Байгалиев Азамат Ерсаинович родился в 1985 году в городе Зыряновск Восточно-Казахстанской области (Казахстан). Окончил Евразийский национальный университет им. Л. Н. Гумилева (Астана) по специальности «журналистика». Работал обозревателем газеты «Казахстанская правда», редактором газеты «На страже», экспертом Администрации Президента Республики Казахстан, редактором информационных порталов BNews.kz и El.kz. В настоящее время — первый заместитель главного редактора республиканской общественно-политической газеты «Свобода Слова». Публиковался в казахстанских литературных журналах «Аманат», «Простор», «Нива», а также в альманахах «21 рассказ писателей Казахстана» (Алматы, 2007), «Проза в сети» (Алматы, 2013), «Антология современной казахстанской научной фантастики. Том II» (Алматы, 2012). Лауреат международного молодежного литературного конкурса фантастических рассказов «Байконур» (Астана, 2011), победитель литературного конкурса современных жанров «Багдар» газеты «Известия-Казахстан» (Алматы, 2007), лауреат премии Международного клуба им. Абая (Усть-Каменогорск, 2007), дипломант фонда Чингиза Айтматова за вклад в развитие молодежного движения в области литературы и журналистики (Москва, 2006). Живет в Астане.
Азамат Байгалиев
*
ДОБЕЖАТЬ ДО РАДУГИ
Рассказы
В ПУТЬ
На распутье собрали ветки, разожгли костер, присели, закурили. Был вечер, аул остался за спиной, но приятный дымный аромат с теплых осенних полей еще провожал двух путников, покидавших родные края.
— Ты все уже для себя решил? Может, еще не поздно? — первым заговорил сын.
— Мы обсуждали это всю ночь. Теперь уже поздно. Ты знаешь, — ответил отец.
— Неужели они не обойдутся без тебя? Ты ведь уже давно не с ними.
— Они меня призвали. Значит, я им еще нужен.
Помолчали, докурили, подбросили новых веток.
— А ты? — продолжил отец давно начатую тему. — Тебя ведь никто не призывал. Отсиделся бы дома, за матерью присмотрел.
— Не могу. Прости.
— Понимаю.
Вновь помолчали.
— Хоть бы учебу закончил там. А то учили тебя с матерью, учили…
— Наверное, не будет времени. Но если вернусь, обязательно закончу. И женюсь.
— Если вернешься… Невесту уж, небось, присмотрел? — лукаво прищурил глаза отец.
— Да нет пока, — улыбнулся сын.
— И правильно. Нечего девочек зазря обнадеживать.
Оба нахмурились, вытащили по новой. Закурили.
— Меня должны перебросить на юг. Так что думай сам. — Отец начал потуже зашнуровывать заплечный мешок. Табакерку же он всегда держал в левом кармане.
— Стало быть, я на север подамся, чтобы с тобою случаем не столкнуться.
— Да, наверное, так будет лучше. Хотя по мне, так ты бы лучше никуда не подавался.
— Мы же договаривались.
— Знаю, знаю.
Оба поднялись. Постояли.
— Ну что, сын, в путь?
— В путь.
Крепко пожали руки, обнялись. В последний раз окинули взором окрестности и пошли по разным дорогам. Отец — на юг, сын — на север. Где-то далеко от этих краев начиналась Гражданская война.
ДОБЕЖАТЬ ДО РАДУГИ
Если знать, когда и где расцветает радуга, то можно добежать до этого места и загадать свое самое сокровенное желание. Даник, к примеру, загадал, чтобы на его день рождения мама приготовила большой клубничный пирог, Аська пожелала, чтобы папа не бил маму по голове, потому что после этого мама долго лежит на кровати и плачет, а я…
— Я хочу, чтобы была война.
Даник посмотрел на меня так, будто я с ума сбрендил, а Аська жалобно заскулила.
— А чего? Повоюем, помашем палками, станем героями! Прикиньте: «Генерал Даник! Срочно перебросьте третью танковую на западный фронт!» — Я гордо задрал голову и представил стоящего пред собой Даника, большого и грозного. — «Генерал Аська! Ждите подкрепления! Генерал Даник уже двинул свои армады вам на помощь!..»
— Не хочу-у-у, — захныкала Аська, слезы градом западали в родник и развеяли мои образы.
— Не хнычь! — Я с тоской посмотрел на радугу и повернулся к Данику. — Говорил же тебе, не будем ее брать, она мне всю войну испортила!
— Да ладно, она же девчонка…
— То-то и оно, что девчонка. А я ей еще генеральское звание дал, дурак. Все, перевожу тебя в рядовые, Аська. Будешь маршировать и песни в походе петь. Ты ведь у нас хорошо поешь?
— Не хочу-у-у… Тогда папу воевать заберут — Аська продолжала настаивать на своем и портить мои мечты.
— Ой, Аська, ну ты подумай, папу заберут, зато он твою маму бить не будет. — Я был доволен ходом своих мыслей и считал, что именно этот довод сломит Аськин дух и переведет ее на мою сторону.
Ася призадумалась, но потом решительно замотала головой.
— Нет, пусть уж лучше он ее бьет, чем уйдет на войну…
— Все, ты меня вывела из себя, я понижаю тебя до медсестры, и это мой окончательный приказ. — Я посмотрел на Даника в поисках поддержки, но тот неуклюже топтался на месте и не выражал особой радости.
— А может, пойдем домой?
Я совсем уж уныло вздохнул и махнул на них рукой.
— Эх, зря я вам радугу показал…
Мы молча отправились по тропинке домой. Позади осталась радуга, весело играющая семью своими цветами, Аська хныкала, но уже собиралась угомониться, Даник задумчиво пинал сухие ветки и изредка оглядывался на меня.
— Кстати, Даник, с днем рождения, — попытался поднять я моральный дух товарища.
— Спасибо, — ответил Даник, замедляя шаг.
— О чем думаешь?
Он приблизился ко мне вплотную и тихо прошептал, чтобы Ася не услышала:
— Знаешь, я не хочу, чтобы мама готовила сегодня клубничный пирог.
НОВЫЙ СНЕГ
1
Этот мир ничем не отличался от любых других. Он был приплюснутым и летел вверх ногами над звездным морем в лапах пурпурного птеродактиля.
В нем умирали и вновь рождались бледно-зеленые и лимонно-желтые леса.
Здесь также безразлично, как и везде, реки впадали в озера, а озера выплескивались за край земли.
Даже в живности природа не проявляла фантазии. Пролетит букашка, пробежит по колючим зарослям дикий зверь; проснется, махнет беспокойно крылом однозубый дракон — и снова наутек. Удивляться нечему.
Наравне с букашками драконы — вымирающий вид. Их уничтожили ленивые герои. Вместо полезных дел лучшие мужи в самом расцвете сил на протяжении целых десятилетий гоняли старых ящериц по горам. Когда драконов осталось мало, их по требованию Всемирной организации охраны драконов стали отпускать ранеными. Теперь эти животные не только старые, однозубые и замученные постоянными погонями, но и хромые, одноглазые, одноногие и... Ну, в общем, понятно.
По мере уничтожения живности у людей рос интерес к цивилизации. Это проявлялось в строительстве крепостей, изготовлении доспехов, ковке мечей. Особенным раздражителем для цивилизованного человека стал «цивилизованный сосед».
Все громче раздавались крики о том, кто здесь цивилизация, а кто и, прямо скажем, варвар последний. В этой священной битве никто уступать не хотел. Мы, говорили, не за деньги боремся, не за золото, не за земли, не за женщин, а за святую правду, выстраданную огнем и мечом, выращенную потом и кровью.
Эта история произошла во времена расцвета цивилизации в одном из небольших городков.
Городок как городок, ничего важного. Улочки не мощеные, ставни в домах прочные, на случай, если соседняя цивилизация осмелится напасть, садики неухоженные, персиками, как бывало в «дикие времена», не заваленные. На многих домах вьется черная ленточка — признак смертельной преданности семьи устоям цивилизации.
