Кабинет
Елена Лапшина

НЕ ВЫДАВАЙ

Лапшина Елена Евгениевна родилась в 1970 году в подмосковном Фрязине. Окончила экономический факультет МЛТИ. Пишет и публикуется с начала 2000-х годов. Автор трех стихотворных сборников. Живет в Москве.


Елена Лапшина

*

НЕ ВЫДАВАЙ




* *

*


Здесь нет чужих и равно нет своих —

какой-то общий вывих на двоих,

разрозненность рискующих над краем —

не оступись, не сгинь за окоём!..

Но мы стареем быстро, как живём.

И медленно, и скоро умираем…

Не выдавай, несведущим скажись —

какая мука — длящаяся жизнь,

сожми её, как боль, в одно мгновенье.

Какая воля к смерти нам дана…

Война во мне — предвечная война —

грядущее всего исчезновенье.




* *

*


В бессилии слова, в молчании немоты,

когда холодеет воздух до ломоты

и тянутся длинные тени со всех тенет, —

он так обнимает меня, будто смерти нет.

Но всё ж — разделённые смертною пеленой,

и я лишь на ощупь знаю, что он со мной.

И каждый из нас объятьем земным пленён,

и ночь — как стремнина, и мы в темноте плывём,

до боли ладони стиснув, разъяв умы.

И нам не спасти друг друга от этой тьмы,

где мы — в наготе, в бессилии, без прикрас,

где должен быть Кто-то Третий промежду нас…



Любить Париса


1


Потерять навсегда можно только Гектора…

Е. Исаева


С тугой осанкой кипариса, —

богов бессмертных не спросив, —

любить не Гектора — Париса

за то, что молод и красив.


Покуда дремлют колесницы

и не подрублена лоза —

за эти длинные ресницы,

за эти карие глаза.


Не жребий выпал — почему же,

среди героев и богов —

любить мальчишку, а не мужа,

любить за то, что он таков?..


И, зная, что с ним приключится,

на время краткое посметь —

любить за детские ключицы,

за эту юность, эту смерть.




2



Я роза саронская, лилия долин!

(I am a rose of Sharon, a lily of the valleys!)

Песнь песней Соломона 2:1



День пройдет — никакого с него спроса,

никакой вины — принимай сице.

До чего ты красива, роза моя, роза.

Почему от тебя так свербит в сердце?..


Вроде всё хорошо, размеренно, без надсада.

Разве холод внутри стоит — так не боль же.

Всё-то есть, ничего больше мне не надо.

А взгляну на тебя и пойму — ничего больше…


Ни коснуться тебя нельзя, ни обнять мне.

Старость — это будто бы от мороза

умирают голуби в голубятне…

До чего ты красива, роза моя, роза.




3


близ конечных пределов ночи…

Гесиод



Сплошное сияние! — якобы свято,

потом — угасая, — усилия тела, —

когда он слетает с высот Монсальвата,

я просто бы из-под ладони глядела —

неузнанной Ледой — на первенца стаи:

на дерзкую шею, на крылья в изломе.

Осмелиться если б, устать и истаять,

застыть в запредельной безвылазной коме.

И больше уже никогда не проснуться,

не сбыться дряхлеющей девой в сединах.

Замедлить дыхание, лбом прикоснуться

и спать меж лопаток его лебединых.



4


Потаённое, здешнее — вот оно, вот оно, вот…

Воскресенье, окно, подоконник с процветшей драценой.

Мимолетная сладость, мальчишеский нежный живот

[эта ранняя старость внутри… этот стыд драгоценный…

эта дрожь… эта жажда…] и руки ещё сплетены,

но уже в монохромную память пошла раскадровка:

как красивы запястья… и оторопь влажной спины

под моими ладонями… вот оно… принц-полукровка.

То ли стаю вспугнули — швырнули пшено голубям

[трепетание крыльев, не тщись, облекая в слова ты!..]

Утихает дыханье, ключица припала к губам,

словно краешек чаши изогнутый, солоноватый.




* *

*


Как балерина в комнате пустой —

на цыпочках, под зимним одеялом, —

ты подойди, у зеркала постой.

Пододеяльник — белое на алом…


И невозможно маленькой стопой

коснуться досок крашеного пола.

Ты поджимаешь пальцы… Бог с тобой…

Ветрянка, жар, пропущенная школа,


отметины зелёнки на белье,

и, будто в крылья тяжкие одета,

ты всё долбишь своё батман-плие,

ещё живая девочка-Одетта.



* *

*


от мысленнаго волка звероуловлен буду.

Иоанн Златоуст


Переплетенье веточек и вен,

чащобная тревога средостенья

и зверя затаённого смятенье:

звероуловлен или сокровен?..


Он гнев и голод — волчье естество,

суть нутряного рыка: аки зверь я!..

Он щерится в просветы межреберья —

ни выпустить, ни удержать его.


И в немощи ему не присмиреть,

а в силе — темнота его кромешна…

Пускай умрёт, и волку — волчья смерть.

От одиночества, конечно.



* *

*


О чём ещё не сказано? О чём?..

Верней — молчать да поводить плечом.

С какой отвагой, с горечью какою,

не предавая Евы естество,

всё ж уходить и разрывать родство

простое, бессловесное, плотское.


И непосильно сердцу и уму —

то Бог сказал: и к мужу твоему…

ещё неотбытое наказанье.

Как некое нежнейшее зверьё…

То Бог велел: …влечение твоё.

Желание, сближение, касанье.


О чём ещё — о смысле, о душе? —

и не о чем, и незачем уже.

Но, избежав словесного мельчанья,

иное — невмещаемое! — «Ты»

рождается из рыбьей немоты,

из глубины отчаянья, молчанья.


Я не держу… Я отхожу ко сну —

плотвица, заглотившая блесну,

царь-рыбица нездешнего улова.

Уже не сожалея ни о ком,

неведомым ведома Рыбаком

на волоске, на тонкой леске слова.

Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация