ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ОПРОКИНУТОГО МИРА

*

ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ОПРОКИНУТОГО МИРА

Алексей Колчев. Несовершенный вид. Нижний Новгород, Приволжский филиал Государственного центра современного искусства, 2013, 118 стр. («Поэтическая серия Арсенала»).

Алексей Колчев. Частный случай. Шупашкар, «Free poetry», 2013, 88 стр.

Недалеко от центра Рязани расположен довольно крупный зеленый массив. Создавая его чуть более века назад, тогдашняя городская администрация придумала бодрое и нравоучительное название: Сад трезвости. Угадали, как теперь называют это место? Верно: Пьяный парк. И по делу вполне называют. Нет, порою тут происходят весьма интересные события — Умка, например, со сцены поет, — но большей частью от апреля до следующего снега зеленые лавочки, расположенные на склонах бывшего оврага, заняты выпивающим людом. Студенты, художники, музыканты, охранники совместного российско-германского обувного предприятия ООО «Рязаньвест», лица без определенных занятий, милые барышни — все эти пересекающиеся подмножества употребляют разное. Например, пиво. Через известное время то пиво начинает человека сподвигать. Туалетов, оборудованных муниципалитетом или коммерческими структурами, в пределах доступного обзора нет, и граждане импровизируют. Логично было б устроить скрытое место в нижней части, но там сцена. Очевидно, место сакральное, или не знаю. Во всяком случае, нуждающиеся ходят вверх, за детские аттракционы. А сила земного тяготения — она ведь сурова и на всякую жидкость действует идентично, побуждая стекать вниз, где люди выпивают на скамейках.

Короче сказать: это в зеркале перепутаны лишь право и лево. В обыденности же нашей свободно переменяются местами верх и низ, перспектива и ретроспектива, добро и справедливость. А уж про перемену смысла имен, понятий и терминов даже говорить смешно.

Опрокинуты ли смыслы в городе Рязани более, чем в иных городах? Вряд ли. Хотя вот Михаил Евграфович, трудившийся некогда тут помощником губернатора, а ныне сделавшийся памятником, выглядывает на улицу Николодворянскую (бывшую Свердлова, бывшую Николодворянскую) крайне робко. Он, по одной из версий, писал город Глупов с тогдашней Рязани, однако действительность удивляет, кажется, и его.

Нет, Рязань, конечно, аномальна ничуть не более, чем любой иной наш город, но поговорка про «всяк по-своему с ума сходит» относится не только к людям. Дело не в градусе безумия, но в его, так сказать, направленности.

Заходит ли в Пьяный парк поэт Алексей Колчев? Вообще, будучи человеком непьющим, должен: в рамках перепутанного мира это единственно допустимый вариант. Хотя чего гадать-то? В текстах все очень прозрачно:

через бараки и анкеты

носилки сумки веера

плывет неведомой планеты

уже забытое вчера

разбиты боги горьки мифы

и мы с печалью заодно

как древнегреческие скифы

пьем неразбавленным вино

(из книги «Несовершенный вид»)

Да, именно так: без рефлексий посидеть хорошо в Пьяном парке города Рязани получится лишь у восторженного первокурсника или, напротив, — у человека, совсем уж запредельно страждущего по спасительной дозе жидкости. Прочие же, образующие локальное и спаянное большинство, могли б, скинувшись, заказать доску из жаропрочного материала с вышеприведенным стихотворением. Они б и сами рады воспроизвести сей набор ассоциаций, однако тут вдруг нужным оказывается талант.

Впрочем, сам Колчев перспективам такого вот бессмертия, думаю, не сильно б обрадовался. Он все же не поэт Пьяного парка. Более того: он даже и не рязанский поэт. Сам вот так и говорит в интервью:

— Я не рязанский автор, и это не тот ряд, в котором мне хотелось бы стоять. Ведь на самом деле нет никакой «рязанской литературы» или «рязанской поэзии». Есть русская поэзия как таковая — и она, конечно же, может быть столичной или нестоличной, но не «рязанской». Есть общий литературный процесс, а Рязань — скажем так, на обочине этого процесса^[1].