В городе взрастало новое поколение таких брутальных героев. Молодые, полные сил, готовые свершить законную месть. Они рождались в шлемах на голове и с непокорным кинжалом в руках. К войне герои готовили себя с детства. Ни дня не проходило без мыслей о том, как несутся они на боевых конях, как сметают все на своем пути, как земля дрожит от их стремительного бега. Их, без сомнения, ждала слава и смерть. А что еще человеку культурному надо?
Но в семье не без урода. Среди волков и заяц найдется. И среди шампиньонов в салате поганка спрячется.
Нашелся такой и в городе. В свои шестнадцать лет он — ни в стремя ногой, ни в зуб соседу. Слабак и бездельник без будущего. Фюлософ. Хлюмлик. Изубрютатель. Сидит в подвалах и в ус не дует. На женщин не смотрит. В кулачных боях не участвует. На соседа с вилами не ходит. Варвар, дикарь и еретик.
Последний его позор видел весь город. Слезы наворачивались от смеха у стариков, хохотали молодчики, звонко смеялись дети. Ржали, как бешеные, даже лошади, на которых парня везли к костоправу.
— Спрыгнул... с башни астронома! — веселились прохожие.
— Натянул простыню на спину! — поддерживали радость постояльцы дорожной гостиницы.
— Пока падал, махал фанерными крыльями! — делился впечатлениями извозчик.
— Как не убился? — недоумевал костоправ.
Но, к сожалению, радовал фюлософ не часто. Все раздражал в основном. К примеру, затащит на чердак трубу — и в небо пялится. Всю ночь сидит, сидит, а потом вдруг как ляпнет: «Не одни мы, — говорит, — во Вселенной». Птеродактиль тебя подери! Это и без трубы ясно.
Недопонимал слегка народ изубрютателя, недолюбливал. К войне надо готовиться, а он все «изубрютает» никому не нужные вещи. То стекло у него загорится холодным пламенем, то смесь темная без огня дым напускает.
Последней каплей стала его издевательская бумажка — трактат: «Пара мыслишек о перспективах цепной реакции деления тяжелых ядер». Работа не просто бесполезная, а даже губительная. Горожане не знали, почему, но чувствовали это нутром.
В общем, решили чудака проучить. Терпеть и так силы не было никакой, а тут этот трактат еще... Стали народ собирать, молва пошла из дома в дом.
2
— Ой, что-то не спокойно мне на душе, отец. — Девушка взволнованно одернула занавеску и посмотрела на улицу. — Куда это народ в сумерки-то собрался, а?
Отец отодвинул от себя чашку с супом и лениво зевнул.
— Да так, дочка, читатели трактата буянят. Решили чудака нашего проучить как следует. И поделом. Не будет теперь к заду моей лошади никакой солнечный аккумулятор цеплять. И откуда только он такое слово выдрал, тьфу!
— И что, будут сильно бить, да? — Дочка недоверчиво посмотрела на соседский дом.
— Будут, а как же? Может, и вовсе забьют. — Отец снял тяжелые сапоги, завалился на кровать. — Костоправа бы вызвать, да он с 9 до 6 работает. Ночные звонки в свой колокол не принимает, говорят.
Но дочь не отставала:
— Помочь парню надо! Предупредить хотя бы! В колокол звякнуть! Он ведь не подозревает ничего!
— Так он, говорят, целыми сутками в подвале своем сидит, там колокол не ловит, — махнул рукой отец. — И вообще, родственница ты ему, что ли? Или сочувствующая сторона? Сиди-ка ты, дочка, лучше дома и не высовывайся. Чему быть, того не миновать. Поделом бездельнику. Когда он по городу идет, лошади до сих пор в стороны бросаются и зад прячут. Всех он держит в страхе, понимаешь?
— Напрасно ты так о нем... Я с ним разговаривала, было дело. Он вовсе не плохой, как всем кажется. Он даже спутник хотел в космос запустить...
— Чего?!
— Не знаю, не поняла, но он чертежи какие-то показывал, там кругляш такой был с тремя палками, на луковицу похож. Он хотел, чтобы с помощью него наши колокола даже и в степи, и в лесу дремучем были слышны... В общем, понять его просто надо.
Отец встревоженно соскочил с постели.
— А ты с ним глупостей каких не натворила? А ну признавайся!
Девушка опустила глаза.
— Сглупила один раз я — на крутом бережку выслушала его лекцию про стволовые клетки от начала и до конца. Голова болела потом до самого вечера. Пришла домой, не поевши, сразу спать улеглась, да только к утру заснуть-то и смогла — так меня мысли переполняли всякие. Про клетки, про ядра, про костный мозг, про пересадки органов...
— Дела-а-а, — протянул удивленно отец. — Фюлософствование твое к добру не приведет. Это похуже греха любого, точно знаю. Это некромантия, черт бы ее побрал! Органы он собирается пересаживать! А может, он еще и голову в банке заставит говорить? Или пилюлю придумает, чтобы мир другим казался? Чушь! Ты уж, Мария, послушай хоть раз старика. Я ж ведь добра тебе желаю, не иначе. — Он быстро успокоился, потянулся и лег обратно.
— Ну что за времечко пришло. — Девушка быстро набросила платок и кинулась во двор. Под ногами звучно захрустел залежавшийся с самой осени снег. Грязный от застоя, он уже давно не радовал глаз своей неповторимой белизной и легкостью.
Торопливо перебежав улицу, Мария оказалась у ворот «изубрютателя». Как странно, подметила она, с каждым разом здесь что-то меняется. Ворота становятся все тоньше, но прочнее. В правом углу регулярно появляется рисунок какого-нибудь надкушенного фрукта. Сегодня это была объеденная груша. Колокол менялся почти каждый месяц. Теперь он походил на черно-белый сплющенный инструмент с несколькими «языками», играющими незнакомую музыку. Другими на дверях становились даже замочные скважины. Теперь они были очень узкими, такими, что ключи от иных дворов даже попасть не смогут.
В общем, другую форму принимало буквально все.
«Не то что во всем городе — каким был он при матери моей прабабушки, таким и остался. И еще тысячу лет простоит в захолустье, если не будет перемен. Наши сердца требуют перемен!» — в голове у девушки зазвучала странная мелодия, но быстро забылась.
3
Вдоль забора, на цыпочках, дабы не задеть какую-нибудь кошмарную железяку, девушка пробиралась дальше. В доме свет не горел, стало быть, хозяин сидел в своем мрачном подвале, куда, по слухам, даже не доходил звон колоколов.
— Эй, ты чего там? — Мария осторожно заглянула вниз, где царила полная тьма.
Среди разных колб, сосудов и прочего приспособления сидел паренек. Глаза широко открыты, но взгляд невменяем совсем, словно и не в этом мире вовсе. Девушка, уже посмелев, спустилась и присела рядом.
— Осоловел, что ли? — Она помахала рукой перед его лицом, однако тот долгое время не реагировал. — Да опомнись же ты наконец! Трактат о «тяжелых ядрах» ты написал?
— Ну я. Но меня другие проблемы волнуют, Мария, — опомнился наконец он.
— Какие могут быть «другие проблемы», когда благодарные читатели уже в двери твои ломятся? — Мария беспокойно посмотрела наверх, откуда доносились горластые выкрики местных «актювистов».
— Я разочарован. У меня есть подозрение, что мои идеи не приживутся в этом мире, — продолжал свое изубрютатель. — Вот, например, вчера я в столицу ходил, к алхимикам да звездочетам главным. Но как им, скажи мне, пожалуйста, показывать схему Вселенной, когда они еще спорят о том, в чьих лапах летит Земля — пурпурного птеродактиля или сизого археоптерикса?!
— Софи?
— Что?
