбирает жениха для любимой дочери — а ведь это целая наука, позабытая и утраченная.

Отдельные моменты повести могут быть резонно отнесены читателем к проявлениям «темного царства», изображаемого в пьесах А. Островского. Прокопий не позволяет дочери Арише выйти замуж за любимого человека, отсылая неугодного жениха с глаз долой, в далекую Хиву. Чем не классическое купеческое самодурство? Но не все так просто. Дальнейшие события свидетельствуют, что, по замыслу автора, запрет отца оказывается проявлением Божьего Промысла об Арише.

История любви купеческой дочери Ариши Подшиваловой, впоследствии монахини Иринеи, и приемыша-сироты Пети, будущего приказчика Петра Ильича Удальцова, разворачивается на фоне картинок семейного и монастырского быта, интереснейших подробностей купеческой жизни и традиций, торговли шелком и парчой, возведенной в ранг искусства, увлекательных православных сказаний, искусных портретов купцов, приказчиков, монахинь.

В жанровом отношении «Сударь кот» относится к категории духовного романа. Он посвящен художнику Михаилу Васильевичу Нестерову, автору картины «Святая Русь». В свою очередь «Сударь кот» является одним из литературных изображений Святой Руси. В пространстве повести действуют исключительно положительные персонажи; дурные упоминаются вскользь и остаются за «кадром», как, например, воры, не успевшие взломать сейф.

Здесь даже многочисленные второстепенные лица, если не праведники, то хотя бы кающиеся грешники: и купец Малков, боящийся умереть без покаяния, и помощник Подшивалова Петрович, отвечающий хозяину «подумавши и посмотревши», и маляр-балагур с медной серьгой в ухе, зашибивший кота, и офицер «Васька», прятавшийся на чердаке у матушки Иринеи, и келейница Параскевушка, и родной брат Прокопия афонский монах Анфим, и знаток парчи приказчик Анисим Прохорович, и страстный любитель соловьев трактирщик Аггей Никитич, и даже умный, чинный кот Васька.

Герои щедро жертвуют деньги на богоугодные дела, боятся греха и страстно любят родную землю. И — удивительное дело! — это не вызывает ни недоверия, ни недоумения. Нет ощущения фальши, надуманности или натужной идеализации. Вот такой чудесный и одновременно реальный мир Святой Руси, в поте лица добывающий хлеб насущный, знающий, что «на земле и было, и будет страшно» и «страшного не минуешь», но помнящий, что и «ангелы есть».

Особого упоминания заслуживает сказовый язык персонажей. «Дыни-то ведь бьюны бьюнучие», — сетует няня. А бабушка восклицает: «Ты где ведь не бываешь! Не нам чета, кочкам, недвигам лесным!»

Повесть состоит из двух частей. Если одна часть начинается с отрывка из жития Иоанна Крестителя, «первого по благодати мученика», то вторая часть описывает жизнь его последователей, великими трудами «восхищающих» Царствие Небесное. Точно по евангельскому слову: «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф. 11: 12).

В первой части мальчик Сережа рассказывает о «бабушкином дне» своего детства. Читатель окунается в пасторальную атмосферу тихого городка Хлынова. Семейные хлопоты в канун дня усекновения главы Иоанна Предтечи, подготовка подарков и угощения для двоюродной бабушки — монахини Иринеи, милая возня двух братцев. Только на Предтечев день, храмовый монастырский праздник, дети могут попасть к бабушке в монастырь.

Мать рассказывает детям историю усекновения главы Иоанна Крестителя. Братья сочувствуют Предтече, как родному. Далекие по месту и времени события волнуют их, словно бы происходили здесь и сейчас. И юродивый Егорушка, встреченный детьми в монастыре, жалеет Предтечу — как близкого, родного человека.

Сережа узнает от матери, что Егорушка — «праведный человек». «С этими словами — „праведный человек” — мы вошли в собор; с этих пор я знаю это слово; оно в этот день, как свеча, зажглось в моей душе и горит неугасимо». Так читателю вместе с Сережей открывается мир русской праведности.

С миром праведных людей тесно связан мир «тихих зверей». Тихий, послушный, верный человеку зверь — нередкий персонаж сказок и житий. Отец Евстигней рассказывает Сереже и его младшему брату Васе, как видел «тихого зверя», когда шел на богомолье в Соловецкий монастырь. Где-то на Руси, где «леса пошли дремучие», где «всякое дыхание хвалит Господа», живут святые угодники Божии и тихие звери, послушные человеку.

Даже презренная комнатная муха — тихий зверь! «Нельзя мух бить», — строго указывает детям бабушкина келейница Параскевушка. И рассказывает легенду о мухе, помогавшей Спасителю на кресте.

Царствует же над миром тихих зверей — кот. Читатель узнает, что «первенствует во зверех не лев, а кошка». «Всем зверям без малейшего исключения вход в алтарь строжайше воспрещен, а кошке нет»… «Не только против зверей, но даже и против жен рода человеческого у нее есть великое преимущество: женщине вход в алтарь воспрещен, а кошке — нет».

Сударь кот Васька любит обоих своих хозяев — Петра Ильича, Петю, и матушку Иринею. Он преданный свидетель их любви и хранитель тайн. Его ближайший литературный «родственник» — чудесная ласковая кошка Муренка из сказки Павла Бажова «Серебряное копытце» (1938). Сударь кот погибает мученически. Мотив мученической смерти верного животного встречается в русских сказках — в «Хаврошечке», например. Но кот, как и Хаврошечкина коровушка, служит бабушке даже после своей смерти, предсказывая ей скорую кончину.