Про обочину, наверное, зря, но вообще верно: автор он не рязанский, а филологический. Вот, к примеру, автопортрет:

как из харькова введенский

еду я невесть куда

профиль датский или детский

небольшая борода…

(из книги «Несовершенный вид»)

Это не кокетство, так просто удобнее сказать для своих. Именно об этом писал в давней уже статье Вл. Новиков:

«…есть такой вид поэзии, где и автор, и читатель — хорошо понимающие друг друга филологи-авгуры, а третий — лишний. Хорошо это, плохо ли, но имеет место такой упрямый факт»^[2].

Нет, для понимания стихов этих наивысшее филологическое образование отнюдь не нужно, но вот знание корпуса имен и текстов, системообразующих для нынешней действительной поэзии, вероятно, потребуется. Это важно даже не для распознания и ласкового кивка таким вот игровым, в сущности, текстам, как, например:

расцвел сапгирник на пригорке

в усадьбе госпожи холин

случились нынче у егорки

хандра бессонница и сплин…

(из книги «Несовершенный вид»)

Но для восприятия вещей куда более важных, тех, где автор уходит за исходный текст, открывая дивные порой перспективы. Вот, скажем, Кафку дописывать — безнадежное дело, но тем интереснее, когда сие получается:

ars amandi

пустая стоит квартира

человек превратился в насекомое

муху таракана жука

вот и наступило искомое

преображение себя и мира

расправил крылышки и пока

(из книги «Несовершенный вид»)

Сопротивление бытию одновременно с приятием этого бытия: на проблему загробной жизни ведь можно взглянуть еще и вот так. Цель здесь — не добавить парадоксальности, но, наоборот, немного нормализовать этот перевернутый мир. Результат, однако, получается чуть иным. Впрочем, очень достойным. Опрокинутый мир, пропущенный через линзу чужих текстов, не превращается в мир разумно устроенный, но вдруг становится пригодным для индивидуального пользования:

так бабочка хотела быть монахом

как женщина хотела быть семьей

самоубийца — прахом

земля — змеей

самозабвенье вымысла и смысла

распятого между сейчас и тут

где радуга над липами повисла где молятся и числа чтят и чтут

(из книги «Несовершенный вид»)

Ну да: отсылка к Велимиру Хлебникову очевидна. Как очевидна отсылка к Георгию Иванову в тексте, использующем ту же синтаксическую конструкцию «так… как»:

кому грибочки а кому акации

так тело жаждет разрешенья уз

как старички из первой эмиграции

с концом войны рвались в союз

и кажется: уже дорожка ближняя

где в ирей караваны светлых птиц

душа пылинка запятая лишняя

в реестр перемещенных лиц

(из книги «Несовершенный вид»)

Но что в этом плохого-то — в отсылках? Литература за прошедшие века сделалась столь изобильной, что позволяет создать локацию для индивидуального пребывания и обустраивать ту локацию по собственному вкусу. Скажем, сообразуя людей и знаки, не имеющие собственного фонетического значения. Например, пробелы:

вот человек изучающий муху < >

вот человек получающий в ухо %

вот человек сочиняющий ноту §

вот человек!

0000080000000

а вот нет человека:

нет никого тут

нет ничего тут

только

какое-то

эхо

(Из книги «Несовершенный вид»)

Человек сочинил мир, где интересно гостить. И замечать конструкции, позаимствованные из других миров тоже интересно очень.

Все цитаты, приведенные выше, взяты из хронологически второй книги Колчева — из вышедшего в Нижнем Новгороде «Несовершенного вида». Так что? Другая книга менее интересна? В общем, нет. Более того, у нее есть кое-какие приятные особенности. Например, сугубо внешние, связанные с работой издательства. Снова дадим слово автору:

— Книга ручной работы: суперобложка и обложка представляют собой линогравюры, выполненные художником Игорем Улангиным. Кроме того, в каждую книгу вложена им же нарисованная открытка. В связи с таким исполнением сборник вышел очень небольшим тиражом и уже практически разошелся^[3].