— В чем она летит на самом деле?
Иосиф долго смотрел на девушку, словно пытаясь понять, искренне ли она говорит.
— Ни в чем она не летит, — с трудом ответил он. — Висит в космосе, в далекой-далекой от центра галактике, вдали от черных дыр и основных межгалактических маршрутов.
Мария кивнула, хотя и не ничего не поняла.
— ...И живут на нашей планете люди, которые не хотят никуда развиваться, а стоят лишь на месте — все воюют без конца, воюют... Им бы вперед мчаться, в космос двигать да панорамы Марса снимать, а они... э-эх, не сдвинуть мне стены упрямые, не снести ноши спасителя.
Мария испуганно вздрогнула от жутких криков, доносившихся с улицы. Толпа не на шутку разошлась — стали слышны удары топоров о стальные ворота.
— Не беспокойся, — грустно улыбнулся Иосиф. — Титановый корпус, сенсорный замок... Не повредят.
Весь погреб задрожал от топота тяжелых сапог. На этот раз девушка вскочила со скамьи.
— Во двор ворвались, — прошептала она и вновь взглянула на парня. — У тебя и подвал такой же «сенсорный», что по мановению одной руки так быстро чужакам открывается?
4
— А ты не веришь в будущее сенсорных технологий, да? — задал встречный вопрос Иосиф и, не дожидаясь ее ответа, бросился наверх. — Идем скорее, пропустишь самое интересное!
Она побежала за ним.
— Постой же ты, сумасшедший!
Мария побежала по лестнице и, миновав последнюю ступень, застыла в изумлении. На дворе стояло такое! Железяки Иосифа чудесным образом ожили и принялись гонять народ из угла в угол. Из проруби выбралась страшная мерзость с трубками, из которых сильным напором била струя ледяной воды; небрежно отодвинув девушку от двери, из погреба выкатили две уродливые установки — одна плевалась гнилой картошкой, а другая изрыгала из себя краснокочанную капусту.
Посреди всего этого безумия стоял изгой, гений, «изубрютатель» и, как теперь уже стало всем очевидно, черный колдун. Он стоял и громко смеялся над тем, как эти храбрые воины бегут от поливочной установки, домашнего комбайна и гнилокартошечного метателя. Совсем скоро весь двор опустел, за воротами некоторое время шуршал писака из «Ночного дозвона», но и он вскоре исчез. Иосиф с тоской вздохнул, вытянулся, обернулся назад... за спиной стояла Мария.
Они смотрели глаза в глаза. В черных глубинах отражались легкие пушистые снежинки, падающие медленно и осторожно. Они еще такие нерешительные, но уже такие красивые и совершенные. Это шел новый снег. Он закрывал собою старый, серый от времени, но ложился на него так, чтобы все знали — никто не забывает прошлого. На нем учатся, его уважают, но уже никогда не делают старых ошибок.
«Также и у людей, — блеснуло вдруг в голове Иосифа. — Мы погрязли в войне, нам нужен новый снег. Нам нужен человек, способный изменить мир. Такой, к которому мы будем стремиться, кого будем уважать и любить всем сердцем. Нам нужен идеал».
— Ты словно ангел, — сказал он Марии.
— Тебе только кажется, — нежно улыбнулась она, и от улыбки этой душа его вспыхнула пламенем озарения.
Он взял ее за руку и куда-то повел.
— Куда мы идем? — спросила девушка.
— Мне нужно твое ДНК, — как ни в чем не бывало ответил Иосиф. — Совершенное, как ты.
Она растерянно остановилась.
— Не думаю, что это получится.
— Почему?
— Потому что мы не любим друг друга, а приличные люди ДНК на каждом углу не раздают. — Голос ее задрожал, и Иосиф вдруг понял, что она боится.
— Да не бойся ты, поделишься двумя волосками и каплей спинномозговой жидкости — делов-то! — улыбнулся он. — Идем, я все тебе покажу!
Иосиф мчался вдоль длинных столов, заполненных цветными жидкостями. Сосуды летели в стороны, разбивались, со стен падали свежие карты Римской империи, Соединенных Штатов Индейцев, Татуина и Корусанда.
— Смотри, Мария! Это мой новый аппарат. Я назвал его в честь второго эпизода войны в одной далекой-далекой галактике — Клон. — Иосиф взял ее волосок и аккуратно положил в аппарат. — Я, кажется, знаю, как мы назовем нашего ребенка...
— ...Иисус, — прошептала Мария.
— Иисус? — отозвался Иосиф. — Странно. Я хотел назвать его Люцифером. Но пусть будет Иисус. Тоже красиво.
На дворе разыгралась метель. Свежий ветер расправил широкие крылья и понесся по свету. Снегом заметало дороги, дома и целые города. Пурпурный птеродактиль, что держал этот мир в своих цепких лапах, растворился в космическом мраке. Голубая планета свернулась в клубок, озера перестали выливаться за ее края, последний дракон издал предсмертный рев. Время в далекой-далекой галактике перевалило за ноль.
ПЬЕСЫ РОЗОВЫХ ТАРАКАНОВ
Актер 1: Не показалось ли вчера мне, что это вас свирепый нож так буйно пригвоздил к постели?
Актер 2: О, нет, не нож ковал мою судьбу.
Актер 1: Так что же?
Актер 2: Чума, мой друг, коварная чума! (И вы ей, между прочим, заразились!)
Смех в зале. Занавес. Аплодисменты.
— Милый мой Алмас, это успех! Невиданный успех! Такого наш театр не знал уже лет десять! — Директор забежал в кабину, где автор пьесы, утомленный от волнения, отдавал долги Морфею.
— Что? Где? Какой успех? О чем вы, господин директор? — Алмас продрал глаза и с радостью услышал шелест денег.
— Вы просто гений! Вы поэт, маэстро! Да вам уже сейчас публика готова гимны петь! Какой шедевр! Где вы только взялись на нашу голову?
— Я самоучка.
— Да, побольше бы таких людей земля рождала! Самородок! Титан мысли! Вот ваши деньги. Между прочим, по театральным меркам это очень солидный гонорар. Другие вам такого точно не дадут.
— Неужто?
— Уверяю! Обманывать людей — не мой талант. Быть может, это скверно для меня, но я, увы, не мастер лжи и шарлатанства!
Их было двое, и они были розовыми. Еще отвратительнее, что они питали друг к другу нежные чувства. И не стеснялись выставлять их напоказ. В однокомнатной квартире, где ютился Алмас с двумя на редкость одаренными соседями, спрятать глаза и уши совсем не удавалось, и каждую сцену невольный свидетель пропускал через сердце от начала и до конца.
Вид совокупляющихся тараканов приводил молодого драматурга, писателя и журналиста в неописуемое состояние безысходности.
Но ничего поделать хозяин двадцати квадратных метров в многоэтажном доме по улице Чайковского не мог. Он бесплатно сдавал им жилплощадь, они писали для него рассказы, пьесы и статьи.
В эту ночь квартиранты не спали. Они сидели на кухне, у открытого окна, курили вонючие сигареты и вели дискуссию о жизнеспособности бартоновских теорий. На столе стояла бутылка крашеного вина, рыбные консервы и полбуханки хлеба. Как только входная дверь открылась, четыре уса антеннами уставились на Алмаса.
— Ну, как? — спросил один из них.
Поэт презрительно фыркнул и направился в комнату.
— Грубиян, — раздалось ему вслед, после чего прерванный диалог продолжился.
Алмас едва не задохнулся от продолжительного кашля. Лег на кровать. Снимать обувь сил не оставалось, и он побрел в беспамятство с тяжелой ношей на ногах…
Правда, путь оказался недолгим. В три ночи захмелевшие тараканы разбудили соседа и потребовали выпивки в честь премьеры. Когда хмурый драматург выбирался в подъезд, они громко цитировали Хайяма, по самый пояс выпадая из окна. Последнее, о чем реально успел подумать Алмас, — не забыть купить тараканьего яду.
