ПЯТЬ ПЕСЕН

Боб Дилан (англ. Bob Dylan, при рождении Роберт Аллен Циммерман, англ. Robert Allen Zimmerman) — американский автор-исполнитель, художник, писатель и киноактер. Родился в 1941 году в Дулуте, штат Миннесота. Предки Дилана — выходцы из Российской империи. Культовая фигура в рок-музыке, начиная с середины 1960-х годов. Лауреат 10 премий «Грэмми», автор 36 музыкальных альбомов.

Лауреат Пулитцеровской премии (2008; «За выдающееся влияние на популярную музыку и американскую культуру, отмеченное лирическими композициями исключительной поэтической силы»). В октябре 2016 года удостоен Нобелевской премии по литературе «За создание нового поэтического выражения в американской песенной традиции». Живет в США. В «Новом мире» публикуется впервые.

Боб Дилан

*

ПЯТЬ ПЕСЕН

Переводы с английского Ольги Аникиной, Андрея Анпилова, Марии Галиной и Аркадия Штыпеля^[1]

Мне вовсе не требовалось ломать себе голову, сочиняя эти песни; скорее я писал их в каком-то гипнотическом трансе. Неужели это мои чувства? Почему я их испытываю? И кто такой «я», способный так чувствовать? У меня нет ответов. Лишь одно знаю точно: эти песни заложены в моих генах и я не мог помешать им выбраться наружу.

Боб Дилан, 2006

VISIONS OF JOHANNA

Песню «Visions Of Johanna» нередко называют лучшей песней Дилана; он сочинил ее в конце 1965 года (и снабдил условным названием «Остановка в пути»), чтобы дважды попытаться записать песню в сопровождении будущих участников The Band прежде, чем окончательная версия, известная по Blonde On Blonde, будет запечатлена для потомков в Нашвилле. Дилан часто исполнял эту песню еще до издания альбома, но и сейчас поклонники, не теряющие надежды вновь услышать ее на концерте, время от времени бывают вознаграждены.

«„У Моны Лизы, не иначе, была дорожная тоска” — просто великолепное наблюдение. Его описания подобных деталей не похожи на все, что делалось прежде, и все же они были чрезвычайно современны. Он явился из эпохи Вуди Гатри и Джека Керуака: дорога, автостоп, вся эта длинная череда странствующих ребят с гитарами за спиной, бредущих по обочине по давней традиции всех бродяг. Ты понимал, что такое „дорожная тоска”, даже если твои родители не были в курсе!» —

Лаудон Уэйнрайт III

Видения Джоанны

(Visions of Johanna, 1965)

Наверно, это шутит ночь, моргает в сумерках фонарь,

А ты молчишь,

Корабль, застрявший на мели, душа болтается внутри,

Как в трюме мышь,

Луиза, светлое дитя, мне говорит, как шум дождя, —

Держись, малыш,

В окне напротив свет горит,

Ночь гулко кашляет в трубе,

Приёмник вечность говорит,

Играет кантри сам себе,

Луиза с мальчиком вдвоём видны луне в дверной проём,

Как два пятна,

Кругом видения её, Джоанны сны, моё жильё —

Она одна.

Там, где всю ночь на пустыре играют в жмурки, ноту ре

Звеня ключом,

Ночные школьницы, тихи, читая детские стихи

Вслух ни о чём,

Безумный шествует звонарь, и ловит бабочек фонарь

Его лучом,

Луиза чистый голубок

И зеркала прозрачный свет,

Ей мир понятен, неглубок,

Джоанна не такая, нет,

Как электрический тайник, в её лице дрожит двойник

Её лица,

Текут видения её, Джоанны тени, сны, зверьё,

Им нет конца.

Малыш запутался, пойми, зачем искать себя в тени,

В мерцанье звёзд,

Идти на риск и славить боль, и жизнь, входя в чужую роль,

Губить всерьёз,

Чуть вспомнит имя, мир забыт, давай простимся, говорит,

Теперь без слёз,

Малыш с собою не в ладу,

На сердце злость с недавних пор,

Бормочет в стену ерунду,

Как только выйду в коридор,

Не объяснить, как тяжело с улыбкой говорить хелло,

Какая жуть,

Всегда виденья, даже днём, Джоанны сны в уме моём,

И не уснуть.

В музеях вечности осмотр, вещам и зрению простор,

Шаги зимы,

Разносит эхо голоса людей, ушедших в небеса,

Что спасены,

Джоконду вымотала грусть всем улыбаться наизусть

С любой стены,

Слеп нарисованный цветок,

Брезглива дама, ад в груди,

Усы бормочут: «Мир жесток,

Своих коленок не найти»,

Висит на шее у осла цепной бинокль добра и зла,

Души алмаз,

Джоанны сны, видений свет, при нём пощады миру нет

Для острых глаз.

Торговец уличных шаров прижал графиню будь здоров,

Взяв за бока,

«Скажи мне, кто не паразит, я б помолился, говорит,

За чудака»,

Луиза молвит, как всегда: «Ты всё не можешь видеть, да,

Живой пока»,

Не видно Девы в алтаре,

Ржавеют прутья в конуре,

Скрипач бродячий, взяв расчёт,

Спешит, куда судьба влечёт,

На запах дыма и харчей, на звон отмычек и ключей

В ночь уходя,

Я извлекаю долгий гуд губной гармошки, кашель труб

И шум дождя.

IF YOU SEE HER, SAY HELLO

Эта до боли откровенная песня вошла в замечательный цикл, составивший альбом Blood On The Tracks. Версия, записанная незадолго до того, была включена в 1991 году в сборник The Bootleg Series Vols. 1-3. Время от времени Дилан выступал с нею на протяжении всей последующей карьеры, часто переосмысливая изначальный текст.

«Я обожаю ее — это моя любимая песня», —

Ник Кейв

Увидишь, передай привет

(If you see her, say hello, 1975)

Увидишь, передай привет, улыбку, например

Весной я слышал, что она уехала в Танжер

Скажи ей, что мои дела идут, хоть и не в рай

Она подумает — забыл, и ты не возражай

В любви без ссор нельзя, она ушла почти на спор

И тянет холодом в окно с той ночи до сих пор

Хоть сердце вдребезги в груди, по правде говоря

Оно ещё коптит, гляди, как свет от фонаря

А будет случай, поцелуй, весёлый сделав вид

Мол, есть знакомый кое-кто, за всё благодарит

Свободе, радости её не стану поперёк

Довольно, счастье что своё, дурак, не уберёг

Мелькают тысячи людей, дорог, иных времён

Мне имя слышится везде среди чужих имён

Услышу птицу на лету, но вслед не обернусь

И так уж слаб стал чересчур на сантимент и грусть

Закат, песчаная луна на землю щурит глаз

Я до крупицы вижу всё, что связывает нас

И если мимо наших мест ей путь домой лежит

Скажи ей, если время есть, пусть в гости забежит

Переводы Андрея Анпилова

*

SAD-EYED LADY OF THE LOWLANDS

Издание этой песни на альбоме Blonde On Blonde обозначило первый случай в рок-истории, когда единственной дорожке было позволено растянуться на целую сторону альбома. Дилан сочинил ее, вместе с музыкантами дожидаясь своей очереди занять студию, и, приступая к записи, никто из них и вообразить не мог, что готовая песня будет звучать больше 12 минут.

«Первый дубль, в общем. Мы понятия не имели, какой длины эта вещица, и приготовились записать обычную дорожку на две-три минуты. А отыграв минут с десять, начали угорать, подкалывать друг дружку. То есть мы достигли кульминации пять минут тому назад! Что нам дальше-то делать?» —

Кенни Баттри, ударные на Blonde On Blonde

Грустноглазая леди долин

(Sad-eyed lady of the lowlands, 1966)

О, твой ртутный рот литургийных времён,

И глаза как дым, и молитва как стон,

Серебро креста, горла нежный перезвон,

Разве сможет кто схоронить тебя?