Все так, но есть один достаточно тонкий момент, возможно, характерный именно для дебютного сборника. Алексей Колчев, живущий в Рязани, издавший первые свои книги в Чебоксарах (на обложке значится очень уютный вариант названия города: «Шупашкар») и Нижнем Новгороде, автор замечательно непровинциальный. Более того, осознающий дешевизну провинциального успеха и эффектно над этой дешевизной посмеивающийся:

художник

отрежу

уши

буду

как два

ван гога

умру

тоже

дважды

первый

в восемьдесят пять

второй

в сто четыре

рисовать

не хочу

не буду

(Из книги «Несовершенный вид»)

Так вот: этот замечательно непровинциальный автор вдруг начинает доказывать свою непровинциальность! И занимается этим почти всю первую половину сборника «Частный случай». Разнообразие ритмов и техник, эффектные, непустые высказывания, культурный бэкграунд… Но зачем? Рискну-таки предположить «зачем». В Рязани не просто намного меньше поэтов, нежели в Москве, но гораздо меньше поэтов на душу населения. Я имею в виду души, готовые воспринимать стихи, конечно. Скажу неполиткорректную вещь, но в Рязани относительное количество таких воспринимающих душ, вероятно, больше, нежели в столице. Все-таки там не так размыт культурный пейзаж города людьми, приехавшими на постоянное или временное место обитания по разным поводам. А поэтов — немного. Хотя и не мало — имена Сергея Свиридова, Ольги Мельник, Юлии Грековой или, скажем, обитающей между Рязанью и Москвой Елены Горшковой вполне на слуху. И будем честны: каждый из этих литераторов с более или менее высокой степенью достоверности поддается определению своей поэтики. Это ни в коем случае не указание на потолок роста: я сознательно перечислил авторов, находящихся в движении, но у каждого из них есть свой стиль и свой космос.

А вот начало чебоксарской книги Колчева будто говорит: смотрите — я вот так вот еще умею. Я вот это еще освоил. К счастью, Колчев — поэт хороший, и к середине сборник этот действительно обретает стройность и смелость. Смелость и в сугубо поэтическом смысле, и в иных. Ну вот сколько у нас за последние года полтора излилось громокипящих кубков гражданской лирики и «новой социальной поэзии»? А существенного мало кто сказал:

Возвращаясь

с митинга козлогласных

гражданин борщев

был задержан

за сугубую приверженность дионису

и площадной афродите

по суду

дали пятнадцать суток

ареста

эту новость

мгновенно распространило

множество интернет-порталов блогов

партия «вакханки россии»

гневно осуждает

клеймит позором

преступные действия

варварского режима

гипербореи

(Из книги «Частный случай»)

Ну да. Схожий прием использовал Давид Самойлов в «Свободном стихе» о позднем Предхиросимье, но у него все ж речь шла о взгляде из времен сильно отдаленных. А здесь — хорошее и тщательное осознание: «Так было, так будет».

Впрочем, умением сказать напрямую автор не злоупотребляет. Столь же удачны бывают недоговоренности, подобные снятой им в строку позаброшенной рекламе: ВЕЖАЯ ЫПЕЧКА. Или вот парадоксальные сопряжения, вдруг оказывающиеся чудо как точными:

джим

моррисон

курт

кобейн

левая лапка

лягушки

все они

живы

(Из книги «Несовершенный вид»)

Именно тут — на пересечении филологических наблюдений и странной нашей обыденности — опрокинутый мир вдруг обретает славную четкость. И делается этот мир на краткий момент доступным к рассмотрению и даже пониманию. Впрочем, нечто очень схожее писал в уже процитированной тут статье Владимир Новиков: «Чтобы стать поэзией, филология действительно должна загреметь с моста, разбиться и воскреснуть».

Иногда у Колчева это получается сделать. Вернее — когда он позволяет филологии в своих стихах разбиться, получается почти всегда. Ну, очень часто, по крайней мере.

Андрей ПЕРМЯКОВ