Утром неприметный Алмас проснулся чуть более известным, чем вчера. Но голова раскалывалась хуже, чем когда-либо. Единственным приятным ощущением было ожидание от предстоящего прочтения свежей прессы. Протерев глаза и переступив через лежащие на полу розовые туши, молодой драматург направился прямиком к выходу.
— Пиво захвати, — раздался за спиной раздраженный скрип.
«В Театре сатиры и юмора состоялась премьера пьесы юного Алмаса М. Весьма сдержанная столичная публика на этот раз проявила благосклонность к начинающему автору и проводила его „Забавные картины жизни города” аплодисментами», — гласила заметка на последней полосе газеты «Дневное время».
То, что днем это «время» восхваляло, в ночном выпуске по обыкновению оскверняло. Так что Алмас, насладившись теплыми «дневными» строками, «Ночное время» твердо решил не покупать.
«Несмотря на молодость, автор сумел задеть душевные струны любителей высокого искусства. Герои его произведения весьма неоднозначны, но удивительно притягательны», — гласила более развернутая информация во «Всей правде». К счастью, «Вся правда» выходила только раз в день и обычно не меняла ранее избранную сторону. Так что драматург взял с себя обещание полистать газету пару недель — вполне возможно, автор материала вернется к его «Забавным картинам...»
Еще три или четыре издания одинаково лестно отозвались о тонком чувстве слова Алмаса, и их служитель музы «съел» не приходя в сознание, витая где-то за далеким горизонтом.
Пока очередь не дошла до «Культурного обзора». Вот уж когда дарованию пришлось пожалеть о поспешности своих выводов! Чертовы «культуристы» втоптали в грязь его уже вошедшие в анналы мировой драматургии «Забавные картины...», обвинили без двух минут великого автора во второсортности и пошлости идей.
«Конечно, откуда молодому Алмасу М. знать о реалиях и механизмах нашего сложного мира», — иронизировал обозреватель уважаемого в среде интеллигенции издания.
Алмас взял три бутылки копеечного пива и вернулся домой. Больше в этот день дверь маленькой квартирки не открывалась.
Двадцать две минуты и сорок восемь секунд строчили гениальную статью в «Культурный обзор» розовые тараканы Алмаса.
Пламенно и решительно молодой драматург заявлял в ней о необходимости разрушить до основания закостеневшие литературные ценности, дать дорогу новым поколениям, чтобы те смогли привить обществу другие идеалы.
Любовь и ненависть давно перестали интересовать людей, им подавай тайну, глубокую самоиронию, чувственный секс. И юные таланты способны вдохнуть в одряхлевшее искусство жизнь. Почувствуй ритм города, слейся с ним в экстазе, и поймешь, насколько близок человеческий рай, — неистовствовал Алмас, не щадя каноны.
Сам Алмас, надо сказать, плохо вчитывался в написанный под его именем текст и ехал в редакцию «культуристов» с одной целью — отомстить ненавистным экспертам, запятнавшим его репутацию, победить их же оружием — беспощадным словом и безальтернативной логикой.
В редакции звезду драматургии встретили со сдержанным интересом. Некто Бижон Яшевич, архитектор той самой клеветы, приветствовал нежданного гостя сидя, при этом не проронив ни звука. Всем видом Бижон Яшевич демонстрировал чрезвычайную занятость, хватался то за перо, то за телефонную трубку, судорожно искал белые листы бумаги. И только когда понял, что назойливый пришелец не покинет его офис, сдался и посмотрел ему в глаза.
— Вы что-то хотели?
«Спросить с вас за обман!» — готовил пафосный ответ смелый Алмас.
Но вместо этого из горла донесся несусветный писк, мол, он тот самый автор «Забавных историй...», что прочитал мимоходом нелестный отзыв и не совсем согласен с ним, что готов поделиться своими мыслями относительно будущего мирового искусства и так далее.
Когда жалкий поток на редкость слабых предложений наконец остановился, Алмас понял, что ошибся и навсегда потерял собеседника. Бижон Яшевич вернулся к своим книгам, успев пробубнить что-то обидное.
Разочарованный драматург оставил свои записи на вершине бумажной горы и направился к выходу. На короткий миг из-за спины Бижона Яшевича показались две розовые антенны. Как ни странно, через месяц статья перспективного прозаика и эссеиста вышла на первой полосе «Культурного обзора». Правда, за подписью Бижона Яшевича.
К старому Бижону муза приходила в розовой накидке. Иногда от нее пахло спиртным, при этом ни лица, ни голоса мэтр журналистики запомнить толком не мог. Каждый день она нашептывала ему о старости и склерозе и что она могла бы помогать ему, немощному старику, творить шедевры.
Настойчивость розовой девы несколько смущала обозревателя с сорокалетним стажем. Однако после недавнего события на премьере одного долгожданного спектакля жизнь журналиста изменилась впервые за многие годы.
Тогда он, засидевшись со старинным другом в театральном кафетерии, немного перебрал вина. «Ангелы любви» пронеслись на сцене как сон, а утром мэтр понял, что не помнит ровным счетом ничего.
Проблемную ситуацию спасла она, его прекрасная муза с тонкими усиками-фибрами. На столе, к удивлению Бижона, лежала готовая критика на вчерашнюю премьеру, с характерными для него, Бижона, колкостями в отношении подающих надежду писателей, постановщиков и драматургов. От справедливой оплеухи не спаслись даже гримеры с осветителями — сцена признания в любви выглядела уж слишком неживой, пластмассовой, актеры казались жутковатыми, романтика ушла вместе с косым лучом забытого прожектора.
Старику оставалось только принести рукопись за собственной фамилией в редакцию. Что он благополучно и сделал. На следующее утро совет редакторов отметил седовласого Бижона за свежесть материала и наградил двойным гонораром. Надо ли говорить, что до премьеры «Забавных историй...» Бижон так и не дошел.
На закате карьеры мэтр почувствовал радость легких денег.
ХРОНОВЫВЕРТ
Все, что существовало от начала мира, существует и сейчас.
Г. Ф. Л.
Сорокаэтажное здание-труба Университета воткнулось в вечно дождливое небо Астаны. Мне показалось, что кобальтовый небоскреб вот-вот готов переломиться от беспросветной тяжести нависших над городом туч.
Я не хотел сюда возвращаться из-за пустяка. Тащиться тысячи километров, чтобы послушать рассказы хронопутешественников, не входило в его планы еще 20 часов назад. Вместе с женой и детьми мы собирались провести солнечный воскресный пикник в Центральном парке, покормить маленьких мамонтов и покататься верхом на птицах Моа.
За мгновение пути от служебной машины до парадного входа его светлый летний пиджак успел намокнуть и потемнеть. У дверей ждал мужчина средних лет в черном костюме.
— С возвращением в Казахстан, — дежурно улыбнулся я. — Меня зовут Чингиз, я заместитель руководителя Центра хроноэкспериментов.
— Прошу прощения, над Атлантикой творится шторм века, — извинился я.
Прозрачный лифт не избавил от тоскливой картины — на уровне 40-го этажа дождь продолжал ожесточенно хлестать по стеклу и металлу. Вот почему я изначально был против заявки Казахстана на проведение собственного эксперимента — отвратительная погода даже в разгар лета.
Сорок три из семидесяти удачных хронопутешествий прошли на территории Северной Америки. Так почему бы не продолжить эту замечательную традицию вплоть до скончания времен? Впрочем, жена говорила, что на выходные и в Нью-Йорке ожидается невиданный ливень.
В таком случае посидели бы в ресторанчике на соседней улице, выпили красного вина, поздравили малышку Аружан с пятилетием. Все лучше, чем сидеть здесь и впустую расспрашивать не пришедших в себя хроникеров. В конце концов, отправку отчетов по электронной почте еще никто не отменял. Как и режим селекторной дискуссии.