Все твои кармашки хранят тепло,

Твой трамвай далеко на газон занесло,

Твоя плоть как шёлк, лицо как стекло,

Кто, скажи, посмел бы соблазнить тебя?

Грустноглазая леди долин,

Где, по слову пророка, не пройдёт ни один.

Моих глаз лабаз, мой бубен пустынь

У ворот твоих брошу я,

Ждать ли мне, грустноглазая?

Пояска ажур, простыни металл,

Без тузов колода и валет пропал,

Тряпки из подвала, и румянец спал.

Кто из них сумеет обхитрить тебя?

В солнечной пыли тает силуэт,

А в глазах твоих пляшет лунный свет,

Барные стойки и цыганский квартет.

Кто из них посмеет удивить тебя?

Все цари Сидона, что выстроились в ряд,

Алым поцелуем одарить тебя хотят,

Ведь ты для них желанней, чем кинжал и яд,

Но кто из них всего лишь целовал бы тебя?

Детские игрища на коврике ночном,

Твой испанский имидж, материнский бром,

Твой ковбойский рот, вечера под замком,

Кто из них, подумай, не признал бы тебя?

Фермеры с дельцами тебе крутят кино,

Секретных дохлых ангелов показывают, но

С чего они взяли, что ты с ними заодно?

Как они не раскусили тебя?

Они бы на тебя взвалили вину

За ложную тревогу, за морскую волну,

За дитя бандюгана на руках, вот те ну,

Ну как они, нет, не убедили тебя?

Память о Кэннери Роу, твоя простынка-жесть,

Твой журнальный муж, он был, да вышел весь,

Эта нежность твоя, как ни прячь её, вся здесь,

Кто из них, подумай, подрядил бы тебя?

Этот вор, он тобой на поруки был взят,

Твои пальцы святой медальон теребят,

Этот сумрачный дух, этот ангельский взгляд,

Кто из них, подумай, истребил бы тебя.

Перевод Марии Галиной и Аркадия Штыпеля

*

I’LL BE YOUR BABY TONIGHT

Со стил-гитарой Пита Дрейка, которая несомненно прибавила песне подлинно нашвилльского обаяния, заключительная дорожка на альбоме 1967 года John Wesley Harding «I’ll Be Your Baby Tonight» будто предугадывает будущие приключения Дилана в стиле кантри. Впервые он исполнил ее на Фестивале острова Уайт в августе 1969 года.

«Может, она шуточная или ироничная, даже не знаю. Такая вот простенькая песня с простым настроением. Хотелось бы думать, что она явилась оттуда, где нет противоречий, но я, наверное, ошибаюсь… Порой внутри у человека все горит, что не мешает ему быть внешне спокойным, невозмутимым и собранным», —

Боб Дилан, 1985 г.

l’ll Be Your Baby Tonight (1967)

Можешь дверь запереть,

только чур не робеть:

есть у любви

только сегодня.

Может, тень, может, свет.

Может, да — может, нет:

ничего,

кроме сегодня.

Любопытную галку спугнём с окна —

уже улетела!

Как большая ложка, блестит луна,

пусть уплывает,

нам что за дело?

Босоножки долой,

и бутылку открой.

Я буду твой

только сегодня.

I PITY THE POOR IMMIGRANT

Эту пронзительную мелодию Дилан представил публике как нежную акустическую балладу на альбоме 1967 года John Wesley Harding. В 1976 году он впервые за семь лет исполнил ее дуэтом с Джоан Баез в ходе тура «Rolling Thunder Revue». Энергичная рок-аранжировка вновь ясно продемонстрировала его непогрешимую способность подавать свой материал в совершенно неожиданном ключе.

