ИМЯ В СЛОВАРЕ

Анпилов Андрей Дмитриевич родился в 1956 году в Москве. Окончил факультет прикладного искусства Московского текстильного института. Поэт, прозаик, эссеист, художник, исполнитель авторских песен. Автор нескольких книг стихов и прозы (в том числе и для детей). В 2017 году выпустил поэтический сборник «Воробьиный куст» (СПб.) Составил книгу «Избранного» Елены Шварц (СПб., 2014). Живет в Москве.

Андрей Анпилов

*

ИМЯ В СЛОВАРЕ

* *

*

Какое-то вовсе простое,

Чего старомоднее нет,

Почти совершенно пустое,

Земля чтобы, ветер и свет,

Такое, чтоб миру и граду

Строку прочитать за строкой

Не совестно было, как правду

Вдруг тронуть горячей рукой.

Поставит мужик пятистенок

С одним топором, без гвоздя,

А песня к оттенку оттенок

Сама подберётся, свистя,

Как редко кому и сумети,

Разлука, лучина, снега,

Почти что одни междометья

Да вздохи, эге да ага.

Такое не надо бы в раму,

И нечем уж так дорожить,

А надо бы спеть, словно в рану

Ладонь потрясённо вложить,

Как в тёмной степи позабытый

Однажды ямщик замерзал,

Как — матушка, ох, не брани ты —

Хрипел он и губы кусал.

* *

*

Чудесно вместе с ним над ним шутить,

Подтрунивать чуть-чуть и празднословить,

Любя, в глаза остротою платить —

Не за спиной, ни-ни, и не во зло ведь —

Как полюбить он некогда посмел

Умельца на забаву ядовиту

Американца-графа — словно мел

Долг крови стёр с доски, простил обиду —

Сердечно объяснился и — шабаш,

Что без урона чести поправимо

Быть может — поправимо будет, блажь

Найдёт, сам расхохочется так зримо —

«Кишки видны» — говаривал Брюллов,

Обнимет от избытка жизни, чувства,

В глаза заглянет, в сердце, не из слов

Поэзия ничуть, не из искусства —

Из тайны, из живого вещества,

Из чистоты движенья невозможной,

Из жженья, всё равно из торжества

Над тленом и над жалобой дорожной,

Не говори того, что бы не смел

Произнести при нём, не тупя взгляда,

Пусть он не жив, два века не у дел —

Поэзия жива, при ней не надо.

     Павловский Посад

Припылённый, в зелени тишины посад,

На центральной площади каланча, райком,

Выцветшие флаги, яблоки висят,

Жизнь перемогается, движется тайком.

Шёпот подорожника, журчание реки,

На мануфактуре мастерят платки —

Во поле вечернем пляшут мотыльки.

От вокзала с мамой тянемся пешком

На колхозный рынок — шестьдесят второй

Год, седьмое лето — с сумкой и мешком,

В воздухе пылинок полусонный рой.

Досками поскрипывает бедный городок,

Железнодорожный мается гудок,

Денежки завязаны в носовой платок.

Этот детский лепет свечки и ольхи,

Робкий палисадник, подмосковный свет

Пыльный и зелёный — перетёк в стихи

Сам сквозь занавеску, там живёт поэт.

«Этот город деревянный на реке —

Словно палец безымянный на руке...»

* *

*

В беспамятстве мотала головой

И жалкое про что-то лепетала,

Как мотылёк дрожа едва живой,

И тень души на стенах трепетала.

Во тьме была подушка горяча,

Чуть видимые люди обступали

И ангелы, белел халат врача,

Лишь одного хотелось, чтоб отстали.

Примяты крылья, воздух весь в пыльце

Любви и всепрощения, истома,

Ах, почему та сцена не в конце

Второго, а не первого — не тома,

А вообще всей жизни — ни пурги,

Ни поезда, ни рельс, ни многословья —

Серёжу позовите, пусть враги

Обнимутся в слезах у изголовья.

* *

*

Говорим по скайпу, рвётся, воскресает связь,

Что ты сказала, ты меня слышишь, ась,

Лето как в детстве бывало, слышишь, Вовчик, лежи,

Слышишь меня, столько лжи про нас, столько лжи,

Первая красная Пасха была, вторая, ты здесь,

Голодная, третья победная, куда там, смеётся, но жизнь вроде есть,

Цветы полыхают, с одиннадцати комендантский час,

Филармония днём работает, не слышишь, а как сейчас,

Беженцы возвращаются, в городе, как в раю,

Дикие звери в центре, в парках гуляют, да,

Белки, лисицы бегают, слышишь, я закурю,

Бои на окраинах, вот они и сюда,

Скучаем за вами, звук пропадает, слышишь, что говорю,

Слышу, киваю, слышу, в городе, как в раю.