Мы вошли в небольшой, освещенный холодными лампами конференц-зал, где за круглым столом собрались двенадцать человек — представители международных организаций, ученые, чиновники из казахстанского правительства.
— Спецпосланник ООН по особым экспериментам Арман Далел, — представил меня Чингиз, и я занял место по левую руку от председателя Комиссии.
Относительно незнакомыми были лишь двое — председатель Ержан Нуртаза, вице-премьер правительства Казахстана, с которым я несколько раз говорил по видеосвязи. И новоявленный нобелевский лауреат Камал Абдрашитов, теоретически доказавший возможность обратного флэшбэка — флэшфорса. То есть не только временного перехода сознания из будущего в прошлое, но и из прошлого в будущее. Раньше мы были как минимум уверены, что «вспышки будущего» неосуществимы. Впрочем, до практических решений еще очень далеко.
— Уважаемые участники экстренного совещания, спасибо, что так быстро прибыли в Астану, — зачитал дежурное приветствие председатель. — Согласно резолюции ООН от 8 февраля 2044 года, все заслушивания заседаний по хронопутешествиям записываются и направляются в штаб-квартиры ООН, НАТО, Евразийского союза, Европейской конфедерации, Северо-Американского союза, Восточно-Азиатского сообщества и Арабской лиги обороны. Я предоставляю слово уважаемому ученому, лауреату Нобелевской премии Камалу Абдрашитову — инициатору нашей встречи.
Голос сухого старика сильно дребезжал, ученый запинался, его английский меня раздражал. Быть может, виноват затянувшийся перелет над сошедшим с ума океаном? Время десять утра. Лучше бы я нежился в своей постели вместе с женой. Или с опережением отмечал в баре с коллегами день рождения дочери. Голова отказывалась работать, речь казахстанского гения казалась бессвязной. Я даже стал сомневаться в справедливости выданной ему награды.
— …Особо хотел бы отметить, что первая группа выполнила все задания и установила точную дату падения Трои — 1164 год до нашей эры. Это важное научное открытие, которое поставит точку в давнем историческом споре...
Вообще, флэшбэк — идеальное название для процесса, который переживают путешественники во времени. Их сознание закидывается в примерную хроно- и геоточку. Учитывая неидеальную работу электроники и тот факт, что известная нам история лжива на всех витках развития, угадать точное место появления странствующего разума невозможно.
Именно поэтому версию об отравлении Гефестиона подтвердили китайцы, которые вообще-то планировали восстановить точную внешность Цинь Шихуанди. А японцы вместо поиска потерянных произведений Басе были вынуждены смотреть, как празднует свою главную победу в жизни Дантес, ранивший Пушкина на дуэли.
При этом никакого физического воплощения странники не имеют, что, по версии ученых, и в первую очередь Гилберта Морома, который прилетел в Астану из Калифорнии на день раньше меня, избавляет нас от пресловутого эффекта раздавленной бабочки.
Тем временем Абдрашитов продолжал рассказывать о новых открытиях троянской культуры, потом как-то незаметно перешел на вторую группу, посетившую Мексику образца 1963 года. Я едва не рассмеялся, когда понял, какую тайну пытались разгадать казахстанские ученые. И что самое обидное — угадали день и час, но вот с географией немного не повезло.
Потом он говорил о неудачах третьей группы, и интерес к очередной провальной экспедиции, которых насчитывалось уже сотни по всему миру, равнялся нулю.
Игнорируя старика на трибуне, председатель Комиссии почти во весь голос разговаривал с Владимиром Сорокиным из офиса Евразийского союза, обсуждая совместные сентябрьские учения с китайцами в гринформированной долине Гоби.
Гилберт Мором рассказывал старому приятелю и конкуренту из Принстона Эрлу Освальду историю о хроникере, застрявшем на съемках фильма «Глубокая глотка». При этом Освальд почему-то часто кашлял.
Очевидно, спикера слушали только две женщины: звукозаписывающая система «Камена» и секретарша, пытавшаяся по долгу службы занести в свой планшет рваные мысли нобелевского лауреата.
— Месье Камал несколько увлекся теорией, учитывая, что здесь собрались не только ученые, — прервал с вежливой улыбкой затянувшуюся вступительную речь ученого генерал НАТО Арно Симон. — Предлагаю перейти к опросу.
Я облегченно выдохнул — появилась призрачная надежда добраться до Лондона уже этой ночью. Там до утра посижу в пабе, закажу свой любимый глинтвейн с медом, даром что летом, и утром окажусь на борту «Американ Эйрлайнс».
Первыми в зал пригласили двух мужчин — оба были военные сухопутных войск Казахстана в звании майоров. Благодаря их совместному флэшбэку хрономашина установила точную дату падения Трои.
Ребята видели одно из многочисленных сражений под стенами города и сразу же сказали, что ни Ахиллеса, ни Гектора, ни Одиссея определить в кровавом месиве не сумели. После этих слов у меня полностью пропал интерес к перипетиям троянского сражения, хотя историкам, конечно, это путешествие покажется важным.
Никаких отклонений я не замечал, да и не могло быть в этих рядовых походах ничего экстраординарного.
Следом зашла вторая группа — двое мужчин примерно сорока лет и молодая женщина. Они работали в местном университете. Все трое были откровенно смущены и долго не могли начать отчет.
— Ну что, ребята, расскажите нам страшную тайну: кто прострелил голову дона Эрнана в подворотне Мехико в ноябре 1963 года — наконец не выдержал Мором.
Для записи один из мужчин все-таки доложил о цели путешествия и признался, что эксперимент провалился, хотя временные координаты оказались точными.
Как только «мексиканцы» покинули зал, я и все зарубежные гости стали собирать свои папки. Никто не скрывал разочарования — экстренное совещание на деле оказалось популистской акцией Казахстана, буднично пополнившего ряды стран-хроноисследователей. Все это мы могли получить в стандартном отчете с видеоприложением.
— Господа, у нас есть еще один вопрос, — сказал председатель Нуртаза. — Давайте посмотрим на нашего последнего хронопутешественника.
— Это как раз тот человек, о котором я говорил в выступлении, — добавил Камал Абдрашитов, но, судя по выражениям лиц всех остальных, никто об этом не помнил.
Я вновь посмотрел на широкое, на всю стену, окно, куда пялился все предыдущие полтора часа, и тоскливо подумал о том, что в Нью-Йорке, быть может, дождь лить уже перестал. Или по крайней мере не сходит с ума, как здесь. Жена сегодня обещала испечь лимонный пирог с клубничным кремом, и, если все сложится удачно, я его еще успею попробовать.
— Третий ваш эксперимент оказался неудачным. Так зачем же нам его заслушивать и тем более вести запись? — Я обратился к председателю, другие члены Комиссии одобрительно закивали. — Есть соответствующий регламент, который, к счастью, освобождает нас от изучения сорванных проектов.
Вице-премьер перевел взгляд на Абдрашитова, и тот поднялся.
— Я уже говорил сегодня, что он, как бы это сказать, не совсем не удался. — Ученый судорожно искал на столе ручку, чтобы занять неожиданно затрясшиеся руки.
В самолете я читал предварительный отчет из Астаны — единственный участник третьего эксперимента потерял рассудок. Увы, случай не единичный, и от подобных просчетов пока никто не застрахован.
— Вы призываете заслушать сошедшего с ума человека? Это не гуманно, профессор, — ответил я. — Как спецпосланник ООН, я отклоняю ваше предложение и предлагаю завершить наше экстренное совещание.
Абдрашитов покраснел от волнения.
— Заслушать мы его уже не сможем. Но хотя бы взгляните на него!