«Перед тем как сочинить песни для John Wesley Harding, я сделал потрясающее открытие насчет прежних своих песен. Мне стало ясно, что в ранних текстах, используя местоимения „он”, „оно” или „они”, я на самом деле имел в виду только себя — и никого больше. Приступая к работе над текстами John Wesley Harding, я не забыл об этом открытии», —

Боб Дилан, 1970 г.

I pity the poor immigrant (1967)

Я знаю жизнь твою, чужак,

и прибыл ты сюда,

чтоб каждый день нырять во мрак

тяжёлого труда.

Игрок, напёрсточник и вор,

ты вечно с бодуна,

и жив на свете до сих пор,

поскольку смерть страшна.

И в ночь темно, и днём темно,

и бьёт озноб, когда

в дырявом небе жестяном

не слёзы, а вода.

Ты слеп, ты пьёшь надежды яд,

и жажде нет конца,

и ты всегда отводишь взгляд

от моего лица.

Я знаю жизнь твою, чужак,

твой путь сквозь кровь и прах,

и города — я знаю, как

возводят на камнях.

Но знаю, что страшней всего

не плен беды твоей,

а день триумфа твоего,

несчастнейший из дней.

Переводы Ольги Аникиной

Умка:

ПО МОТИВАМ БОБА ДИЛАНА^[2]

Хозяин войны

Мне хотелось бы знать, кто хозяин войны

На которой мы все оказаться должны

Про которую все мы обязаны петь

На которую парни пойдут умереть

Кто хозяин бабла, что приносит беду

Превращая народ в золотую орду

В безголовое чудище с криком «ура»

По которому черная плачет дыра

Но кто бы ты ни был, хозяин войны

Тебе наши слова не слышны

Вы застроили лес, вы присвоили газ

Населенье планеты пашет на вас

Чтоб воздвигнуть на площади в пику врагам

Золотой унитаз и гигантский лингам

Вот бы всех вас собрать на один островок

Чтобы жили вы там без забот и тревог

С чемоданами денег, винтовок, ножей

И сожрали друг друга за несколько дней

Но кто бы ты ни был, хозяин войны

Все дела твои сверху видны

Ибо ходит молва о небесном суде

От него никому не укрыться нигде

Никакая валюта ему не мила

Ему сверху видны все слова и дела

За леса и поля, за детей и зверей

За убитых солдат и за их матерей

За сожженные села и города

Ты, хозяин войны, дождешься суда

Кто бы ты ни был, хозяин войны

Твои дни сочтены

Masters Of War, 1963

Как множество раз подчеркивал сам Дилан, эта исполненная гневного сарказма композиция была прямым вызовом военно-промышленному комплексу, что не помешало ей сделаться лейтмотивом множества антивоенных выступлений по всему миру. Песня была записана в апреле 1963 года во время последней студийной сессии для альбома The Freewheelin’ Bob Dylan — всего пару месяцев спустя после того, как певец впервые исполнил ее в радио-эфире.

«Казалось, песни Боба заставляют заново осмыслить понятия справедливости и несправедливости. Движение за гражданские права переживало свой расцвет, и война, которой вскоре предстояло разорвать эту нацию на части, надвигалась на нас, как страшная буря. Еще прежде, чем была выпущена первая пуля, Боб пополнил наши арсеналы этой песней», —

Джоан Баэз

*

Вопрос на засыпку

Вопрос на засыпку по ветру летит,

Трубя в пустой коридор:

Когда человек наконец прекратит

Долбиться башкой об забор?

Когда отстанет от диких зверей

И выкинет свой пистолет?

Об этом однажды какой-то еврей

Пропел какой-то куплет.

Скажи, скажи, мой догадливый брат,

Не ты ли знаешь, когда

Забудет всемирный военкомат

Съедать людей без следа?

Когда забудут друг в друга стрелять

Христос, Моисей, Магомет?

Лишь ветер на это ответ может знать,

Лишь ветер знает ответ.

Когда прекратится всеобщий <------>

И солнце согреет поля?

Когда взойдут пшеница и рожь

И с ними взойдет конопля?