* *

*

Ради мужества милосердия, умягченья сердец,

Ради духа болящего врачеванья —

И поехал бы куда зовёшь, наконец,

Ради князя Владимира — поднялся бы, Ваня,

Поглядел бы в глаза, помычал псалом,

Перешёл майдан по пятам пожара,

Всплакнули б, обнявшись за общим столом,

А ради софита, контекста и гонорара —

Не могу, дорогой, ты пойми, прости,

В декабре бы мог, в января начале —

Жар в стихи сгребал весь, что мог спасти,

Жар прощенья, горя, любви, печали,

Богу верности, друга живому лицу,

Боль Наташи, Коли, Юли, Володи,

Там, где крест стоял поперёк свинцу,

Был и стих распят снежной тени вроде,

Собирает мать городов в Подол

Города в подол, словно рты к обеду,

Всё равно до Киева стих язык довёл,

Не сейчас, потом, даст Бог, сам доеду.

* *

*

памяти Чика

Он мальчик, пол мальчика даже,

Стук в воздухе ножниц «чик, чик»,

Жизнь — старая песенка та же,

Но как она звонко звучит.

Сухой городок довоенный,

Приморский базар мелочей,

Рай(,)центр необъятной вселенной,

И стриженый мальчик ничей.

Дворы, переулки кривые,

Хурма, виноград, чебурек,

И что ему в жизни впервые —

Отныне и сразу навек.

Пройдохи, безумцы, соседи,

В пыли молодая листва,

На ослике, велосипеде

Хтонические божества.

А вся эта, в общем, дивина

Комедия на одного

Поставлена миром невинно,

На мальчика, да, на него,

На пшик, уменьшительный суффикс,

Щелчок, что в начале начал,

Сердцам его некогда Диккенс

Не в шутку беречь завещал.

В комедии надо смеяться,

Без мальчика будет не то,

У ножниц концы серебрятся,

Не плачет над миром никто.

* *

*

Пришел во сне бурундучок

В бушлате полосатом,

Лихой таёжный морячок,

Жигулин с тяжким взглядом,

Зачем мне ночью бурундук

В висок стучался тук-тук-тук?

Он норку в воздухе прогрыз

Поэзии славянской,

Он в невесомости повис

И в памяти жиганской,

Навек в сердцах, как сын полка,

И не крысятничал, зека.

В больших домах о нём молчок,

Но мы-то не забудем,

Чей брат он, братец хомячок,

Двоюродный туз бубен,

Пропахший ветром и смолой

Свободы сгусток, дух живой.

* *

*

А вот как было под шинелью —

Идёшь, что слякоть, что пурга,

Со всеми в ногу, и фланелью

Она обёрнута, нога.

Шагаешь вдаль на автомате,

Не фигурально сам не свой,

А строевой — в морозной вате

Снежинок бездны мировой.

И под ушанкою в свободной

Колючей лёгкой голове,

Чтоб мысли не было голодной

О миске супа — лучше б две —

Сама собою заведётся

Молитва, восемь кратких слов,

Несёшь, покуда ветер вьётся,

В даль взгляд, от голода солов,

И шепчешь «Господи, помилуй»

Молельней из невесть чего

И невесть где словесной силой

Вдруг сложенной вокруг Него —

Из прахорей, погон, портянок,

Подшитого воротничка

На гимнастёрке спозаранок,

Из недобитого «бычка»

В коробке скомканной «Памира»,

Ремня, шинели, рукавиц —

Чтоб славить Бога, среди мира

Шагая, сердцем падать ниц

И пламенеть — где помолиться

Нашёл, гнать помыслы постом,

Где кротко пушечки в петлицах,

Как руки сложены, крестом.

     День космонавтики

А я немного помню, в этот день

Все комнаты стояли нараспашку,

Все две хрущёвских блочных, светотень

И ветер пятилетнюю рубашку

Как парус раздували на груди,

Чуть окна дребезжали и светили,

Когда я нарезал всех впереди

Витки на трёхколёсном по квартире.

Расширилось пространство, в новый дом

Въезжаем, оставляя коммуналку,

Сбываются надежды на потом,

И вещи по углам лежат вразвалку,

Так много места вдруг, что борозди

Туда-сюда бескрайние просторы,

Звени в звонок, приказано — расти,

И я расту, как лес, взбираясь в горы.

Кто вытерпел, кто выжил, не убит,

Кто заново рождён — на метр свободы

Прибавка вышла, мир раздвинув, быт,

Над головами солнечные своды,

На край улыбки, имя в словаре,

В грядущее шагнув с одной попытки

Все разом — ветер, люди во дворе,

Парнишка деревенский на открытке.