Не дожидаясь нашего решения, в разъехавшиеся двери вкатили инвалидную коляску. На ней неподвижно сидел молодой мужчина в белом халате с абсолютно седыми волосами. В руках он держал нелепую фигурку «Лего» зеленовато-черного цвета с золотыми и радужными крапинками. Но самыми странными были глаза. Пустые, темно-синего цвета, они как будто отражали бездну. Чудовищную тьму мирового океана, где скрывалось… зло? Морские чудовища? Гигантские кальмары? Какой бред.
— Весьма необычное внешнее проявление хронодепрессии, — прокомментировал Эрл Освальд, проводя ладонью перед глазами несчастного. Тот не реагировал и явно находился в глубоком трансе. — Пожалуй, есть смысл передать его дело во Всемирную организацию здравоохранения.
Я вспомнил, как обещал жене не ссориться по пустякам, но все равно на прошлой неделе мы с ней жестко сцепились. Как всегда, из-за какой-то ерунды. Когда эмоции сходят, чувствуешь себя полным идиотом. Хорошо, что незадолго до вылета мы с ней пошли на мировую. А то поездка могла бы уверенно ворваться в топ самых мерзких командировок.
— Поддерживаю предложение доктора Освальда, — громко сказал я, не слушая и явно перебивая нудные объяснения Абдрашитова.
— В таком случае, всем спасибо. Видеозапись совещания вам передадут наши провожающие, — председатель также куда-то торопился и очень быстро уступил. — Хорошей обратной дороги. Надеюсь, непогода скоро прекратится.
В аэропорт меня провожал Чингиз. Пока я разговаривал по телефону с женой и именинницей дочерью, он всунул мне конверт с флэш-картой. Я поблагодарил его, пожал руку и поспешил в зал ожидания. Чингиз говорил что-то вслед, но я его не слушал — в трубке Аружан спрашивала меня, водятся ли в степи саблезубые тигры.
— …Странно, что вы не обратили внимания на эту аномалию… — Голос Чингиза затерялся среди разговоров десятков пассажиров рейса Астана — Лондон.
Из Хитроу я не высунул даже носа. Добраться до уютного паба Mayflower сквозь ливневую стену, затопившую улицы Лондона, и многокилометровые пробки не было никакой возможности.
— Арман, возвращайся скорее, мы по тебе скучаем, — сказала по видеосвязи жена и добавила: — Сегодня я видела, как спасатели укрепляют береговую линию. Говорят, есть опасность сильного подъема воды. Дожди никак не прекратятся.
Меня на миг кольнула игла тревоги. Казалось, что стоит прилететь домой — и все наладится. Погода восстановится, тяжесть и рассеянность пройдут, настроение поднимется. Но даже там шторм вел себя угрожающе дерзко.
Впрочем, Нью-Йорк, Лондон и Астана — не те города, по которым стоит определять степень природных катаклизмов. Здесь всегда что-то не так с погодой.
Самолет вылетел с двухчасовым опозданием, и в середине пути я нашел в себе силы пересмотреть запись никчемного совещания в Астане. По правде говоря, во время второй чашки кофе мне захотелось сделать выбор в пользу нового римейка «Американского пирога».
…Первыми в зал заседаний вошли Камал Абдрашитов и Чингиз. Нобелевский лауреат не скрывал волнения и для пустого помещения говорил слишком громко:
— Они будут обязаны выслушать меня! Ты же своими глазами видел, что датчики показали «тень».
— Это мог быть обыкновенный сбой, — корректно заметил Чингиз. — Мы понимаем ваше желание на практике доказать теорию флэшфорса, но в реальности на это уйдут десятилетия.
Постепенно Чингиз рассаживал всех членов Комиссии. После пяти минут молчания председатель попросил набрать мой номер телефона.
— В 12:30 у меня совещание у премьера, я не могу ждать слишком долго, — пояснил он, и некоторые понимающе кивнули.
Я прокрутил неловкий момент ожидания спецпосланника ООН и приветствие вице-премьера, которое я почему-то в тот день слушал очень внимательно.
По записи стало понятно, что Мором начал травить анекдоты уже в начале доклада Абдрашитова про «мексиканскую» экспедицию. Освальд посмеивался в кулак, а иногда отворачивался, не в силах сдерживать смех, и делал вид, что кашляет.
Еще один известный ученый — Карл Брант из Берлинского университета — занимался своей работой, уткнувшись в планшет, и старался не обращать внимания на все происходящее вокруг.
Тем временем представитель Лиги арабской обороны — мужчина в белой кандуре — тихо разговаривал по золотому телефону, давая короткие команды и кивая собеседнику из Саудовской Аравии на другом конце видеосвязи.
Когда Абдрашитов перешел к третьему вопросу, в зале стоял безразличный гул. Слова ученого терялись среди реплик членов комиссии.
— …С участником третьей экспедиции — его зовут Фарид Теримов — сразу началось что-то неладное. Мы планировали забросить его в середину XV века, чтобы установить достоверную дату создания Казахского ханства. Но машина вышла из-под контроля — хроноточку мы потеряли в районе 300 миллионов лет назад…
— …Вы уже успели побывать в долине Гоби? Что там сделали китайцы! Все цветет, везде сады, озера, танку буквально негде проехать!..
— …Всем известно, что флэшбэк возможен только в эпоху разумных людей, обладающих уникальной памятью и мышлением. Именно поэтому никому не удается увидеть эру динозавров. Но у нас есть документальное подтверждение исправности всех систем и корректности показателей вплоть до отметки 300 миллионов лет. И либо теория связи флэшбэков и наличия человеческого разума неверна, что маловероятно, либо разум не обязательно должен принадлежать человеку, и тогда, дамы и господа, мы столкнулись с неизвестным науке существом. Оговорюсь, неизвестным науке, но, возможно, давно принятым религиями. Этот вариант представляется мне фантастическим. И выбор между маловероятным и нереальным вполне очевиден, если бы не еще одно странное наблюдение…
— …И вы представляете, тут она замерла, сидит без дыхания и движения больше двух минут. Он подумал, что ей проткнули мозг!..
— …При возвращении сознания Теримова мы зафиксировали «тень». То есть вместо одного сознания одного физического тела из прошлого вернулся некий раздвоенный разум и уместился все в том же теле. При этом состояние участника экспедиции вполне соответствовало понятию «хронодепрессия» — Теримов пел песни, издавал непонятные звуки, в которых, однако, прослеживалась четкая фонетическая последовательность с преобладанием глухих согласных. Примерно она звучала так: «Пх…»
— …И тут она как выдохнет — «Ааагххх!» Если бы у нашего человека было тело, то он бы обделался в штаны…
— …В редкие моменты просветления его рассудка нам удалось записать некоторые показания. Очевидно, это галлюцинации. Теримов видел разрушенный циклопический город в глубине океана. Посреди источавших зеленую илистую жидкость титанических монолитов спало гигантское существо, похожее на дракона с уродливой головой осьминога…
— Алло, Улье слушает. Я в Астане, на заседании Комиссии… Да, у Европейской конфедерации четкая позиция — Северо-Американский союз должен немедленно освободить аннексированные территории Гренландии. Санкции неизбежны. Переговоры состоятся завтра в Москве…
— …Появление хронопутешественника разбудило сон разума чудовища, и оно, как утверждает Теримов, установило с ним ментальный контакт. Это был не диалог, а скорее хаотические ощущения эмоционального обмена…
— Месье Камал несколько увлекся теорией, учитывая, что здесь собрались не только ученые, — прервал Абдрашитова знакомый голос с французским акцентом.
Тут я остановил запись и вдруг заметил, что задыхаюсь от волнения. Черт, что это было? Мне немедленно требовалась консультация.
Я схватил трубку со спинки кресла и попросил стюардессу связать меня со штаб-квартирой ООН в Нью-Йорке.
Видеосвязь была очень плохой, изображение моего помощника едва различалось.