Вторая часть повести, насыщенная реминисценциями из житийной литературы, сама является до известной степени житием нескольких святых — праведников и преподобных, но без канонического глянца. Присутствует тема избранничества героев, в частности, Ариши. Ее мать по обету не вкушала скоромного во время беременности, шила покров на раку святого, и предостерегали ее — «монашку бы не родить». Есть тема гонения собственным отцом дочери-христианки, желающей уйти в монастырь. И то, как благочестивый пример боголюбивой дочери постепенно вразумляет отца и вдохновляет на духовные подвиги.

Здесь же мы видим своеобразную историю любви. Мало-мальски искушенный читатель без труда припомнит десятки самых разных литературных историй любви, но в этом море разнообразия любовь Пети и Ариши стоит особняком. Особенность ее в том, что история эта житийная, главные герои не персонажи, привычно идущие на поводу своих страстей, а люди праведной жизни.

Невозможно остаться равнодушным, читая светлое живописание детства героев, трогательную историю их детской дружбы, взросления, расцвета невинной любви. Сцены, где тихий нежный Петя учит отважную Аришу чтению втайне от сурового отца или спасает от пчелиного роя.

Поначалу Петя и Ариша, эти православные Ромео и Джульетта, желают соединить свои судьбы и сталкиваются с яростным и деятельным сопротивлением отца невесты. Но им и в голову не приходит такой дерзкой идеи, как тайно обвенчаться, сбежав из дома, подобно героям пушкинской «Метели» или Наташе Ростовой, увлеченной Анатолем Курагиным. Напротив, сюжет приводит читателя к событиям контрастным. Желание героини уневеститься Христу оказывается сильнее и выше любви к Пете, который Арише «дороже всего на свете». Решение далось нелегко: «За всю ее жизнь ей не было тяжелее и страшнее».

Интересна тема «подменного» жениха. Первый неслучившийся жених, которому Ариша решительно отказала на «сговоре», — купец Петр Семипалов. Второй неслучившийся жених — ее возлюбленный Петя. Два Петра — и оба оказались не те.

Детьми Петя и Ариша, играя, спрашивали у божьей коровки, «где моя невеста?», «где мой жених?»

«Божья коровка, расправив крылышки, пропадала в воздухе, а они хлопали в ладоши и кричали:

— Там невеста! Там и жених!»

Так божья коровка (Божья, не чья-нибудь) пророчила им будущее. Не бывать земной невесте у Пети, не бывать земному жениху у Ариши.

В ночь перед высылкой в Хиву Петя с горя в первый и последний раз в жизни напился водки. Любящая Ариша «не могла и не хотела забыть его пьяных криков, раздававшихся из окон молодцовской», «не могла и не хотела забыть его пьяных объятий с приказчиком в тележке». Увидела ли она невозможность их совместной жизни? Поняла все несовершенство человеческой любви? Или прозрела вдруг, что не предназначена ему и нет ей Жениха, кроме Господа?

В «Прологе», популярном в старинной русской церковной письменности сборнике житий и патериковых легенд, есть похожая история под названием «Мудрая учительница благочестия» — про молодую красивую вдову, к которой сватался влюбленный купец. Вдова предложила ему оставить мир сей и удалиться в монастыри, показав перед этим купцу, сколь непостоянна и переменчива человеческая любовь — от голода человек забывает все, забывает о своей любви к женщине и желает одного хлеба. И они удалились в монастырь и угодили Богу.

У Петра Ильича и матушки Иринеи, этих кротких, смиренных праведников, нет явных духовных даров — ни дара чудотворения, ни дара целительства. Хотя матушка Иринея слыла старицей и вымолила однажды младенца Васю от неминуемой смерти. Петр Ильич же обыкновенный мирянин, без ропота принявший свой жребий.

Прочие произведения книги — рассказы «Сладость ангелов», «Бабушкин день», «Троицын день» (памяти Н. С. Лескова) и «Сказание о невидимом граде Китеже» — описывают мир православной России — мир прошлый и настоящий одновременно. Герои «Сладости ангелов» — рассказа о религиозных переживаниях и исканиях архиерея и архимандрита и «Троицына дня» — истории тихой драмы в семье священника — узнаваемы, их легко представить в наши дни. Рассказы фиксируют ушедшую эпоху и вместе с тем погружают в живую христианскую жизнь. А вот сентиментальный «Бабушкин день», рассказывающий о любви дедушки-дворянина к покойной бабушке, представляется вторичным по отношению к остальным произведениям.

Завершающее книгу былинное «Сказание о невидимом граде Китеже» является авторским пересказом легенды о русском городе Китеже, скрывшемся от монгольского войска под водами озера Светлояр. Само обращение писателя к теме сокровенного христианского града, который могут увидеть только «чистые сердцем», символично. Оно говорит и о пророческой чуткости Дурылина. «Сказание» написано в 1913 году, за год до начала Первой мировой войны и той череды исторических событий, которые на долгие десятилетия превратили христианскую Россию в подобие града Китежа.

Самым поздним произведением сборника «Тихие яблони» хронологически является «Сударь кот». Он написан Дурылиным при советской власти, в челябинской ссылке. Концовка его, несмотря на претерпеваемые автором трудности и лишения, исполнена светлой надежды: бабушка умерла, «но нам было не страшно. Мы не плакали».

Фарида АМИРХАНОВА