Когда наконец перестанут сжигать

Гектары полезной травы?

Лишь ветер на это ответ может знать,

Лишь ветер знает, увы.

С тех пор, как шляпу надел Циммерман,

Прошло две тысячи лет,

Но мир не менялся, как скучный роман,

И ветром сдуло ответ.

Но вот зашумит божественный лес

И скатится камень с горы,

И все, кроме ветра, кроме небес,

Провалится в тартарары.

Blowin’ In The Wind, 1963

Пожалуй, самая долговечная песня из репертуара фолк-сцены начала 60-х, «Blowin’ In The Wind», общеизвестный гимн американского движения за гражданские права. Она была создана где-то в апреле 1962 года, впервые исполнена во время концертов Дилана в «Гердес Фолк-Сити» в нью-йоркском районе Гринвич-виллидж и запечатлена для потомков на альбоме The Freewheelin’ Bob Dylan в июле того же года. Версии песни, записанные трио Peter, Paul & Mary и Стиви Уандером, по отдельности попадали в «горячую десятку» хит-парада.

«Во всем мире ЈBlowin’ In The Wind” известна как песня, способная пробудить общественное самосознание», —

Джоан Баез

«Он был настоящим. Я уже знал, насколько он талантлив, но он явно прибавил в своем репертуаре. Те новые песни были только его музыкой, не похожей ни на чью другую», —

Пол Стуки (Peter, Paul & Mary) о посещении концерта Боба Дилана в 1962 г.

Аникина Ольга Николаевна родилась в Новосибирске. Окончила Новосибирский Государственный медицинский институт. Кандидат медицинских наук. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Автор четырех поэтических книг и романа «Тело ниоткуда» (СПб., 2014). Переводила с английского, французского, итальянского языков, а также с идиша. Живет в Санкт-Петербурге. С переводами в «Новом мире» выступает впервые.

Анпилов Андрей Дмитриевич родился в 1956 году в Москве. Окончил факультет прикладного искусства Московского текстильного института. Поэт, прозаик, эссеист, художник, исполнитель авторских песен. Автор нескольких книг стихов и прозы (в том числе и для детей). Составил книгу «Избранного» Елены Шварц (СПб., 2014). Перевел ряд всемирно известных песен с европейских языков. Живет в Москве. С переводами в «Новом мире» выступает впервые.

Галина Мария Семеновна родилась в Твери, окончила биологический факультет Одесского университета, занималась биологией моря. Поэт, прозаик, критик. Переводила современных англо-американских и украинских поэтов. Живет в Москве.

Штыпель Аркадий Моисеевич родился в 1944 году в Самаркандской области. Детство и юность провел в Днепропетровске. Писал стихи на русском и украинском языках. Был исключен из Днепропетровского университета за диссидентство. После службы в армии завершил образование заочно. Публикуется с 1989 года, автор четырех книг стихов. Среди переводов: сонеты Уильяма Шекспира, стихи Дилана Томаса и многих украинских поэтов. С 1968 года живет в Москве.

Умка, она же Герасимова Анна Георгиевна — филолог и переводчик, автор стихов и песен, а также лидер рок-группы. Родилась в Москве. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького по отделению художественного перевода (литовский язык, 1983) и аспирантуру (1986). Защитила кандидатскую диссертацию «Проблема смешного в творчестве обэриутов» (1989). Автор многих статей по русскому авангарду, составитель и комментатор собраний произведений Константина Вагинова, Даниила Хармса, Александра Введенского и т. д.

А. Герасимова — переводчик двух романов Дж. Керуака («Бродяги Дхармы», «Биг Сур»), переводчик-составитель книг литовских поэтов (Г. Патацкас, А. А. Йонинас, Г. Радаускас), а также — книги Томаса Венцловы «Metelinga. Стихотворения и не только» (М., 2017).

Выпустила несколько сборников стихов и более двух десятков музыкальных альбомов. Живет в Москве и Вильнюсе.