— Срочно найди вице-премьера Казахстана Ержана Нуртазу, затем профессора Гилберта Морома. Он должен был задержаться в Лондоне. Потом соедини с генералом Арно Симоном из НАТО. Потом — с моей женой.
Спустя семь минут мучительного ожидания помощник растерянно доложил, что Астана не отвечает и там вообще творится что-то странное. Город накрыл густой туман, через него не проходят никакие сигналы.
Затем на экране появилось тревожное лицо профессора Морома. При этом картинка постоянно исчезала.
— Мистер Далел, увы, я застрял в Лондоне. Здесь творится что-то невообразимое!
— Профессор, вы смотрели запись нашего заседания в Астане?
— Что? Ах, какая глупость была лететь туда в такое глобальное ненастье. Нет, не смотрел. А что там может быть важного?.. Постойте, снаружи аэропорта какой-то странный шум, как будто волна накатывает… О, господи, откуда здесь столько воды?..
Изображение резко замелькало и исчезло окончательно.
Меня охватил ужас, и еще до того, как я сумел взять себя в руки, на связь вышел генерал Симон.
— Алло, месье Далел, у меня очень мало времени. Южная Франция буквально уходит под воду. Говорите быстрее!
— Господин генерал, может ли НАТО нанести ядерный удар по Астане прямо сейчас? — с трудом выдавил я из себя.
— Я вас не понимаю.
— Я прошу вас посмотреть запись нашего совещания!
— При чем тут это? Вы с ума сошли? Желаю вам быстрее протрезветь. Хорошего полета.
Симон отключил связь. Сразу после этого я увидел жену, за ее спиной толпилось большое количество людей с сумками.
— Где ты находишься, где дети?
— Арман, нас эвакуируют вглубь материка. Дети завтракают. Не знаю, почему такая спешка, но я успела взять только теплые вещи.
— Хорошо, держитесь, я скоро буду.
— Арман? Алло, Арман? Я тебя не слышу…
Линия оборвалась. В трубке послышался голос стюардессы:
— Извините, из-за погодных условий все направления недоступны. Приятного полета.
Опустошенный и раздавленный, я уставился в иллюминатор. Там под редкими разрывами тяжелых низких туч впадал в безумие почерневший океан. Гигантские языки волн пытались облизать стальной небосвод. Прожорливые пасти водоворотов раздирали бездну и устремлялись в бездонную глубину. И оттуда, из вечной тьмы, поднимались к свету тени древних исполинов.
СЕЗОН ОХОТЫ
Так день за днем продолжал он просыпаться и плевать в соседний яблоневый сад вишневыми косточками. И не было в его скромной жизни радости более, чем смотреть ночью на звезды.
Звезды те были разные: и красные, и синие, и желтые. Ясными летними ночами они выглядели великолепными, праздничными, улыбающимися и загадочными. Притягательная тайна серебром сочилась по Млечному пути, застревая где-то между ковшом Большой Медведицы и хвостом извивающегося, как лоза винограда, Дракона.
Беседка тогда казалось ему необыкновенно уютной. Он кипятил на кухне чай со смородиновыми листьями и спешил в свою деревянную беседку с открытым верхом.
Сначала он любовался одной звездой, что висела прямо над ним и, казалось, тоже наблюдала за маленьким земным человечком. Потом укладывался в сетчатый гамак, привязанный к двум стоящим неподалеку осинам, и старался объять все звездное небо, раскрывшее перед ним свои драгоценные сокровища.
То было зрелище потрясающее. Не каждому дано было видеть, как горящие метеоры падали в далекий лес, как две странные движущиеся точки вдруг исчезали где-то на подлете к Полярной звезде, как большие прозрачные шары, вращаясь, проносились в ночной тишине.
Когда же жидкие облака нависали над небом или луна улыбалась так ярко, что пред нею меркли далекие светила, человек брал свой любимый плед и уходил спать.
Но самым тяжелым испытанием была для него зима. Он не любил холода и потому никогда не оставался на морозе больше, чем на несколько минут. Зимою жизнь словно бы прекращалась, впадала в спячку под метровыми снежными сугробами.
Вечерами в каком-нибудь окне случайно начинала трепетать кроткая свеча, но тут же гасла, потому что хозяин никак не находил себе места и слонялся по пустым и холодным комнатам безо всякой мысли.
К концу февраля, когда голод в лесах выгонял хищников к опушкам, несколько серых волков подобрались почти к самому дому страдающего от тоски человека.
И тогда, собрав все свое мужество и взяв оставшееся от деда ружье, вышел он на крыльцо. Вспомнив с превеликим трудом одно единственное проклятие, человек попытался обратиться к своим диким гостям по-хорошему: «Эй, зверюшки, а ну-ка, кыш! Это ведь просто некрасиво, когда вы без приглашения врываетесь ко мне!»
Волки тупо уставились на свою дичь, по-прежнему продолжая движение.
«Ах, вы так, негодяи!» — разгневанно прокричал человек, воспользовавшись своим единственным бранным словом. По его мысли, это-то уж точно должно было напугать волков, однако на звериных мордах не появилось и тени испуга. Более того, они все шли и шли, угрожающе рыча при этом и обнажая желтые клыки.
«Вон отсюда, негодяи!» — повторил человек, надеясь, что волки просто не расслышали его в первый раз. Но те шли, не обращая никакого внимания на громкие возгласы человека.
И тогда человек сделал вывод — животные были глухими. Дрожащими руками он поднял ружье, пытаясь показать серым разбойникам, что вынужден применить самые крайние меры. Но тут палец вдруг сам нащупал курок, и ружье выстрелило.
Отдача повалила незадачливого стрелка на крыльцо, зато в стае случился сильный переполох. Растерзав на снегу раненого товарища, они бросились бежать назад, в лес, в лютый голод.
Поднявшись и стряхнув с себя снег, человек вдруг радостно закричал и захлопал в ладоши. Теперь до наступления лета можно будет открыть сезон охоты. Человек мужественно насупил брови, подтянул ко лбу шапку, выпрямил плечи и победно вскинул ружье.
«А летом снова звезды…» — мечтательно подумал он.
Но летом звезд не было. Точнее, они были, но уже не улыбались ласково человеку и не грели надеждой на светлый сон. Впрочем, человек тоже не искал больше в звездах своих друзей. Он вообще теперь редко на них смотрел.
Сезон охоты длился у него от зимы до позднего лета и от ранней осени до самой поздней весны.
СЕКРЕТ ВЫЖИВАНИЯ
Соленый морской ветер мерзко ударил в лицо. По иссохшим губам Баура побежали очередные трещины и разрывы, в стекла подзорной трубы забился мокрый песок. За спиной хныкала от бессилия Линда, еще дальше валялся полумертвый Али. И он хочет жить, мерзавец.
А ведь их всего трое. Трое и несколько квадратных метров этого треклятого острова из песка и глины.
Баур с усилием подобрался к куску доски со смытой надписью «Хан Каспий», обнял ее и потерял сознание. Пришел в себя от звериного чувства приближающейся опасности. И вовремя. Не успел Баур открыть глаза, как на горизонте видимости объявилась рука Али.
С заторможенной реакцией Баур отбил удар подонка и попытался пнуть его в живот. Получилось довольно слабо, но этого вполне хватило, чтобы тот убрался восвояси.
Спустя два часа Али начал новый заход. Только перед этим попытался все решить дипломатическим путем.
— Послушай, Баур, ну будь человеком, не дай умереть другим! — Он даже смог усилить свой голос.
— А почему именно я? — отозвался Баур. — Почему бы не ты или вон… Линда?
— Как Линда?! — закричала в ужасе Линда. — Чтобы два кретина выжили за мой счет? Тоже мне мужики! Джентльмены паршивые!
— Ну ты сам подумай. У меня жена, дети, — запричитал Али. — А Линда все же девушка, как-никак, разве можно? Да нам ведь стыдно потом будет!
— А как меня съедите, так ничего, да? — хмыкнул в ответ Баур, и оба вновь начали возиться на песке. Через пару минут они расползлись по своим местам.
К полудню солнце запалило с особой жестокостью, и жажда становилась невыносимой. Линда аккуратно подобралась к Бауру.
— Ну можно мы тебя съедим, а? — умоляюще спросила она. — Я пить хочу.
— А я — жить, — проворчал Баур. — Так что давайте лучше забьем самого бесполезного.
На другом краю оживился Али.
— Верно, верно. Только надо решить, кто из нас бесполезный на данный момент. Вот я, например, являюсь мотором всей нашей дружной компании. Не так ли?
— А я… — запищала жалобно Линда. — Я… да я ведь женщина! И, между прочим, единственная на острове.
— Если бы на этом квадратном сантиметре жила хоть одна макака, я б на тебя и глазом не повел, — злорадно заметил Баур.
— Вот видишь, Баур, ты разлагаешь наше общество, морально угнетаешь народ, тебя надо съесть, — немедля занудил Али. — У нас ведь демократическое общество, давайте вынесем этот вопрос на голосование. Итак, кто за принятие решения — поднимите руку. Ну-ну, смелее, не стесняйтесь, голосуем открыто.
Вверх удивительно резво взметнулись две руки.
— Ну что ж, большинством голосов победу одержал Баур, — продолжал Али, кивая Линде. Они заползли с двух сторон и начали оттеснять Баура к океану.
— Добро пожаловать на «Хан Каспий», — ворчал себе под нос Баур. — Удобные каюты, роскошные бары-рестораны, богатое меню… вот подлецы. — Он вдруг почувствовал, что находится по шее в воде. — На обед имеется только одно блюдо — «Баур в собственном соку». И как меня сюда занесло?
Двумя неделями ранее, борт лайнера «Хан Каспий»
Каспийское море было как никогда спокойно. Ласковый теплый вечер ложился последними закатными лучами на вычищенные палубы корабля. Первоклассный лайнер «Хан Каспий» легко рассекал серебристые волны.
Музыка веселым потоком лилась со всех сторон, звенел дорогой хрусталь, непринужденно смеялись светские дамы, богатые кавалеры раскуривали неизменные кубинские сигары.
Баур перехватил у бегущего официанта бутылку вина и лихо очутился за столиком своих новых знакомых.
— Не скучали? — широко улыбнулся он.
— Что ты, Баур. Али оказался хорошим рассказчиком. Представляешь, он побывал почти на всех континентах, ну прямо как Индиана Джонс! — Линда расплылась в ответной улыбке.
— О, вы мне льстите! — как бы скромно, но в то же время самодовольно ответил Али.
— Имея деньги на такой корабль, можно позволить себе колесить по всему миру. — Баур заботливо разливал по бокалам ароматный напиток.
— Неужели он ваш?! Такой огромный! — Линда по-новому оглядела своего соседа по столику. «Как все-таки полезно бывает выходить вечерами на свежий воздух. Шутка ли, повстречаться с таким человеком!» — подметила она себе.
— Да ерунда, сущие мелочи, три туза и джокер — вот цена моего лайнера. Играйте чаще в карты, друзья, и посещайте иногда Капшагай, — посоветовал Али с таким видом, будто поведал секрет своего успеха. «Не говорить же этим несчастным, что туз у меня был в рукаве, а джокера пометили еще до игры».
— Ох, меня так раздражают все эти игорные заведения, они ужасно пошлы, глупы и безрассудны! И как только власти их терпят?
— Мне кажется, вы не совсем правы, Линда, — покачал головой владелец быстроходной плавучей гостиницы. — Во-первых, люди там получают удовольствие, которого, увы, так мало в нашей скучной серой жизни, а во-вторых, сами власти получают с игорных заведений денег больше, чем со всех отелей, ресторанов и магазинов вместе взятых.
— Что вы все о деньгах да о властях — давайте лучше отдыхать. Посмотрите, как аппетитно выглядит эта телятина в белом соусе! — Баур с удовольствием орудовал ножом и вилкой, пытаясь как можно благовоспитанней засунуть прожаренный кусок мяса в рот.
— Пожалуй, я откажусь. С моей профессией приходится постоянно следить за фигурой, — пояснила Линда. «Тем более, мне не к лицу лишние двадцать килограммов. А вот тебе, жирный осел Баур, не помешало бы сесть на диету», — мысленно добавила она и обратилась к Али: — У вас здесь очень уютно, я рада, что могу это сказать лично вам.
— Добро пожаловать на «Хан Каспий», мы всегда рады столь обаятельным гостям, — торжественно проговорил Али. — Здесь все к вашим услугам: и удобные каюты, и роскошные бары-рестораны, и богатое меню.
— Про меню мне нравится больше всего. Я впервые в морском путешествии и никогда не знал, что здесь так отменно готовят, — пережевывая замасленного омара, пробормотал Баур.
— А вот попробуйте деликатес острова Ашур-Ада — «Хвосты гигантских тюленей». Блюдо для настоящих гурманов!
Баур с опаской попробовал предложенную еду и разочарованно сморщил лицо:
— Или я не гурман, или ваш повар отъявленный негодяй. Думаете, это можно есть?
Али озадаченно посмотрел в тарелку и виновато произнес:
— Странно… Иранцы уверяли меня, что это очень вкусно. В следующий раз придется дегустировать самому. Море не терпит лжи.
— Море… — мечтательно пролепетала Линда. — Золотые пляжи, теплая морская волна, солнце над головою — и никого. Ни машин, ни дорог, ни этих мирских забот. Боже, как я мечтаю оказаться на необитаемом острове, да еще в обществе таких благородных джентльменов, как вы!
— Да, это выглядит довольно романтично, — поддержал Али. — Только представить, что не нужно никуда спешить, никому не быть должным, не зависеть, в конце концов, от обвалов на фондовых биржах — и душа сама прямо рвется на ваш загадочный, на ваш, я уверен, прекрасный остров. Как жаль, что мы привязаны к своим делам, своей работе, иначе я б немедленно перенес мой лайнер к каким-нибудь Фолклендским островам.
— Не знаю, как вы, а мне и здесь неплохо, — доедал клубничный бисквит неутомимый Баур. — И вообще, что мы будем есть на этом острове?
— Какие у вас низменные взгляды! — горячо воскликнула Линда.
— Почему вы думаете только о еде? А как же духовная сторона вопроса?
— Вспомним того же Робинзона Крузо и Пятницу. Они много лет прожили на необитаемом острове и сумели себя прокормить. Есть ведь много способов добывания пищи, дорогой мой Баур, будь то охота или рыбалка, — со знанием дела продолжил Али мысль Линды.
Темнело. Легкий бриз медленно сменялся прохладным ветром, густые свинцовые тучи заволокли только что появившийся месяц. На палубах смолкла музыка, пассажиры разошлись по каютам. Корабль чуть покачивался на волнах. Ночью начнется шторм, и только трое смогут выжить среди обломков злосчастного «Хана Каспия»…
Эпилог
Поисковые катера бороздили просторы океана в тщетной попытке обнаружить выживших пассажиров морского лайнера.
На тридцатый день после крушения удалось найти одного счастливца. Он чудом смог выбраться на маленький необитаемый остров, где каким-то немыслимым путем избежал голодной смерти. В его глазах было удивительное спокойствие, при встрече с поисковым отрядом он вел себя вполне естественно, говорил отчетливо, отвечал на вопросы.
Когда речь зашла о том, как этот человек продержался целый месяц без воды и пищи, он с улыбкой пояснил, что по какой-то фантастической случайности рядом с ним оказались два мешка тюленьих хвостов.
Видимо, сам Всевышний пожелал, чтобы простой алматинский паренек Бауыржан Айлакеров одолел в этой неравной, чудовищной битве голод, жажду и саму стихию.